Луша
Карина Кокрэлл-Ферре
Самое время!
1970-е. В городе Вороже бесследно исчезает одиннадцатилетняя школьница Луша Речная. 1933 год. Кембриджский ботаник Кристофер Уэскер, с женой Ханной и маленькой дочерью Алисой, едет в Советский Союз, чтобы принять участие в создании грандиозного Города-сада. Эти события оказываются связаны самым неожиданным образом. После многих десятилетий разлуки Ханна возвращается в Ворож в надежде найти дочь, в шестилетнем возрасте попавшую в детский дом.
Карина Кокрэлл-Ферре
Луша
«Это, должно быть, тот лес, – сказала она себе в задумчивости, – где исчезают имена».
Кто же я теперь? Я должна вспомнить.
Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье
– Ты понял, кто это, эта бельевщица Таня?
– О, конечно.
Б. Пастернак. Доктор Живаго
Художник
Валерий Калныньш
© Кокрэлл-Ферре, Карина, 2023
© «Время», 2023
Часть I
Девочка в «отцепленном вагоне»
Глава 1
Шахиня Ирана. Инцидент
Шестнадцатого сентября 1972 года в жизнь Луши Речной, или, как ее прозвали в школе, Пропавшей Лушки, ворвалось событие, которое изменило все окончательно.
Началось с того, что учителя в ее школе перестали ходить по коридорам цок-цок-цок, а стали бегать с глазами навыкате, как будто где-то что-то загорелось или кто-то упал в обморок и понадобилась скорая.
Одновременно с этим в школе высадился многочисленный десант хмурых небритых мужчин и толстых горластых женщин, все в заляпанных краской комбинезонах. Матерясь и подгоняя друг друга, они покрывали школьные поверхности сияющей белизной, меняли светильники, выносили и увозили исписанные неприличностями столетние парты (их крышки откидывались со звуком выстрела). Вместо парт расставляли бесшумные столы из светлого дерева. В одном из классов на двери появилась непонятная табличка «лингафонный кабинет». Там змеились провода с наушниками, а из столов торчали невиданные приборы с лампочками и кнопками. Проход в столовую вообще перекрыли и, судя по звуку молотков, дрелей и многочисленным энергичным голосам, перестраивали целиком.
Наконец, директриса собрала всех в актовом зале и объявила голосом, нервно дрожавшим от ответственности, что через два дня (всего через два дня!) их школу посетит шахиня Ирана, находящаяся в нашей стране с официальным дружественным визитом, вместе со своим шахом.
Директриса впервые путалась в причастных оборотах, и брошка на ее груди прыгала, как живая.
Далее директриса объявила, что «уроки отменяются и начинается подготовка к приему высоких гостей», а в фойе вывесят список учащихся, которые освобождаются от посещения школы в день визита.
И не просто освобождаются: «явка воспрещается», и все, кто попытается проникнуть из любопытства, получат строгий выговор с занесением в личное дело, а хуже этого и быть ничего не могло.
Лушкина фамилия числилась в списке «освобожденных» первой.
Ко всем школьным делам Пропавшая Лушка давно уже относилась как к неприятной неизбежности и, скорее всего, с радостью осталась бы в этот день дома с матерью, но случилось так, что накануне она подслушала разговор, после которого приняла решение обязательно, во что бы то ни стало, вопреки всему в школу пробраться.
Произошло это так. Историчка, как начался урок, послала ее за картой в учительскую. Там были только физрук и молоденькая биологичка Тамара Андреевна. Она пила чай, обняв чашку тонкими пальчиками и облокотившись на подоконник. На Лушу внимания не обратили. Полускрытая географическими и историческими полотнищами, развешанными на гвоздях, она искала нужное и услышала, как физрук, наклонившись к биологичке, сказал:
– Ох, ну и роскошество в подсобку привезли, Томочка. Ароматы на весь коридор. И бананы тебе, и ананасы, и апельсины! Прямо индийские джунгли. В общем, коммунизм наступил! – и добавил, понизив голос: – Михална сказала: пока-то все под замком, но если что после визита останется, распределят особо заслуженному преподавательскому составу. Ну и давка будет! Хе-хе-хе. Так я уж постараюсь, чтобы наши шакалы, Томочка, вас как новенькую не обошли. Вы бананы-то хоть раз видали? Чудо-фрукт. У меня друг в Одессе, штурманом плавает, так вот он рассказывал, в Африке ими все лечат, даже рак. Не смейтесь, не смейтесь.
Они еще что-то говорили, а Лушка решила: сейчас или никогда! Это единственный шанс. «И бананы тебе, и ананасы, и апельсины!» Это же все те диковинные плоды из Стеклянного дома, о которых рассказывала Ханна! И тогда можно не рисовать их по описанию Ханны. Увидеть самой. Почувствовать запах. Может, даже дотронуться и попробовать. Ими все лечат. Может, удастся принести Ханне, и это ее спасет?
В назначенный день Лушка отгладила белый фартук и новый галстук, приколола особенно пионистый белый бант, чмокнула накормленную мать, подхватила под мышку свой портфель со сломанным замком и понеслась в школу.
