– Я не собираюсь ни во что вляпываться! – возмутилась я. Как будто я виновата в том, что у меня сдернули сумку! – На вора может нарваться каждый, это просто случайность!
– Случайность, ха! Да ты привлекаешь внимания больше, чем императорский дракон!
– Вовсе нет!
– Вовсе да. Оглянись, половина мужчин на улице шеи вслед за собой посворачивали.
Я выругалась себе под нос. За сегодняшний день меня несколько раз попытались облапать – пару раз успела увернуться, одному «нечаянно» наступила на ногу, второму так же «случайно» заехала локтем под дых.
– Вы преувеличиваете.
– «Ты». Или мне опять зажать тебя в темном переулке, чтобы ты вспомнила, что я просил обращаться по имени?
Прозвучало это настолько двусмысленно, что меня обдало жаром.
– Думаешь, если ты сильнее…
– Ну вот, видишь, помогло, – перебил он, ухмыляясь. Он тут же стал серьезным. – Сильнее. А еще я мужчина и успел оценить вид с тыла…
В который раз за сегодняшний день я лишилась дара речи, а он продолжал, как ни в чем не бывало:
– …в штанах. И понимаю, что любой мужлан, привыкший думать не головой, а тем, что болтается между ног…
Кажется, покраснеть еще сильнее было невозможно – и все же у меня получилось. Я разозлилась сама на себя. Можно подумать, к своим восемнадцати я не знала, чем мальчики отличаются от девочек. И не хотела бы знать, просветили бы: не всем нашим девчонкам повезло так, как мне, успели хлебнуть всякого до того, как попали в приют. Так почему этот тип раз за разом вгоняет меня в краску?
– …воспримет это зрелище как призыв к действию. Поэтому перестань маяться дурью и дай мне тебя проводить.
Ну да, жила-была девочка, сама виновата. Не так посмотрела, не так оделась…
– В сопроводительном письме из университета было сказано, что на боевом факультете форма одежды для любого пола – мужской костюм. И до тех пор, пока не получим униформу, следует носить свой, – огрызнулась я.
До сих пор в этом правиле мне не виделось ничего странного, а сейчас вдруг я задумалась: а на факультете бытовой магии всех рядят в юбки, независимо от пола? Или там парней в принципе нет?
– Сейчас ты не на боевом факультете, – не унимался Родерик. – Сейчас ты в городе. Появляться в городе в штанах позволяют себе только боевые маги и шл… продажные девицы.
На миг мне показалось, что одежда на мне запылает – жаром налились не только щеки, но и шея, и спина, до того самого места, которое Родерик, по его словам, успел оценить. Да сколько же можно! Или он специально меня дразнит?
– Я – боевой маг! – Будущий, но это неважно. – А не продажная девка!
– Я не называл тебя продажной девкой. Но ты и не боевой маг. – Прежде чем я успела возмутиться, он продолжал: – Боевым магом ты станешь, когда получишь диплом. А пока ты – личинка боевого мага. В лучшем случае.
В его словах была доля здравого смысла, и мне пришлось промолчать, как бы ни хотелось огрызнуться.
– И вообще, давай сюда. – Он взялся за ремень моей сумки.
Наученная горьким опытом, я вцепилась в нее мертвой хваткой, и отобрать ее Родерик не сумел.
– Давай сюда, говорю. – Он чуть повысил голос. – Неужели ты думаешь, что я убегу с твоим… твоими кружавчиками?
– Они не мои!
– А чьи?
– Это подарок!
– Раз подарок, значит, теперь твои. Да отдай же ты! – Родерик снова дернул ремень. – Я чувствую себя дураком, с пустыми руками шагая рядом с девушкой, которая тащит тяжесть.
– Она не тяжелая!
– А то я ее в руках не держал! Половину тебя, наверное, весит!
– Ничего не половину!
Он вздохнул.
– До чего же ты упрямая, мелочь. Ладно, будь по-твоему. Неси себе сумку…
Хвала всем богам! Может, он все-таки от меня отстанет?
