Диана услышала, как хлопнула входная дверь.
– Куда ты? – выскочила она на лестницу.
Но услышала лишь звуки шагов внизу, чтобы не терять время, он даже не стал ждать лифт. Куда он? На улице дождь, он болен, ничего не помнит, заблудиться. Диана быстро надела плащ, захлопнула дверь и побежала на улицу.
Дэн, задыхаясь, стоял под холодным дождём, быстрый спуск по лестнице, нервный всплеск дались тяжело, сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, болели сломанные рёбра. Что ему делать? Куда идти? Денег нет, документов тоже, в новом телефоне только номер Дианы и отца с матерью, а он не хочет их ни слышать, ни тем более видеть. Дождь ледяными иглами сёк лицо, серый двор с одинаковыми панельными домами, деревья, роняющие последние листья, припаркованные грязные машины всё начало кружится в странном танце, он проваливается в этот водоворот, в эту серость, в эту грязь… Вдруг кто-то его выдернул из этой пропасти, прижал к себе, и ему стало уже не так страшно, и не так холодно, он вдыхал запах волос, женского тела, сердцебиение понемногу приходило в норму, в глазах светлело.
– Пойдем домой, – услышал он шёпот Дианы, и ему впервые не захотелось отстраниться от неё.
В квартире он сел на краешек дивана, обнял себя руками, чтобы унять дрожь, значит это и есть его жизнь? Среди одинаковых домов, среди серых лиц, в чистой, но очень скромной однокомнатной квартире. Что делать? Как жить дальше? Диана будет его содержать или родители? Какой из него журналист? Двадцать пять лет, двадцать пять… и надо начинать всё сначала и никакой определенности.
Диана принесла полотенце, но не предложила ему помочь вытереть волосы и лицо, молча подала и ушла варить кофе. Что ж, он выпьет кофе, и постарается взять себя в руки, жаль, что к кофе нет сигареты. Стоп, почему сигарета? Даниил не курил никогда. Во рту появился привкус никотина, кажется, душу бы сейчас продал за одну затяжку.
– Фу, чего такой сладкий? – поморщился Дэн, отхлебнув из чашки.
– Как всегда, три ложки, – ответила Диана.
– Три? С ума сойти. С этого момента я кофе сам буду себе варить, ладно? Слушай, а сигареты у тебя нет?
– Откуда? Мы некурящие.
А через пару часов, не выдержав никотиновой ломки, Дэн спустился в магазин, пока Диана была в ванной.
– Ты что? – воскликнула она, увидев, что он закуривает на кухне.
– Мне кажется, что я очень даже курил. Во всяком случае, мимо табачной лавки я пройти не смог.
Сигареты и кофе, такое знакомое удовольствие…
Когда они впервые после больницы собрались ехать к врачу, Диана хотела сесть за руль, но Даниил почти силой отпихнул её от водительского сидения и сел сам. Конечно, он водил машину и раньше, но сейчас он нервный, агрессивный, город не помнит, и скорее всего правила дорожного движения тоже. Но Дэн, сунув в рот сигарету, включил навигатор и небрежно сказал:
– Нормально доедем, детка.
Детка? В его жаргоне никогда не было этого словечка. Что это за обращение? Как будто не к супруге, а…. Он резко дёрнул с места, подрезав кого-то, и понёсся вперёд.
– Дэн, ты так не ездил!
– А что? – удивился Дэн, и, увидев свободный ряд, резко вильнул влево.
– Аккуратнее, так и врезаться можно.
– Ладно тебе, не переживай, я в своей стихии. Машинка правда слабовата.
Диане пришлось привыкать к запаху сигарет, к резким словам и замечаниям, к отсутствию физической близости, Дэн не давал до себя даже дотронуться, спали они тоже порознь. В одну из первых ночей после больницы, Диана попыталась лечь с ним рядом, чтобы может хоть лаской напомнить о себе, Дэн уже спал, и она прислонилась к его острому плечу,
– Элла? – пробормотал он.
Какая Элла, что он бредит?
– Данечка, это я.
Дэн мигом проснулся, отпихнул Диану и вскочил с кровати.
– Никогда меня не трогай, – жёстко и холодно сказал он и ушёл на кухню. Диана уткнулась в подушку и расплакалась.
