– Что будем делать? – спросил Антон.
Запрокинув руки за голову, Мостовой расправил плечи и сделал вид, что впал в состояние размышления.
– Работать. Менять версию. Раскручивать…
– Двух киллерш?
– А ты предлагаешь работать над тем, что заведет в тупик?
– Идти параллельным курсом.
– Не понял.
– Идти по избранному направлению. Когда упремся, поменяем курс.
– И как ты себе это представляешь?
– Не знаю.
– Не знаешь, а говоришь.
Послушав со стороны, можно было подумать, что разговор зашел в тупик.
По поводу умерших надежд должна была возникнуть минута молчания. И та уже витала в воздухе, как вдруг в момент наивысшего напряжения Кораблев, выйдя из-за стола, произнес:
– Я пойду, товарищ полковник. Заключение у вас. Отчет пришлю позже. Возникнут вопросы – звоните.
Все сразу встало на свои места. Мостовой вспомнил, что Гладышев пришел к нему не просто так. Тот же, пребывая под впечатлением, спешил поправить моральное состояния шефа сообщением о том, что вопрос по поводу мастера-арбалетчика сдвинулся с мертвой точки. И хотя правды в известии было, что называется, «на понюшку», рассказ о поездке в Ступино должен был заинтересовать полковника ровно настолько, насколько тот заинтересовал Гладышева.
На все про все ушло чуть более десяти минут.
– И что от твоих приключений будет иметь следствие? – Дождавшись, когда Гладышев выговорится, задал вопрос Мостовой. – Мастер-арбалетчик, умерший полгода назад? Один персонаж поменял на другой, еще более неизвестный. Знаешь, что получается, когда слагаемые меняют местами?
– Ничего.
– Ответ неверный. Человеку кажется, что он близок к истине, на самом деле отдалился на шаг. И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что понапрасну потратил время.
Взор Гладышева, потеряв остроту, начал гаснуть, что не мог не заметить полковник.
– Поиски человека, сумевшего изготовить мини-арбалет, сравнимы с поисками иголки в стогу сена. Тем не менее, это результат.
– Но есть еще дочь.
– Дочь… – Задумчиво произнес Мостовой. – Отыскать проживающего в Москве человека, зная имя и фамилию – дело двух дней. Вопрос, как выяснить причину отказа продавать дом.
Гладышев задумался.
– Может, есть смысл прошмонать?
– Без санкции прокурора? Собаки деревенские и те засмеют.
– И что делать?
– Не знаю.
Постучав по столу кончиком карандаша, Мостовой причмокнул.
– Не идет у меня из головы один факт.
– Мастерская стрельба Ивана Басманова? – произнес Гладышев.
Удивление полковника выглядело настолько откровенным, что брови не поползли, а прыгнули вверх, застыв в виде сложившихся пополам дуг.
– Откуда знаешь?
– Догадался. Могу даже сказать, почему.
– Почему?
– Потому что Басманов и вы примерно одного возраста. Владея арбалетом, тот мог оказаться убийцей Четвертного.
По движениям плеч было понятно, полковник крайне изумлен.
– Надо же. А я уже начал было подумывать, что отношение молодежи к старшему поколению начало входить в состояние деградации.
– Зря вы так, – обиделся Гладышев. – Я и Черкашин дело ограбления коллекционеров помним наизусть. Как только стало известно, что Мытника убили из арбалета, первое, что пришло в голову – убийство Четвертного.
– И на том спасибо.
Принимая благодарность, Гладышев ощутил желание повергнуть начальника в моральный нокдаун.
За ощущениями последовала мысль, за мыслью слова:
– Хотите, скажу, о чем подумали, когда узнали, что Басманова посещает дом родителей?
– Говори, – подперев кулаком подбородок, произнес полковник и тут же, дабы не потерять инициативу, добавил. – Ты, я вижу, сегодня в ударе, предположения так и прут.
Взяв в руки кружку с недопитым кофе, Гладышев поднес к губам. Сделав глоток, поставил на место.
– Что, если отец передал дочери навыки владения арбалетом?
– Намекаешь на то, что Мытника завалила Басманова?
– Строю предположения.
– М-да, – взяв в руки заключение экспертизы, полковник отложил его в сторону. – Предположения твои могли быть верны, если бы не одно «но»: киллерш, согласно вот этой самой бумаге, две.
– И каков же вывод?
– Вывод один: надо держать совет. Одна голова хорошо, две лучше, три – надежда на успех.
– И чья голова будет третьей?
– А ты не догадываешься?
– Матвея?
– Его родимого. Его.