– А я понесу тебя, – закончил он и прежде, чем я успела ойкнуть, подхватил меня на руки.
– Пусти! – возмутилась я.
От рынка мы отдалились, и прохожих стало меньше. Те, кто передвигается пешком, в это время заняты работой, а господа ездят в экипажах или на извозчике. Это мне вот, попался… любитель пеших прогулок, откуда только принесло на мою голову!
Но и редкие прохожие, что встречались на улице, вмешиваться не торопились, как я и предрекала. Еще и улыбались умильно, чтоб их всех!
– Я предупреждал, что чувствую себя глупо, когда девушка рядом несет тяжести. А я терпеть не могу чувствовать себя глупо. Так что выбирай: или я несу твою сумку, или тебя вместе с ней.
Он не сбился ни с шага, ни с дыхания, словно я вообще ничего не весила.
– Да ты издеваешься? – взвыла я, снова безуспешно пытаясь вырваться и одновременно хватая его за шею – а вдруг в самом деле выпустит и я свалюсь?
– Нет, взываю к здравому смыслу. Надеюсь, ты знаешь, что это такое.
– Я-то знаю, а ты – нет!
– По-моему, как раз наоборот.
Я вдруг поняла, что обнимаю его за шею, прижимаясь щекой к груди. Охнула и сжалась, замерев. Исчезли все звуки, кроме стука его – или моего собственного? – сердца.
– Отпусти… пожалуйста, – прошептала я.
Родерик осторожно поставил меня на землю, поддержал за талию, давая возможность перевести дух, и убрал ладонь, едва я утвердилась на ногах.
– Спасибо, – пролепетала я.
Он улыбнулся, протягивая руку. Смирившись с неизбежным, я сняла с плеча ремень, позволила Родерику забрать мою сумку.
– Пойдем, – сказал он и двинулся прочь.
Пришлось идти следом, старательно изображая невозмутимость, даром что про себя я успела помянуть недобрым словом всю его родню, сколько бы ее ни было, до седьмого колена. Наглый, самовлюбленный, упрямый… Привык, что все будет по его, и плевать, что у людей могут быть другие планы! Себя, впрочем, тоже обругать не забыла: обычно я за словом в карман не лезу, да и врезать могу; как ни старались взрослые, углядеть за почти сотней разновозрастных детишек у них получалось далеко не всегда. А тут вдруг веду себя точно трепетная барышня какая-то, осталось только чувств лишиться.
Я сбилась с мысли, обнаружив, что Родерик свернул на соседнюю улицу. Пришлось схватить его за рукав.
– Университет там! – возмутилась я, указывая в сторону, откуда мы только что повернули.
– Да, – ничуть не смутился Родерик. – Погуляем немного.
Я – в который раз – лишилась дара речи от возмущения, а он, словно ничего не заметив, продолжал:
– Готов поспорить, за всю жизнь ты столицу толком и не видела. Посмотришь хоть, начнешь учиться – не до того будет.
Столицу я в самом деле не видела, можно считать, что и никогда, даром что здесь выросла, потому и не пошла прямиком в университет, а отправилась бродить по городу… себе на голову. Но дух противоречия, что вечно просыпался во мне не вовремя, заставил возмутиться:
– Я же не деревенщина какая!
Он рассмеялся, и мне снова стало неловко под его взглядом: так смотрят на котенка, который пытается взобраться по штанам. Вот сейчас наклонится, подхватит под пузико и почешет за ушком.
Да что за дурь в голову лезет!
Оказывается, он что-то говорил.
– Вряд ли вас из приюта выпускали гулять…
– Откуда ты знаешь, что я из приюта? – торопливо перебила я, лишь бы не думать всякие глупости.
