Не то игрой ночной тени и магического свечения,
После того, как стрелка часов падала за полночь,
Возникала под горящим куполом,
И магу мерещились очертания девичьей ладони
Туманные и эфемерные.
Снова и снова касались хрупкие пальцы озаренного шипа розы под куполом,
Чтобы сей же миг раствориться и затопить цветок завесою звездной пыли.
Розовые кусты заполняли собою сад,
Обволакивали купол, чтобы защитить спрятанную в нем драгоценность,
Чтобы иглами своими пронзить кожу того, кто осмелится прикоснуться
К стеклу, под которым не текло более время,
К стеклу, служившему границей между Вечностью и настоящим.
Шли месяца, годы и века, розы все разрастались,
Вынесли на своих ветвях дряхлые ворота и изгороди сада, разбитые в щепки.
И, наконец, обнес дом и башню суливший лишь беды гостям живой лабиринт.
Для того, чтобы охранять покой мертвой феи…
Свиток первый, рассказывающий о событиях, случившихся задолго до встречи Нана и Симары
Землю укрыли заботливо волны темно-синего велюра,
Перетекавшие густой тьмой от одной линии горизонта до противоположной ей.
Ветер придавал слившимся с небосводом облакам новые изгибы и формы,
Когда они смещались или расступались, можно было узреть звезды,
Укрывшиеся небесным пухом и мирно под ним дремавшие.
Некоторые из них пробуждались, испуганные,
И с эклиптики падали к местности, над которой светились.
Оставляя на велюровом небе вышитый серебром хвост,
Скатывались по тучам к бесконечному густому лесу и, шурша листвой,
Исчезали в нем.
Светлячки и мотыльки,
Забивавшиеся в сшитые из листьев и паутины коконы,
Освещавшие и нагревавшие собой или наполнявшие своим пухом убежища,
Могли видеть свет.
Меж темных листков и жарких бутонов лабиринта, меж высоких травинок,
Закрывавших собой прочные стволы, мощные корни и протоптанные смельчаками пути,
Согревавших кости тех,
Кого пьянящий, дурманящий запах роз обрек на блуждание среди алых лепестков и погибель,
Меж шипов, наколовших алые пятна останков и составляющих бутона,
Пробивались остроконечные лучи и линии золотого света с прочной завесой блеска в них,
Будто в самое сердце лабиринта упала с небосвода одна из горящих звезд.
Взволнованно кружившие в воздухе искорки, подобно маленьким светящимся хирономидам,
Оседали на темно-зеленых листьях, покрывали их светящимися крапинами,
Напитанными теплом огня или Солнца оранжевыми отметинами.
В освещенных извилистых коридорах лабиринта мерцали тени,
Но они не принадлежали тихой и прохладной ночной дымке, разреженной светом.
Это была тень живого существа.
Здесь и там слышались острожные рысьи шажки и поскрипывание ржавого фонаря на изогнутой ручке.
Здесь и там лучи на доли секунд затмевала крупная масса, шуршавшая грубыми тканями,
Соприкасавшимися с гладкими листьями и цеплявшимися за острые длинные шипы розовых лоз.
Здесь и там алчно и возбужденно сверкали и исчезали во тьме два человеческих ока.
Пират со старым фонарем в руке пронырливым умом и цепким взором морского волка искал маленькое упавшее на землю Солнце,
Осыпавшее лабиринт лучами.
Разлившееся по саду жидкое золото завлекало его.
В грозу и шторм, когда морские разбойники пережидали непогоду в таверне,
Нагретой шумными голосами и большим очагом над ковром, где тревожно дремали крупные мангусты и кошки, болевшие от дождя,
Компанию пиратам составлял странствующий музыкант.
У огня на полу, согреваемый мехом и дыханием спавших зверей, он играл на гуслях и пел за гроши,
А грома раскаты и крупные капли, разбивавшиеся о глиняную крышу и закрытые ставни, ему подпевали.
Пел он про лабиринт из тысячи розовых кустов,
Который увидал однажды глубоко в лесу,
Про сокровище, что охраняют острые шипы и змеящиеся средь камней и осколков ореховой скорлупы цепкие лозы.
Жаром очага, усталостью и сытной похлебкой разморенные,
Ромом и крепкими запахами старого порта опьяненные
Пираты спали за грубыми столами и прямо на полу.
Один лишь из них, все еще крепко державший в руке кружку, слушал музыканта.
Да хозяин таверны, что любым гостям, щедро платящим и безродным, рад был,
Напевал тихо отдельные приятные слуху звучания, протирая бутылки и разбитые миски.
Затихли последние ноты песни, и сильное, волнующее желание охватило пирата:
Всюду мерещились ему сокровища, усыпанные кровавыми каплями лепестков,
Всюду слышался ему звон золотых монет,
Отображения которых роняла на столы заглядывавшая в слуховое окно Луна.
Он дождался, когда скроются небесные огни за тучами, и все отойдут ко сну.
Все кинжалы и сабли еще до заката разбойники сложили кольцом на полу пустой каморки и заперли ее до утра,
Поклявшись не отпирать ее до рассвета и избежать стычек на противной морским бродягам сухой земле.
Взял потому пират ржавый кухонный нож с уродливо изогнувшимся лезвием
И умертвил хозяина, певца, а затем и всех гостей в страхе,
Что и они могли сквозь хмельное забытье услыхать слова песни.
Взяв фонарь, пират в лес направился. Он зажег огонь, когда был уже далеко от города,
И свечение могли принять лишь за игры светляков или коварных болотных огней.
В небе затихли громы и померкли молнии.
Никто не мог увидать фигуру в камзоле из парусины и высоких сапогах,
Рыскавшую в кромешной тени густых дубовых ветвей и хищническим взглядом озиравшуюся,
Как только ее собственные шаги, коловшие под ногами щепки и опавшие ветки,
Становились похожи на шепот крадущихся искателей богатств.
Таких же, как алчный пират, в руках у которого горел украденный из таверны фонарь.
Отыскал морской волк,
Осыпавший ругательствами преследовавших и будто остерегавших его мудрых филинов,
Покосившийся старый дом, обросший вьющимися лозами роз,
Грозно глядевшую на сад высокую башню, в оконных стеклах которой отражался охраняемый взором неподвижного гиганта золотой огонь лабиринта,
И стал всматриваться в прорезавшие плотные заросли золотые лучи,
Узнать желая, где берет яркий свет начало свое.
К сердцу лабиринта путь отыскав, пират узрел не упавшую звезду,
А увитый лианами с особенно крупными ароматными бутонами купол,
Едва не ослепивший его.
Под плотным стеклом в золотой дымке словно собраны были все похищенные ночной мглой у дня вспышки Солнца и насыщенные краски,
Напитывающие вату облаков на закате.
В мерцающем златом тумане,
Когда завесы его, пронзенные лучами, смещались,
Зрим был цветок розы, выкованный из чистого золота.
Лепестки его были тонкими, как у живого цветка,