А через пару недель, почувствовав, что она больше не нужна ему, и даже мешает, Диана уехала к своим родителям, потому что жить рядом с новым Даниилом она не смогла. Слишком резкие и явные изменения в нём произошли Он изменился во всём: в мыслях, чувствах, вкусах, привычках, увлечениях. Он наотрез отказался от покупки ему обручального кольца, он сократил её имя с «Дианы» на «Дану», не стал возобновлять общение с прежними друзьями, попросил её больше не сопровождать его к врачам, и со всеми домашними делами прекрасно справлялся и без её помощи. И вообще вёл себя так, как будто всю жизнь жил один и не привык с кем-то считаться. Когда она объявила ему, что уезжает, он на прощанье лишь посмотрел на неё пустыми глазами и кивнул. Змея сжимала сердце холодными кольцами всё сильнее, и всё тяжелее было сдерживаться, какое счастье, что Диана уходит.
Рассказав об этом своей сестре, она услышала то, в чём боялась себе признаться:
– Ты что слепая? Это же не Дэн, – ответила Юлька, затягиваясь крепкой сигаретой.
– Не придумывай! И кто же это? И экспертиза подтвердила.
– А я почём знаю? – Юля равнодушно пожала плечами. – Экспертизе я не верю, а верю своим глазам. И этими глазами, я вижу, что это не Дэн. Что я Дэна не знала?
Глава 5. Потрясение
Даниил был рад, что наконец остался один без докучливого внимания и заботы. Он был полностью поглощён собой и своими ощущениями. Всё время думал, анализировал, и пытался разобраться в себе.
В этом доме всё ему было чужим. С фотографий на него смотрел чужой человек. Родители, жена, друзья ему тоже были чужими, он не понимал, что его могло с ними связывать. Ему рассказывали про его жизнь, про его характер, но ничего родного в этом не было. В зеркале отражался худой, страшный, бледный до синевы, незнакомый человек, и такой странный… брови, волосы, ресницы чёрные, а глаза совсем светлые, как будто выцветшие…
Можно было бы абсолютно всё списать на потерю памяти, но ведь тогда почему город ему чужим не казался? Всё свободное время, а его было предостаточно, Дэн катался по городу что-то искал, но что искал, он и сам не мог сказать. Он мог на машине без карты доехать до любой точки, на достопримечательности он не смотрел как на что-то новое, узнавал какие-то места. Особенно часто он ездил по Петроградскому району, он был до боли родным. Всё было знакомо и привычно: город, транспорт, магазины, а окружающие его люди, и он сам себе нет. Так что же случилось? ЧТО?
Диана уехала, и лишь иногда звонила, спросить, как он, но родители, конечно, в покое его не оставляли. Марина пришла в ужас от того, что Диана покинула его в такой трудный момент. Она умоляла его переехать к ним, но он ни в какую не соглашался. Марина уверяла, что он никогда не жил один. Странно, ему казалось, наоборот, что никогда ни с кем не жил. Тогда она каждый день стала приезжать к нему, и пришлось ему реже появляться дома, чтобы не сталкиваться с ней. Приехав вечером, он неизменно находил чисто убранную квартиру и приготовленную еду. Еда в основном шла в мусорное ведро, есть не хотелось, да и почему-то домашняя еда была совсем непривычна. Врачи твердили про усиленное питание, ему было недалеко до анорексии, но от одного вида продуктов тошнило и крутило. Марина часто плакала, звонила, приезжала, но всё было бесполезно, сын полностью закрылся от неё. Для неё было счастьем дозвониться до него хотя бы раз в два-три дня, чтобы услышать его незнакомый голос с неизменным «у меня всё прекрасно».
