– Ну… знаю, как всегда говорят: не мусорить, костров не жечь, деревья не ломать, цветы не рвать… Но я не понимаю. Вот не мусорить – это ясно, а если человек ночью в лесу – без костра же холодно будет, и звери напасть могут. А ещё здесь вон все дома деревянные, значит, деревья рубили. И печи дровами топят. И у нас такие деревни есть, где ещё печки стоят, и деревья нужны на дрова. Это по-хорошему или нет?
– Хорошее и плохое от человека зависит, как сделает, так и будет. В дом заходишь, с хозяевами здороваешься? Так и здесь, поздоровайся да разрешения спроси. А войдёшь в дом, знаешь ведь, что гость ты тут, и хозяева смотрят и всё подмечают, что и как делаешь. Как себя поведёшь, так тебя потом и приветят: снова позовут али дальше порога не пустят. Так и в лесу хозяин зорко следит за гостями. За непрошеными, что вломились не сказавшись, зорче вдвойне. Если по забывчивости али по незнанию не поздоровались, но ведут себя правильно, так и сердиться не станет. А то ещё и покажется – познакомиться. Впредь здороваться будут.
– Радослава, всё-таки что значит вести себя правильно?
– А как хочешь, чтобы с тобой обходились. Не любишь поди, когда обижают? Так и лес не любит. Ты вот верно сказала, сор не оставлять, цветы без толку не рвать, а коли ягоды или грибы собираешь, или травы какие, так не обирай всё подчистую вокруг себя. Оставь птицам и зверям полакомиться, оставь травку расти на старом месте. Сама же на будущий год снова придёшь, вот и подумай загодя, подарит тебе полянка ягод спелых да травы целебной али нет. Корешки копаешь – попроси прощения за нанесённую обиду, объясни, что не забавы ради, а для дела. И с деревьями то же, их зимой рубят, когда душа древесная спит, в корнях спрятавшись. Тогда они боли не чувствуют. Весной проснётся древесный дух, потянется вверх, и вырастут у старого пня молоденькие побеги, а из них – новые деревья. А ежели нужда пришла летом дерево срубить, так повинись да расскажи свою нужду, а уж потом руби. В костёр же и вовсе только сухие ветки да сучья годятся, их в любом лесу вдосталь. А развёл костёр – так следи за ним. Тебе же друг нужен, который согреет и накормит, а не буян, что всё вокруг сожрёт, да и тебя не пожалеет. Переночевал – поблагодари полянку за приют, огонь за тепло. Он тебя всю ночь грел, теперь ему на покой пора, вот и усмири его, убаюкай, да крепко, чтобы сам собой не проснулся. Тогда и беды не будет. Тогда и встречать тебя в лесу будут как гостя доброго.
– И охотники здесь тоже добрые гости? – спросила Люда, уже предчувствуя ответ.
– Конечно. Им вовсе нельзя по-другому. Начнёшь пакостить, сперва без добычи воротишься, а там, гляди, как бы без головы не остаться. Хозяин суров, но справедлив. Тому, кто с благодарностью да меру знает, всегда охота удачная будет.
– И рыбаки так же, да? С водяным дружат?
– С Водяным подружиться сложно, – усмехнулась Радослава. – Нрав у него иной, переменчивый шибко. Но всякий нрав уважение понимает, так что и с ним договариваются. Кто в самом деле с Водяным знается, так это мельник. Ему иначе никак, поссоришься с Хозяином реки – всю деревню без муки оставишь. Мельница-то у нас водяная.
Будто лёгкий ветерок повыдувал у Люды из головы всякий там «фотосинтез». Да и нужны ли умные школьные слова там, где люди умеют разговаривать с Лешими и Водяными, приходят в лес, как в гости к добрым друзьям, и берут ровно столько, сколько необходимо?.. Люда вспомнила книжку про Маугли. Там звери жили по Закону джунглей, который запрещал хищникам убивать больше, чем те могут съесть. «Хорошо бы все люди в мире это понимали», – вздохнула она.
Яркий летний день плыл над лесом. Берёзки тихонько о чём-то переговаривались на своём языке, шелестя листочками. Высокие сосны – многие не в один обхват – казалось, смотрели на двух путниц ласково, как на внучек. «Они ведь, наверное, ещё Радославиных родителей детишками помнят, – подумалось вдруг Людмиле, – а может, и бабушек-дедушек… И река, что у деревни течёт, и весь лес… всех знают и всех помнят… Как же это правильно!.. И лешие с водяными…» – мысли смешались с шумом леса, с птичьим гомоном и перестуком копыт, Люда не заметила, как задремала.
– Людмила!
Старшая сестрица зовёт… Наверное, Люда уснула на сеновале под стук дождя по крыше, и её все потеряли…
– Людмила, просыпайся.
Если «просыпайся», значит, уже нашли… Ой, а кто нашёл? У неё ведь нет старшей сестры. И сеновала у них тоже нет…
Люда открыла глаза, окончательно возвращаясь из сна в реальность.
