Николь отмечает, что ему идёт расхлёстанный вид – идут растрёпанные кудри, лихорадочно блестящие глаза и шальная улыбка.
Там, в клубе, он показался ей другим. Тогда она не почувствовала в нём ничего хищного, но сё же хищность в нём была – лисья, плутовская и злая.
– Присядь, а то устанешь, целый день ещё впереди. Ты оглохла, что ли? – улыбка стекается с его лица. – Я сказал – иди и сядь. Ты моя прислуга и должна слушаться.
Николь пытается сесть в кресло, стоящее через столик от блондинистого наследничка, но тот проворно хватает девушку и тянет на себя. В результате, потеряв равновесие, Николь оступается и вынужденно падает на диван. С довольной гадкой улыбочкой Дианджело перебирается с кресла к ней на диван, усаживаясь рядом:
– Познакомимся поближе? – закидывает руку на спинку дивана, словно обнимает.
Николь чувствует её спиной и шеей.
– Итак тебя зовут Николь, это мы теперь знаем…
– «Мы»? Этим словом в семействе Стрегонж принято обозначать себя любимого? – проявляет Николь сарказм.
Дианджело разворачивается к ней всем корпусом. Он сейчас так близко, что можно ресницы на его глазах пересчитать. Хотя нет, нельзя. Их слишком много. Она пушистые и, кстати, неожиданно тёмные при таких светлых волосах.
Николь где-то когда-то читала, что тёмные брови и ресницы – это признак породы в человеке. Только она в породы не верит даже тогда, когда речь идёт о братьях наших меньших. Селекция путь к вырождению, значит и «породистость» у аристократов хорошего не значит.
– Пытаешься быть дерзкой девчонкой из любимых мелодрам про хороших девочек и плохих мальчиков?
– Я не смотрю мелодрамы. Предпочитаю ужастики.
– «Дневники вампира»? – кривит он губы в улыбке-трещине.
– «Ходячие мертвецы».
– Бойся живых мертвецов! Мой братец наверняка сейчас сказал бы, что ты в обществе одного из них. Хорошо, что его сейчас с нами нет, вместе с его дурацкими замечаниями. Давай лучше выпьем?
– Не могу. Я на рабочем месте.
– Я твой работодатель и сам тебя угощаю, так что расслабься.
– Здесь нет вина.
–Его просто не видно с этого места. Оно стоит вон в том шкафу. Правда, наверняка теперь тёплое, ну, да и пофиг. Я сам принесу. Поиграем в ролевую игру: «прислуга-гостья».
– Не утруждайтесь, добрый господин. Я не пью.
– Как – не пьёшь?
– Ни грамма.
– Религия не позволяет? Ерунда! Всё пьют. И ты будешь.
– Нет, – говорит она со спокойной уверенностью, заставляющей Дианджело поглядеть на неё пристальнее, с лёгким раздражением.
– Послушай, мелкая…
Вообще-то они были с этим хлюпиком почти одного роста!
– Правила такие, запоминай. Когда мега-крутой, мега-привлекательный, мега-классный и мега-богатый парень снисходит до того, чтобы предложить выпить такой мелкоте, как ты, ответ может быть только один – да. Это понятно?
Усмешка кривит уголки рта, издёвка слышится в голосе. Создаётся впечатление, что он подтрунивает не только над неё, но и над собой.
–– Я не пью, – упрямо стоит на своём Николь.
– Тот, кто смеет мне перечить нарывается на неприятности. Ну, не пьёшь, так не пьёшь. Поиграем в другую игру.
Дианджело придвигается ближе. Николь нарочито показательно отодвигается. Он вновь сокращает расстояние.
Если бы коты ухмылялись, загоняя мышь в угол, то улыбались бы они так, как улыбался сейчас Дианджело. Николь и правда загнала в угол. В прямом смысле этого слова – в угол дивана. Отодвигаться некуда.
На мгновение её сердитый взгляд задерживается на его лице. Высокий лоб, прямой нос, рельефные скулы. И губы – розовые. Нижняя – мягкая, ровная, пухлая; верхняя – словно чётко очерченный лук, волна с двумя гребнями.
– Любишь игры? – поднимает он бровь.
– Нет.
– Думаю, на самом деле, любишь. Просто до сих пор не было достойных игроков.
Он наваливается на Николь быстро и резко, придавливая собственным телом к дивану.
– Что ты творишь?! Пусти!
Губы плохо слушаются – его лицо слишком близко от лица Николь. Его прикосновения жгут, будто до неё дотронулись металлом.
Она и правда боится, что боль в любой момент станет настоящей. Что среагирует её внутренняя магия или кольца-артефакты, пытаясь этот чёртов дар удержать.
Голода Николь пока не чувствовала – только страх.
– Пусти, идиот! – повысила она голос и забилась в его руках сильнее. – Отпусти, сейчас же!
Николь шипит змеёй. Извивается, как змея, пытаясь выскользнуть, вывернуться из-под жилистого тела. Но ничего не выходит! Её сопротивление только сильнее распаляет блондина. Он запускает пальцы ей в волосы, сжимает так крепко, что она замирает. Ведь если продолжит, он снимет с неё скальп, ну, или вырвет клок волос – это уж точно!
Дианджело целует Николь. Целует, как в последний раз! Легко прихватывает зубами то нижнюю, то верхнюю губу. Играет, будто он и правда кот, а она – маленькая, серая мышка.
Как не пытается она сопротивляться, но в теле вспыхивает пожар и от его поцелуев становится сладко. Слишком. Эта сладость бьёт по горлу, бежит по венам, готова сорваться стонами, обжигая резкой болью руку.