Пробежавшая по глазам полковника усмешка придала Гладышеву уверенности ровно столько, сколько тот имел после посещения Чернецкого. Часть ее он растерял, ознакомившись с заключением экспертов.
– Когда едем?
Глянув на часы, Федор Николаевич поднял трубку телефона.
– Говорит Мостовой. Машину к подъезду.
––
Хорошо, что Гладышев успел предупредить Матвея о том, что в госпиталь едет не один. В противном случае потребовалось бы время, чтобы тот сумел собраться с мыслями.
Как и ожидалось, пару минут ушло на разговор о ранении, на вопросы, как кормят и чем лечат. После этого последовал удар по нервам в виде обвинений в непрофессионализме, дилетантстве, а также отсутствии мозговых извилин.
Когда словарный запас по поводу несоответствия должности и званию иссяк, полковник перешел к делу.
– Что скажешь по поводу заключения экспертов?
– Я? – Удержав взгляд, Матвей задумался. – Не имей заключение официального статуса, посчитал бы бредом. А так… Думаю, микрочастицы есть не что иное, как подвох. И это в худшем случае. В лучшем – ротозейство.
– Ротозейство?
Мостовой, глянув в сторону Гладышева, наткнулся на полный недоумения взгляд.
– Да, – продолжал удивлять Матвей. – На стрелу могли плюнуть специально, чтобы увести следствие в сторону.
Не ожидая, с какой легкостью Черкашин начнет разгрызать орехи версий, о которые он – полковник МУРа – чуть не поломал половину зубов, Мостовой опешил.
– Думаешь, нас дурачат?
– Предполагаю, или, как выражаются в кругах юридически подкованных людей, допускаю.
– Чтобы допускать, нужны основания.
– Оснований нет. Есть интуиция, которая подсказывает, что начать надо с разработки стратегии предстоящих действий. И чтобы о ней знали только вы, Федор Николаевич, я и Гладышев.
Не понимая, к чему клонит Черкашин, Мостовой решил задать вопрос в лоб.
– Говори прямо – есть подозрения в утечки информации?
– Ни подозрений, ни сомнений. Есть правило – не верь никому, даже самому себе.
– Надо же, а я думал, верить надо всем, – улыбка полковника была похожа на усмешку. – Сомневаться, проверять, при этом не терять веру.
– Вы неправильно поняли, – попытался защититься Черкашин, чем разозлил Мостового еще больше.
– С такой позицией прямая дорога в НКВД или в Гестапо. Слава Богу, ни того, ни другого уже нет. Что касается правила, то оно гласит: потеря веры в людей сравнима с потерей себя.
– Это не позиция, мера предосторожности.
Нахмуренные брови говорили о том, что в голове Черкашина начали набирать обороты процессы обратной связи, когда требовалось объяснить то, чего он сам до конца не понимал.
– Извини, капитан, – не дал закончить Мостовой. – Любая мера должна иметь причины возникновения. У тебя такой причины нет.
– Есть! – Воскликнул Черкашин. – Мне не нравится, как продвигается следствие.
– Что значит – не нравится?
– Это значит, что есть моменты, которые невозможно объяснить словами и которые не поддаются логике.
– Например?
– Например, история с записной книжкой и то, как мы на нее отреагировали – практически пошли на поводу.
– А ты хотел, чтобы оставили без внимания?
– Я только констатирую факты.
– Ладно. Констатируй дальше.
– Арбалетчица наведалась в квартиру Мытника задолго до того, как там оказались мы. Что могло заставить незнакомку пойти на столь серьезный шаг? Стремление отыскать то, что должно было превратить риск из неоправданного в оправданный. Насколько трудно было решиться, но ведь решилась. Ради чего?
Замолчав, Матвей вопросительно глянул на полковника.
– И в чем прикол? – воспользовавшись заминкой, произнес Антон.
– Прикол в том, что мы направляем в квартиру людей, которые просвечивают стены и ничего не находят. Факт более чем странный. Арбалетчица знает – тайник есть, иначе бы рисковать не стала. Мы же без всякого риска не только не можем ничего найти, но, и заявляем, что в квартире Мытника нет потаенных мест.
– Честно сказать, история с тайником меня не то, чтобы напрягает, но и не дает расслабиться, – вынужден был признаться Мостовой.
– Теперь о том, что касается заключения экспертов, – поблагодарив полковника взглядом, продолжил говорить Черкашин. – Не верю, что киллерш было две. Не верю и все.
В воздухе еще витали произнесенные Матвеем слова, но на какое-то время установилось молчание. Потребовалась минута, чтобы все трое привели в порядок мысли и смогли систематизировать услышанное.
Первым на призыв Черкашина держать ухо востро отреагировал полковник.
