Лариса Розена "Песни сердечные"

***

ДУША МОЯ ДАВНО С ТОБОЙ

Душа моя давно с тобой простыла —
От частой стужи, горечи, тоски.
Я безразличием все щелочки закрыла,
И сердце вдребезги разбила на куски.
Любила бы тебя я постоянно —
Стремилась бы к тебе я всей душой…
Но я пришла негаданно, незвано,
И не могу сказать тебе: – Ты – мой!

    ***
    МАЙ
Прозрачен май с его цветеньем
И веселится чёрный дуб,
Который, близоруким зреньем,
Не видит, как он стар и глуп.
Шалеет в радости природа,
Не замечая тягот дня…
И синеокость небосвода
Всегда чуть-чуть пьянит меня.

***

КАК ХОРОШО НА СВЕТЕ

Как хорошо на свете жить —
Смеяться, как ребёнок,
Создателя благодарить,
Надеяться с пелёнок.
Нежнейший воздух с бахромой-
Холодный и туманный —
Глотать ядрёною зимой,
И быть всегда желанной…
***
В молоко тумана
Опустились ветки,
И качают скорбно,
Почками звеня.
Он пришёл незвано,
Как юнец к гризетке.
И душе так больно
Средь томлений дня!

***

ПОЗДНЕЕ УТРО

После прочтения рассказа писателя А. Симора «Уход в монастырь»

О, что же такое я сотворяю?! Люблю Бога, доверяю Ему, но часто не выполняю того, что должна изо дня в день делать – молиться Ему. Просто живу, наслаждаюсь красотой мира, что Он сотворил, пью из Его руки радостное ощущение присутствия меня в этом мире и, ничего не делая, суетясь, благодарю Его, надеясь, что Он простит мне моё ленивое безволие. Утром, не успев встать, забралась сразу в комп и прочитала напевный, как тёплая летняя ночь, рассказ некоего писателя священника, и тотчас обмерла от восторга. И, знаете, взяла, да и улетела в заоблачные выси. Я так делаю, когда прихожу в восхищение от чего либо. Летала я над облаками, Божьим миром, над всякой безбрежностью… И так было вольно в бескрайних просторах, созданных Им! Вот непослушная, вместо того, чтобы помолиться, решила, Господь сорадуется со мной – я счастлива, живу, летаю и улыбаюсь… Но я всё-таки шепчу себе на ушко: «Не смей более так делать! Ну, ты же не глупенькая, понимаешь, что за эту красоту, счастье жизни, ты должна, в первую очередь, благодарить Того, Кто это всё создал и подарил тебе!». И тут же сама себе отвечаю: «Да, хорошо пораньше встать и помолиться Ему! Но… я же сейчас именно с Его помощью летаю, улыбаюсь, посылаю ему свою любовь воздушным поцелуем, шепчу: Прости, прости меня, Господь, но я люблю Тебя, и я очень рада всему, что Ты подарил нам! Я – счастлива…

Спасибо, спасибо, дорогой мой Господь! Ты очень-очень хороший».

***

Я ХОТЕЛА БЫ

Я хотела бы тебе всё объяснить,
Твой покой от беспокойства оградить,
Среди осени весну вернуть назад,
Чтобы свежести весенней был ты рад…
Но душевная зима так холодна,
Блещет инеем испуганно луна.
Ничего уже не изменить,
И что будет, так тому и быть…

***

ПОГОВОРИЛА С МАМОЙ ПО ТЕЛЕФОНУ

Поговорила с мамой – успокоилась.
На сердце стало радостно, тепло.
Я высшей светлой силы удостоилась,
Увидев мир сквозь чистое стекло.
Поговорила с мамой, и растаяли —
Все непогоды, вьюги и тоска.
Они безбожно сердце моё маяли,
Да их сняла родимая рука…
Поговорила с мамой – стало радостно,
Как будто выпила шампанского бокал.
Так в детстве – доверительно и сладостно
Твой взгляд в постели сладко усыплял…

***

Адажио Томазо Альбинони

(Весь этот текст написан автором – Ларисой Розеной,

как бы от лица самих: Томазо Альбинони, его возлюбленной и его друга. Прослушав «Адажио» Томазо Альбинони, поняв из музыки его настроение, представила и его предсмертные мысли. По легенде, будучи монахом, он умер от раздирающей его сердце любви. То есть мы с Томазо Альбинони создали два «Адажио». Он – музыкальную композицию, автор – Лариса Розена – литературную. Читайте её).