Первоначальным планом было проникнуть в школу через разбитое окно мастерских. Фанерный щит там еле держался. Окно выходило в самый дальний и облупившийся до кирпичей угол, где сваливали собранный металлолом и прятались курящие мальчишки. Лушка не раз уже пользовалась этим лазом, когда опаздывала, чтобы избежать быть записанной у входа дежурным учителем.
Однако, приблизившись к школе, поняла, что об этом нечего и думать. Весь квартал окружили здоровенные лакированные «Волги», вход в ворота загораживали два больших автобуса. К школе никого не подпускали люди в одинаковых костюмах с одинаковыми синими галстуками и милиционеры в красивых формах с золотистыми погонами и поясами поверх кителей. Правда, Лушка все-таки попыталась пройти как ни в чем ни бывало через главные ворота, но была остановлена криком:
– А ну стой! Ты куда это?
Она постаралась скорчить самую жалобную мину, как беспризорник из «Путевки в жизнь»:
– Товарищ милиционер, пропустите, я опоздала, будильник не прозвонил. Меня ждут там. Мне влетит! Из пионеров исключат. Мне стих поручили читать для приветствия, а я опозда-а-ала.
Она так убедила себя, что заревела по-настоящему.
К милиционеру подошел человек в костюме:
– Что тут у тебя, сержант?
– Да вот, растяпа, опоздала, говорит.
– Как фамилия? – Второй с профессиональным подозрением разглядывал ее безукоризненный белый фартук, новый галстук, пионистый бант.
– Свиридова, Оля. – Заметив, что никаких бумаг у стражей в руках не наблюдалось, она назвала фамилию председателя совета дружины, которая точно бы в списках была. – Ну, пожалуйста, дяденька, пропустите. Они уже в актовом зале, наверное. Меня Нина Константиновна убьет теперь. Я всех своих товарищей подвела-а-а.
Плакала она реалистично.
Двое переглянулись.
– А ну, портфель сюда дай.
Зная, что уроки отменены, Луша дома выложила из портфеля все учебники, тетради и дневник (с ее настоящим именем на обложке!), а положила извечный блокнот с карандашами и книжку «Сказки братьев Гримм», к которой как раз рисовала свои картинки.
– Дяденьки, товарищи, я стих для шахини должна приветственный читать. Мне выговор в личное дело запишут, меня теперь в комсомол никогда в жизни не приму-у-ут…
– Какой? – спросил тот, что в галстуке.
– Что «какой»?
– Стих какой должна читать? А ну, читай.
Лушка растерялась, но быстро нашлась:
– Так он иностранный. Это ж нам для шахини сказали заучить.
– Читай, говорю.
– Прям здесь?
– А где еще? Читай, раз учила.
– Так иностранный он…
– Вот и читай иностранный.
Скучавшие стражи переглянулись, довольные неожиданному развлечению.
И Лушка зачастила единственный стих, который знала, из пролога к «Алисе»:
– All in the golden afternoon
Full leisurely we glide;
For both our oars, with little skill,
By little arms are piled…[1 - Июльский полдень золотойСияет так светло,В неловких маленьких рукахУпрямится весло,И нас теченьем далекоОт дома унесло.(Пер. Д. Орловской)]
Страж в костюме одобрительно хмыкнул:
– Ладно, хватит. А про что стих, знаешь?
Лушка похолодела, но отступать было некуда:
– Про мир во всем мире. И дружбу народов. Дяденьки, ну пожалуйста! Меня папка убьет. – Она начала часто, истерически всхлипывать.
– Что ж ты, растяпа такая, вон и замок сломан! – сказал тот, что в костюме, возвращая ей портфель. Он явно был тут главным. – Ладно, сержант, это из ковровских, растяпа. Беги давай! Будешь знать, как опаздывать.
В вестибюле и коридоре тоже стояли люди в костюмах, все они держали черные коробочки радио, с которыми разговаривали, и никто ее не остановил. Гудение голосов неслось из актового зала, где шла генеральная репетиция. Оттуда слышался срывающийся от волнения голос Нины Константиновны, и там Лушке делать было нечего. Она решила дождаться приезда шахини в столовой, подальше от актового зала.
С опаской она приоткрыла дверь столовой …и остолбенела.
Начищенный паркет, занавески с лилиями, светлые столики, как в кафе, накрытые на четырех человек! Вместо привычных алюминиевых ложек в жировой смазке благородной нержавейкой поблескивали невиданные ранее в этих стенах вилки и ножи. Взгляд Лушки упал на новую стойку. Бананы и ананасы!
Разложенные красивыми грудами, они походили на огромные еловые шишки. Точно как в передаче «Вокруг света». Луша опустила на пол портфель и осторожно погладила шершавую поверхность ананаса, дотронулась до острых листьев и вдохнула ни на что не похожий аромат. Ей тут же захотелось все это нарисовать, но она вздрогнула, вспугнутая человеческим голосом:
– Ну что, они уже идут? Тебя предупредить прислали?
Из-за груды румяных булочек и диковинных фруктов возникла белокурая красавица в синем платье и кружевной наколке. Тончайшая талия перехвачена кружевным передником. Это была девушка, сошедшая с плаката «Летайте самолетами “Аэрофлота”». От «теть Нюры» и «теть Клавы» в их фартуках с кисельными и подливочными пятнами не осталось и следа.
Луша что-то пробормотала.
– А, ну тогда хорошо, тогда у нас время еще есть.