Звонки и чрезмерная забота родственников страшно раздражали Дэна, змея душила его, он еле сдерживался, чтобы не наорать на них, попросить не трогать его, оставить в покое. Нервный, дёрганый, он и сам не понимал, что именно его раздражало, приближалась зима, город одевался в праздничное убранство, но это ещё больше бесило его. Ему хотелось, чтобы кругом всё было серо, как у него на душе. Что его мучало, что терзало? Ведь говорят, что до аварии он был счастливым, позитивным человеком. И вот очередная бессонная ночь, когда Дэн пытается раздавить ком в горле сигаретным дымом, ветер воет, бросая в окно хлопья мокрого снега, тоска сжимает сердце, и вдруг прострел в голову: надо возрождаться, надо заняться каким-то делом, надо прекратить эти страдания неизвестной природы. Дэн включает свет и встаёт у зеркала. Проваливавшиеся щёки, заострённый нос, длинные волосы, острый кадык – это всё не он, а какой он тощий, это же уму не постижимо, как он ещё может ходить и не падать при таком весе. Кости, рёбра – выпирают, руки тонкие, видно, что когда-то были мышцы, но сейчас их нет, живот почти прилип к спине, отвратительное зрелище. Просто мальчик из немецкого концлагеря, хочется накормить и пожалеть. Дэн застёгивает толстовку и решительно открывает холодильник, мать постаралась насчёт еды. Он берёт контейнер, садится на стол, и не накладывая в тарелку, начинает есть. Поначалу еда плохо усваивается, но Дэн не сдаётся, понемногу увеличивая порции. И к его удивлению, он стал чувствовать себя лучше, меньше раздражаться, меньше кружится голова, обозначились ямочки не щеках, ожили глаза, ушла бледность, он уже не такой тощий, худой, конечно, но не болезненный. Дэн покупает гантели, прикручивает дома турник и начинает, по мере сил, физические упражнения. И поскольку он уже ощущает себя вполне здоровым, он не может себе больше позволить материально зависеть от родителей. С работы, на которой он работал до аварии, как закончился больничный, пришлось уволиться. Он не смог там работать, он ничего не понимал в журналистике и в написании статей. Кроме того, ему было неуютно в одежде прежнего Дэна, она была ему велика, а рубашки, пиджаки, джинсы, брюки ещё и коротки, как будто он был раньше полнее и ниже. Полнее, ладно, согласен, но почему ниже? Даниилу не позволяла гордость просить денег у родителей на смену гардероба, но надевая прежнее пальто или пуховик, он чувствовал, что как будто эта вещь с чужого плеча, не его. Внутри у него всё протестовало против этой одежды, не очень хорошего качества, да и стиль Дэна бы ему глубоко чуждым, поэтому эти месяцы он довольствовался очень малым, а хотелось одеваться хорошо. Он не понимал, откуда у него такие замашки, ведь они раньше с Дианой жили более чем скромно. Нет, надо начать зарабатывать самому, и ни от кого не зависеть. Вскоре выход нашёлся сам собой, Марина как-то упомянула, что он неплохо знает английский язык. Заглянув в книгу на английском языке, Дэн, действительно, убедился, что понимает всё, что там написано. И, несмотря на протесты родителей, он занялся переводами.
А начав зарабатывать, он вообще посчитал нужным полностью оградиться от семьи. Новый год предпочёл отпраздновать один, матери стал звонить раз в неделю тогда, когда сам считал нужным. Наконец то купил вещи по своему вкусу и размеру, состриг длинные волосы и сделал причёску, которая чрезвычайно ему шла (и это была не та прическа, что на фотографии прежнего Дэна, гладкие, зачёсанные назад волосы), когда, по его просьбе, ему сделали чёлку на глаза, он увидел в зеркале привычное отражение. В эти пару месяцев Дэн жил тихой, спокойной жизнью, родители, наконец, поняли, что не имеет смысла ему докучать, он был одинок, но ему было хорошо в своём одиночестве, да, память не спешила возвращаться, но когда-нибудь всё встанет на свои места.
Но однажды комфортное существование было нарушено. Дэн приехал в офис сдавать переводы. Он оформлял документы, когда услышал чей-то голос.
– Глеб!
Дэна как будто током прошибло.
– Да, – неожиданно отозвался он.
– В чём дело? – спросила его одна из сотрудниц, – звали не вас, ведь ваше имя Даниил?
– Извините, мне надо выйти, – ответил он и вышел из офиса.
В коридоре он прислонился спиной к стене и сполз на пол. Что в этом имени такого? Дэн сжал виски ладонями. Что за странная реакция?
– Что с вами? Вам плохо? – спросил, проходящая мимо женщина
– Да, но не беспокойтесь, сейчас пройдёт, – глухим голосом отозвался Дэн.
Он сидел, скорчившись на полу, не в силах подняться, Его трясло, тело покрылось испариной, а мысли в голове носились с бешеной скоростью.
– Даниил, Вам плохо? – спросила, вышедшая из офиса сотрудница. – Вызвать врача?
– Пожалуй, да….
– У вас не было никогда расстройства психики? – первым делом спросил врач. – Это не приступ шизофрении или эпилепсии, это последствия сильного нервного расстройства.