Телега стояла на обочине дороги, проходившей через какую-то деревню. Так сначала показалось Люде. Но, оглядевшись как следует, она поняла, что это уже не совсем деревня. Дворы, конечно, были обнесены такими же заборами, и дома за ними, были деревянными, но совсем близко виднелся… да, забором уже не назовёшь. Люда поняла, что это ограда вокруг города. Дорога шла прямиком к воротам.
Радослава тем временем развязывала припасённый из дома узелок.
– Сейчас перекусим да и отправимся каждая в свою сторону. Ты дальше в Город, а я домой.
День заметно склонился к вечеру, и Люда обеспокоилась:
– Ты же, наверное, только к ночи доберёшься до дома. Не страшно?
За себя почему-то страшно не было – она же в Сказке.
– Здесь дороги безопасны, – ещё больше успокоила Радослава. – Батюшка бы иначе не отпустил. Да и день нынче долог. До сумерек-то я уж близко к дому буду, а в своих лесах чего бояться?
– А мне сейчас куда? – спросила Люда. – Город же большой, наверное. Где мне Мишку искать?
– Вот уж не знаю, большим ли, маленьким ли для тебя Город станет, – усмехнулась Радослава. – Ты, главное, ступай смело, да крепко в голове держи, зачем идёшь. Тогда он тебя нужными дорогами быстро выведет.
– К Мишке?
– И к Мишке, и к Ворону, и потом на Поляну Костров.
Люда кивнула. Дожевала ватрушку, запила её квасом, который непостижимым образом остался прохладным, несмотря на жаркий летний день.
Пора было прощаться.
– Спасибо тебе за всё, Радослава!
– Доброго пути, Людмила!
– И тебе доброго пути до дома.
Люда соскочила с телеги, помахала на прощание рукой и зашагала по дороге, ведущей к воротам Города.
Ковбой Гарри
Мишке показалось, что головокружительная скачка продолжалась целую вечность.
Как бы чудесно ни было мчаться на резвом мустанге, какой бы восторг и предчувствие приключений ни распирали его, он всё-таки здорово устал и вздохнул с облегчением, когда конь снова перешёл на шаг. Мишка выглянул из-за спины индейца и увидел высокий каменистый холм, кое-где поросший травой. На его подножье падала тень от высокого дерева, одиноко стоявшего на открытой равнине в стороне от двух небольших рощиц. «Рисунок! – понял Мишка. – Место и время встречи!»
Возле дерева никого не было, и Токалу Ска огляделся с явной настороженностью. В этот момент из ближайшей к ним рощи показался всадник. Не индеец. На нём была светло-синяя рубашка и чёрный жилет, а то, что издали можно было принять за широкие кожаные штаны, оказалось особым предметом одежды, который ковбои Дикого Запада надевали поверх штанов. Мишка не знал, как правильно называются эти кожаные ноговицы, но назначение их понимал: они защищали ноги всадника от ушибов и острых веток. Образ ковбоя дополняли характерная тёмно-коричневая шляпа и клетчатый шейный платок. Мишка гадал, окажется ли у него на поясе пистолет, но пистолета не было.
В отличие от индейцев ковбой сидел верхом в седле и управлял лошадью с помощью уздечки.
В первый момент при появлении незнакомца Мишка встревожился: белый человек мог оказаться врагом. Но, заметив Токалу Ска, ковбой поднял руку, и вождь ответил таким же приветственным жестом.
– И как это ты ухитряешься приехать первым, даже если встречу назначаю я! – вместо «здравствуй» выпалил ковбой, когда они сошлись в тени раскидистого дерева.
– Хау, брат. Я тоже рад тебя видеть, – ответил индеец, как показалось Мишке, пряча усмешку.
Стало быть, это и есть Отаэйе. И ничего удивительного, что вождь назвал его братом. Индеец так может обратиться и к другу, и просто к доброму знакомому.
– А это кто? – спросил ковбой, глядя на Мишку.
– Вакпа Ку, – ответил вождь. – Он ищет собаку. Она убежала с твоим посыльным.
– Собаку? Эту, что ли? – Отаэйе громко свистнул, и откуда-то из-за деревьев выскочил… Верный!
– Верный! – закричал обрадованный Мишка. – Верный, ко мне!
Пёс его узнал. Подбежал, виляя хвостом-колечком, прыгнул, лизнул в щёку. Мишка крепко схватил его за ошейник, чтоб не вздумал больше никуда удирать. Теребя густую шерсть на загривке, он принялся выговаривать бродяге за своевольное поведение:
– Разбойник ты, Верный! Сбежал от хозяина, а я тебя ищи, да? Вон в какую даль забрался. Василий Дмитриевич уже, наверное, в полицию заявил, что тебя украли. Ни стыда у тебя, ни совести, бандит!
Так мама всегда говорила, если дети безобразничали: «Ни стыда у вас, ни совести!» Мишка постарался произнести эти слова строгим голосом, хотя, если по правде, на «бандита» он ни капельки не сердился. Даже был ему благодарен, ведь без Верного не было бы этого путешествия, не было бы индейцев и приключений!