Боль возвращает ей разум. Воспользовавшись тем, что увлечённый страстными поцелуями Дианджело ослабил контроль, утратив бдительность, Николь рванулась и выскользнула, скатившись с дивана.
В следующее мгновение она, что есть силы, рванулась к спасительной двери.
– Стой!
Ну, конечно!
Останавливается она, лишь влетев в спальню и заперев дверь на замок. Как назло, напротив зеркало. И она в нём отражается в полный рост.
А это жутко. Браслеты и кольца святятся синим, глаза – алым. Вся фигура словно окутана туманом. Такими в книгах описывают выползающих из лощины голодных упырей, ищущих, кем поживиться.
Испуг смыл последние остатки вожделения. Сияние погасло. Но страх и тревога – нет.
Неужели Дианджело тоже видел это?.. Чёрт! И как с этим жить?.. Что-то срочно нужно придумывать и решать с этим инфернальным свечением. Сложно объяснить подобные явления людям.
«В следующий раз может и правда проще будет просто выпить с этим кретином?», – вздохнула Николь.
Но знала, что просто точно не будет.
Глава 7. Ещё одна ночь
Нельзя жить среди людей, сверкая алым огнём в глазах и распространяя вокруг себя светящийся туман. Нельзя – хоть тресни. Люди верят, что вампиры, оборотни, суккубы – это всего лишь фольклор. Так должно оставаться и впредь. Не Николь нарушать славную вековую традицию.
Проблема как раз и заключается в том, как отыскать способ, чтобы её не нарушить?
Меньше всего Николь хотелось обращаться к Клоду.
Даже мысленно она не могла заставить себя думать об инкубе, как о брате, пусть даже и сводном. Но от правды никуда не деться – он единственный, кто может помочь найти способ затеряться в толпе и не отсвечивать. Придётся наступить на горло одному своему страху, чтобы справиться с другим.
Николь заставила себя отыскать в памяти телефона номер, по которому можно была связаться с ним.
Колебаться бессмысленно – раз решено, значит, нужно двигаться вперёд. С тяжёлым сердцем она коснулась зелёной кнопки вызова ни панели смартфона. Несколько гудков.
А потом ласкающий бархатный голос с придыханием отозвался:
– Да, маленькая сестрёнка? Слушаю тебя. Весь внимание.
В воображении Николь возникла яркая картинка: на чёрном и гладком, прохладном атласе лежал обнажённые тела. Красивые стройные женщины с пышными волосами и кроваво-алыми пухлыми губами, при одном взгляде на которые у любого мужчины вскипает кровь льнёт к его стройному телу с двух сторон, скользят ладонями по гладкой коже, изнемогая от неги и желания.
– Тебе удобно говорить? Не отвлекаю?
Короткий смешок.
Ей то ли мерещится, то ли и правда слышится ускоряющееся дыхание, накаляющееся, как воздух в знойный день.
Раскалённый воздух пустыни. Звенящее монисто. Страсть…
– С тобой мне всегда удобно говорить, ангелочек. Выкладывай, что у тебя случилось.
– У меня… – чёрт! Ну как же рассказать о таком?! – Я прошла инициацию.
– Поздравляю. Ну, и как впечатления?
– Отвратительно!
– И зачем же так нагло врать? Даже если твой любовник был бревном или извращенцем, в руках пусть даже не опытного вампира пища не вкусной не бывает.
– У меня теперь то и дело глаза светятся и… я сама начинаю то ли светиться, то ли туманом окутываться! Это вообще нормально?
– Надеюсь, ты инициировала наш разговор не затем, чтобы задавать глупые вопросы, ответы на которые ясны, как день? Ответ – нет.
Николь фыркнула в трубку:
– Я так и предполагала, но решала, на всякий случай, уточнить. Почему это происходит и что мне с этим делать, братец?
– Братец, – он словно пробовал это слово на вкус, перекатывая на языке. – Ты никогда меня так не называла?
– Отчаянные времена требует отчаянных мер. Так можно с этим гало-эффектом сделать хоть что-то?
– Это и близко не он.
– Я знаю!
– Я знаю, что ты знаешь. Лучше ответь, твоя первая жертва – ты убила её.
– Нет.
– Уверена? Если так, тогда ты офигенно-мега-сильная крутая вампирша, ангелочек. Настолько сильных среди нас, чтобы самостоятельно сохранить жизнь первой жертве, практически нет. Я не встречал и не слышал.
– Слышишь теперь! Какая разница, Клод?! Проблема не в жертве, а в том, что я свечусь, как шлюхин фонарь! Алым, мать твою, цветом!
– Всё время светишься?
– Слава богу, нет. Только когда… – Николь осеклась.
– Когда? – с живым любопытством подхватил Клод.
– Когда встречаюсь с ним.
– Моя маленькая сестренка, мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? – с мягким шёлковым смешком проговорил Клод. – Создаётся впечатление, что информация нужна мне, а не тебе.
– Тот парень, с которым я… ну, ты понимаешь?
– Трахнулась во время инициации, – с энтузиазмом подсказал Клод и Николь отвесила мысленно ему щедрых пинков и затрещин.
– Ну, да. Когда я сталкиваюсь с ним или он находится слишком близко, то всё начинает выходить из-под контроля.
– Подожди, – голос Клода зазвучал почти нормально. – Где ты исхитряешься с ним сталкиваться?
– Дома. Так случилось, что он оказался сыном женщины, у которой мне приходится работать и мы теперь практически живём под одной крышей.
Зажигательный и лёгкий, мелодичный смех раздался из трубки смартфона.
– Что смешного?! – возмутилась Николь.