– Я не знаю, я ничего не знаю, возможно, – еле выдавил Дэн.
– Ну хорошо, хорошо, отдыхайте.
Врач сделал Дэну укол, и Дэн заснул, и во сне ему виделись образы каких-то людей, кто-то тянул к нему руки и звал «Глеб, Глеб». Мелькнули чьи-то волосы, кто-то прятался от него, кто-то, кого он не мог никак найти «Элла!», воскликнул он и проснулся, почти что подскочив на медицинской кушетке. Когда Марина вбежала в палату, увидела, что он сидит на кровати, привалившись к стенке, бледный с трясущимися руками.
– Кто такие Глеб и Элла? – спросил он сразу, даже не взглянув на мать.
Марина отрицательно покачала головой.
– Чёрт…. Забери меня отсюда, я хочу домой.
– Хорошо, если ты съездишь к своему врачу.
– Да, мне надо кое-что у него спросить.
– Даниил, проходи, – пригласил Дэна врач, – я очень обрадовался, когда ты вчера позвонил, мы давно с тобой не виделись.
– Я тоже хотел с вами повидаться, – ответил Дэн, садясь напротив врача.
– Ну, рассказывай, как ты себя чувствуешь, как твоя память? Что-нибудь вспомнил?
– Чувствую я себя вполне нормально. А с памятью до сих пор плохо. Но со мной творится что-то странное.
– Успокойся и расскажи мне всё по порядку, я смогу тебе помочь.
– У меня какое-то наваждение, мне кажется, что я не Даниил Моденов, это не моё имя. И вообще сейчас мне кажется в моей жизни всё чужим. Мне рассказывают, каким я был раньше, а мне кажется, что это был не я.
– Амнезия – странная болезнь. Тебе двадцать пять лет, ты не помнишь, как ты жил все эти годы. Это тяжело. Почти все пациенты, страдающие этой болезнью, говорят мне тоже самое, что и ты. Твоя память отключилась, и поэтому тебе кажется, что всё, что тебе говорят – неправда. Потому что ты сам не можешь этого подтвердить, и не можешь вспомнить эти факты.
– Мне все твердят, что я изменился. Я делаю всё не так, как раньше. До всего этого я был слишком положительный, идеальный даже, сейчас наоборот.
– Даниил, сейчас ты живёшь так, как тебе говорит подсознание и сердце. До этого ты жил разумом, ты в чём-то сдерживал себя, может быть, ты вёл себя не так, как тебе хотелось. Каждый человек ставит себе какие-то рамки и придерживается их. А ты все рамки, которые себе поставил, забыл, и все заученные манеры тоже. Ты ведёшь сейчас себя так, как тебе хочется, не сдерживаясь. Может, до аварии ты мечтал, подсознательно, конечно, быть таким Даниилом, какой ты сейчас. А тобой в данное время руководит подсознание.
– Был случай, когда я отозвался на другое имя. У меня в голове шумит, когда я его слышу. Мне кажется, что я не Даниил, мне кажется, что моё имя Глеб.
Врач с грохотом встал и заходил по кабинету.
– Вот что, Даниил, – сказал он, сделав ударение на имени, – тебя все признали: мать, отец, жена, друзья. Или ты думаешь, мать не узнает своего сына? Ты посмотри, как ты похож на своего отца! Если вас поставить рядом, никто не скажет, что вы чужие люди. Да и в экспертизе сомневаться не приходится. Даниил, или ты выбрасываешь весь свой бред из головы, или я начинаю тебе курс лечения. Лечение будет применяться к тебе, как к человеку с расстроенной психикой и раздвоением личности.
– Это у психиатра что ли? – спросил Дэн.
– Да. Ещё не хватало, сегодня ты скажешь, что ты Глеб, потом Борис, так и до Наполеона может дойти. Понимаешь, к чему я клоню?
– Понимаю, – сухо ответил Дэн.
– Я тебе пишу рецепт. Лекарство должно помочь тебе, – смягчился врач, – а если не поможет, то будем принимать более суровые меры. Через неделю придёшь ко мне. И Даниил, мой тебе совет. Ты сейчас, может быть, действительно не такой, как был раньше. Но на досуге подумай, если ты не Моденов Даниил, то кто, как ты мог оказать на его месте, и почему ты похож на отца, и где же настоящий Даниил. Всё, иди, буду ждать тебя.