О, вновь я слушаю, только что сочинённое мной – Адажио и подвожу черту. Сколько грусти и сожаления появляется в душе о неправильно прожитой жизни…

Приближается поздняя осень… Облетают листья с деревьев, их ветки становятся голыми, машут по ветру, словно плетьми, стремясь вернуть лето, жалобно стонут от стужи, предвещая обречённость. Обнажается пустота, горечь, беспросветность. Кажется, никогда уже не наступит пробуждение в увядающей природе, в моём сердце…. С этой безнадёжной холодной осенью, видимо, уйду и я… Куда-то далеко – далеко, куда пойду совсем налегке, почти полуобнажённый, грустно опустив голову долу. У меня уже не останется ни дум о прошлом, ни сожаления, ни тревоги, ни боязни. Знаю, что этого не избежать. Мой путь будет продолжаться в другой ипостаси, под таким же тёмным, безжалостно безразличным небом. Всё потеряно и растрачено, всё ушло, не за что даже удержаться. Стоит ли сожалеть? Всё было, но было обманчиво, промелькнуло, промелькнуло, промелькнуло, разорвав моё сердце на части, но вот теперь я спокоен. Знаю – не могло быть иначе. Всё должно было свершиться именно так. Ах, как был прав премудрый, изрекший: Гол и сир человек на земле…

Эту запись нашли после смерти композитора вместе с его прекрасным прощальным Адажио… И рядом – заигранную, осиротевшую, почти рыдающую скрипку…

……….

Симпатия Томазо Альбинони, узнав о его предсмертной тоске, расплакавшись, рассказала всё своей закадычной подруге и виновато добавила:

«Любить кого-то – высшее блаженство…

В него я окунуться не могу.

Для этого ищу я совершенства,

Но не найду в безвыходном кругу.

Любить кого-то – это, может, счастье,

Дарованное гениям одним…

Его не променяла бы на власть я,

Увы,… Оно даровано другим…».

Подруга ответила ей на эту сентенцию:

– Успокойтесь, Вы ни в чём не виноваты… Как Вы могли его полюбить? Это значило – совершить преступление перед Богом – соблазнить одного из малых сих – дитя Божие, монаха…

Да и по социальному положению между Вами, голубушка, целая пропасть, Вы не могли опуститься до какого-то музыкантишки. Советую: более никому ни слова, поминайте несчастного только на домашней молитве. Этим Вы успокоитесь сами и поможете ему…

– Благодарю Вас, моя милая, пожалуй, Вы правы, ответила она, вытирая слёзы с глаз, маленьким кружевным платочком…

– О, дружок, мой совет не стоит благодарности. Просто Вы мне очень дороги… Сыграйте, мне, пожалуйста, на клавесине его «Адажио», душечка…. Уж очень хочется послушать. Столько много шума из всего этого!

– Да-да, конечно, сейчас, только развяжу шейный платок. Он меня душит. Сейчас – сейчас.

И полились звуки, берущие за сердце, влекущие за собой куда-то далеко – далеко, стонущие и печальные… Наконец они прервались…

И после некоторого молчания подруга взволнованно произнесла:

– Да… Это прекрасно… Это… это – потрясающе!… Какое откровение! Какая глубина!…Нет, я не могу прийти в себя! – и, прижав руки к лицу, она стала беззвучно плакать…

……..

А близкий друг Томазо, узнав правду о случившемся, прошептал с тихой грустью:

– Любовь… бывает иногда такой потрясающей, не оставляющей после себя ничего, словно чаша, наполненная добрым вином, а на её дне – ужас. Такая любовь разрывает сердце, ранит до глубины души. Недаром древние греки боялись стрел Амура…

Войдя в часовенку и помолившись о друге, вновь зашептал, словно обращаясь к кому-то невидимому, сожалея о нём:

– Ах, какая напасть содеялась с бедным Томазо… Действительно, мучительно и трудно освободиться от такого наваждения монаху! Антоний Великий в землю по горло зарывался, чтоб отделаться от этого! Много надо слёз перед Богом пролить и молитв положить, чтобы, наконец, вымолить себе бесстрастие. Буду всегда молиться за тебя, друг… пока я жив.

***

Слушаю концерт Баха ВWV 974

Здесь объясняется на примерах тем, кто доказывает, что «Адажио» написано не Томазо Альбинони.

Да, это прекрасно! Слушаю концерт Баха ВWV 974 в исполнении великолепного канадского пианиста Г. Гульда. И уже здесь у Баха слышится подражание «Адажио» Альбинони, венецианскому композитору 18 века. Как можно сомневаться, что не Альбинони написал «Адажио»? Многие музыковеды в 20 веке спорят об этом до нынешних времён. У Альбинони есть концерт для 2 скрипок – там явственно слышится тема «Адажио». Сам Бах любил его произведения и по его музыке учил своих сыновей и сам кое, что использует уже в этом концерте из темы «Адажио» Альбинони. Музыка тем и прекрасна – концерт Баха ВWV 974, что в ней часть вселенской грусти из «Адажио» Альбинони. А эта космическая грусть завораживает потому, что она уже вся устремлена к небу, к престолу Божиему.

Гении не могут быть национальными. Они небожители и, если их понимают, то сливаются с их творчеством воедино в момент обоюдной встречи, подаренной им Богом, как величайшее благо…

***
По лезвию ножа идут поэты
И душу распинают на кресте,
Божественным дыханием согрета,
Их мысль повсюду носится, везде.
Чтоб написать, прочувствовать, проплакать,
Самим Голгофу надо пережить.
В душе у них потопы, а не слякоть,
И обывателям с такими трудно жить.
Они, как дети, их легко обидеть,
И видят все контрастней и смелей,
У них учиться надо жизнь провидеть,
И становиться мягче и добрей.
Поэты эти – вещие пророки,
Они все видят, знают наперед.