– Ты не знаешь своих родственников. Значит, сирота. Но выросла не на улице. Уличная девчонка на твоем месте уже попыталась бы предложить, м-м-м… свои услуги…
Я не сразу поняла, о каких услугах он говорит, а когда поняла, вспыхнула и попыталась вырвать у него из рук сумку и уйти. Он отступил на полшага и сказал, словно не заметив:
– Или заманить в темный переулок и пырнуть в спину.
– Это всегда пожалуйста!
Родерик снова рассмеялся и снова не стал отвечать, продолжая свою мысль:
– Манера держаться и говорить. Ты росла в хорошем месте, где всерьез занимались твоим воспитанием. Но вряд ли в приемной семье: и имя бы дали попроще, и фамилия… Ты ведь сама ее придумала?
Глава 4
Я кивнула.
– Придумала. И очень удивилась, когда ты сказал про дальних родичей императора из другой страны.
Родерик улыбнулся.
– Я так и подумал. Конечно, порой и родные родители детям такие имена дают, что бедняги всю жизнь с ними маются, но в приюте вероятность такого выше. – Он осекся. – Извини, я вовсе не хотел сказать, будто у тебя плохое имя. Просто иностранное. Оно тебе очень идет.
Я фыркнула – и это про него я несколько минут назад думала, что сыплет комплиментами направо и налево? Слабовато получается при такой-то практике. Я честно попыталась состроить суровое лицо, чтобы показать: его лесть на меня не действует. Но Родерик снова улыбнулся, и я против собственной воли расплылась в ответной улыбке.
– Друзья зовут тебя Нори? – спросил он.
Я кивнула.
– Нори. – Он словно попробовал мое имя на вкус, и от низких рокочущих ноток в его голосе по коже пробежали мурашки.
Надо было сказать, что мы-то с ним не друзья и вряд ли ими станем, но у меня язык не повернулся. В прямом смысле.
– А насчет фамилии… – продолжал Родерик. – Наверняка прочитала где-то и забыла, а потом само вспомнилось.
Я кивнула: в совпадение верилось слабо, скорее всего, действительно собственная память надо мной подшутила. Да и пусть. Мало кто из настоящих высокородных перепутает меня с девушкой из своего круга, а среди равных мне мало кто интересуется знатными домами соседних стран.
– Откуда ты знаешь, что я умею читать? – спохватилась я.
Все в том же сопроводительном письме, что прилагалось к приказу о зачислении, говорилось, что, если я не знаю грамоты, первый год после поступления я буду заниматься чтением и чистописанием, а также «некоторыми общеобразовательными предметами», – так что не все студенты были грамотны. Правда, я так и не поняла: каким образом я должна была бы узнать, о чем было написано в памятке, если бы не умела читать?
– А как бы ты прочитала про форму одежды? – усмехнулся он.
Вот ведь… мысли сходятся. Хорошо, что на самом деле читать их никто не способен.
– Наконец, университет, – закончил Родерик. – Программа поддержки одаренных магией детей изначально была рассчитана, конечно, не только на приюты. Но так получилось, что среди содержателей приютов о ней знают все, а простым людям рассказать некому. – Он добавил медленно, будто размышляя сам с собой: – Конечно, плохо, что за столько лет ситуация так и не изменилась, но, кажется, у знати свой мир.
Это точно. У него свой мир, у меня свой, и они не перемешиваются, как вода и масло.
Думать об этом оказалось неожиданно больно, и, чтобы прогнать неприятные мысли, я фыркнула:
– Может, я любопытна и умна не по годам, вот и узнала!
– В самом деле? – усмехнулся он.
С ответной колкостью я не нашлась, так что просто спросила:
– Ты-то откуда все это знаешь? В смысле про программу поддержки, как ты ее назвал. Сам-то явно не за счет короны учился.
Он рассмеялся.
– Именно за счет короны.
– Не верю. Наверняка и насчет того, что титула у тебя нет… – Я замялась, подбирая к слову «наврал» синоним помягче.
Но Родерик понял. Что-то промелькнуло в его лице такое… словно ему неприятно было говорить об этом. Пожал плечами:
– Зачем бы мне врать?