Даниил вышел из больницы и сел в машину. Его колотило от злости, никто его не слышит. Он закурил и решительно поехал в сторону пригорода. Надо выместить свою злость бешеной ездой.
Серые, прозрачные глаза отражали дождь, бивший в лобовое стекло автомобиля. Как странно, как глупо и странно! Он пытается убежать от жизни, которую не знает, от прошлого, которое не помнит. Фильтр забытой сигареты обжог пальцы. Дэн вздрогнул и открыл окно. Дождь, обрадовавшись новому пространству, ринулся в салон автомобиля. Но Дэн, выкинув окурок, поднял стекло, преградив путь холодным струям. Да, так будет лучше. Лучше убежать от всех и попробовать начать всё с нуля. Хотя, наверное, в двадцать пять лет поздно переписывать всё заново. Но позади Дэна не было прошлого, а настоящее не слишком все проясняло. А будущее? А в будущем всё туманно. А пока есть трасса, дождь и сигареты. Вот и всё настоящее.
На обратном пути Дэн заехал в магазин. Ему столько раз внушали, что он не потреблял алкоголь, что он уверовал в это. Но теперь он стоял перед стойкой с коньяком и через секунду решительно положил бутылку в корзину. К чёрту сегодня все лекарства, сегодня он напьётся.
Попивая коньяк, Дэн щёлкал пультом от телевизора, пока на музыкальном канале его внимание не привлекла какая-то попсовая певичка. Она довольно эмоционально пела какую-то дрянь и танцевала в такт. «Яна», – пришло вдруг в голову Дэну, – «это Яна». Но какая Яна? Почему Яна? Вероятно, в прошлой жизни он знал творчество этой певицы, а может, даже слушал её песни. «Нет, слушать я это не мог. Может, Диана слушала?». В конце песни вылезла строка с именем певицы. «СТЕША» – прочитал он. Почему тогда Яна, если она СТЕША? Просто напомнила кого-то? Но клип закончился, начался другой, и Дэн выкинул это из головы, мало ли чего не привидится расстроенному мозгу.
С этих дней и началось опять метание, он снова почувствовал, что живёт под чужим именем и чужой жизнью, и эта тайна прижимала его к земле и не давала дышать спокойно. Снова всё свободное время было потрачено на поиски утраченного прошлого. Его периодически трясло как в лихорадке, он так напрягал свою память, что казалось, лопнет мозг. А ещё надо было быть внешне спокойным перед коллегами, чтобы они ничего не заподозрили, и перед родителями, чтобы они не волновались и лишний раз не приезжали, и чего доброго не стали уговаривать его лечь в больницу. Он хотел справится со всем сам, в одиночку. Так он и жил эти недели, внешне спокойный, холодный человек, а в душе страдания раненого тигра.
Глава 6. Шум в голове
– Я рада, что ты дома, и разрешил мне заехать, нам надо поговорить, – сказала Диана, заходя в дверь, – после твоей болезни, мы не виделись и почти не разговаривали. Марина говорила, что у тебя был приступ? Я волновалась.
Диана говорила быстро, не глядя на него, снимала сапоги, вешала пальто, было видно, что она нервничает
– Всё в порядке. Кофе будешь? – только спросил Дэн.
– Надеюсь, я не помешала? – спросила Диана, наконец пройдя на кухню и увидев на столе открытый ноутбук и кучу бумаг.
– Я работаю.
Наконец Диана заставила себя взглянуть на него, и поразилась внезапной перемене. Она зажмурилась, не узнав супруга, вновь открыла глаза, но ничего не изменилось. Дэн необычайно похорошел. Болезненная худоба прошла, конечно, вес ещё не мешало бы добрать, но он уже не выглядел измождённым скелетом, и цвет лица стал более здоровым. У неё перехватило дыхание, что послужило таким глобальным изменениям? Почему он стал другим? Цвет глаз ли изменил лицо почти до неузнаваемости, или новая причёска? Он стал таким привлекательным, совсем не похожим на прежнего Дэна, и гораздо красивее. И странно, худоба прошла, а ощущение, что он стал выше ростом осталось. Что-то здесь не так.
– Смотрю, что ты изменил причёску и стиль одежды. Меняешься на глазах, – выдавила она из себя, всё ещё сражённая произошедшими переменами.
– Мне так привычней.