Кстати, о приключениях.
– …видел отряд солдат, – говорил Отаэйе. – Они ехали к форту и везли с собой двух пленных. Я стоял за деревьями, они меня не заметили, зато я смог как следует их разглядеть. И пленников тоже. Это были твои разведчики, Токалу! Я узнал Ванбли.
– Ты уверен? – ровным голосом спросил Токалу Ска.
– Да не сойти мне с этого места! Я бы вчера ещё предупредил, но уехать никак не мог.
Мишка замер. Вот, значит, какая она – сказка… Значит, и здесь солдаты хватают индейцев, связывают и увозят в свои форты. И здесь гордые племена тоже идут по тропе войны, чтобы отстоять свои земли и свою привычную жизнь. Хорошенькое дело!
– Пленные остались в форте? – спросил вождь.
– Пока они точно в форте. Но это ещё не всё, брат. На днях в форт пришёл большой отряд из Ривер-тауна, зачем – не знаю. Сидят тихо, вроде ни к чему серьёзному не готовятся, даже ходят слухи, что собираются вскоре уезжать обратно. И я очень надеюсь, что так оно и случится. Не нравится мне соседство с большими отрядами солдат, редко из этого получается что-то хорошее…
Отаэйе говорил ещё про форт, про солдат, про неприятности, которых от них можно ожидать. Токалу Ска молчал. Мишка смотрел на него и ждал. На лице вождя не отразилось ни тревоги, ни огорчения, только показалось, будто он мгновенно разучился улыбаться. Совсем. Лицо было спокойным и сосредоточенным.
Вождь почувствовал Мишкин взгляд. Посмотрел на него и снова повернулся к Отаэйе.
– Выполни мою просьбу, брат. Отвези мальчика и собаку в Город.
– Ладно, отвезу, – кивнул ковбой. – А ты что намерен делать?
– Вернуться в стойбище, собрать воинов. Затем напасть на форт и освободить пленников.
– Постой! Ты разве не слышал, что я сказал? – ковбой не на шутку обеспокоился. – В форте крупный отряд, соваться туда сейчас – безумие! Тайком вы не проберётесь, а если полезете напрямик, вас перестреляют, как куропаток! Подожди хотя бы, пока эти из Ривер-тауна уберутся к себе.
– Они могут увезти пленных с собой, – возразил Токалу Ска.
– Нет, ты ей-богу не слышишь! Говорю же…
Вождь положил руку ему на плечо, останавливая на полуслове. И всё-таки слегка улыбнулся.
– Тебя трудно не услышать, Отаэйе. Но это мои люди, я их не оставлю.
Вот так просто: это мои люди – и всё тут. Мишку захлестнула горячая волна уважения, восхищения и тревоги. Он чувствовал, понимал, что всё происходящее – не его сказка. Он не сможет остаться с Токалу Ска. Даже если попросит – не позволят. И будут, наверное, правы. Чем поможет одиннадцатилетний городской мальчишка опытным индейским воинам? Конечно, Мишке в жизни приходилось драться, и по-дружески – кто кого уложит на лопатки, и даже несколько раз всерьёз, но ведь индейцам предстоит не драка, а полноценное сражение. И его исхода Мишка, скорее всего, никогда не узнает…
– Я пойду с вами! – вдруг решительно заявил Отаэйе. Вождь покачал головой.
– Нет, брат. Если с тобой что-то случится, мы лишимся глаз в стойбище врага и руки, которая может прийти на помощь там, куда не дотянутся наши.
Ковбой упрямо дёрнул уголком рта, но наклонил голову, соглашаясь. Вождь тоже кивнул и повернулся к Мишке. Взял его за плечо и некоторое время молча смотрел в глаза. И Мишка смотрел. Молча.
– Как тебя зовут? – неожиданно спросил вождь.
– Мишка… Михаил.
– Что ж, прощай, Михаил – Вакпа Ку. Счастливой тропы тебе.
– И тебе, – почти прошептал Мишка. И не ощутил неловкости от этого «тебе».
– Если я смогу разузнать что-нибудь полезное, сообщу, – пообещал ковбой и добавил: – Будь осмотрителен!
Когда индеец вскочил на лошадь, Мишка почувствовал, что должен сказать что-то ещё. Что-то важное…
– Токалу Ска! – позвал он, вождь обернулся. – Токалу Ска, ты говорил, что это сказка, и у неё свои законы, – слова нашлись сами собой. – А по сказочным законам герой всегда выходит победителем. Значит, всё будет хорошо, и ты освободишь своих людей! Потому что иначе – это уже не сказка! Правда ведь?..
– Конечно, – серьёзно ответил вождь, прощально поднял руку и послал коня в галоп.
– И да хранят вас все ваши Духи… – пробормотал Отаэйе. – Пойдём, Михаил.
Он вскочил в седло, помог Мишке устроиться позади. Верный крутился около, больше не пытаясь никуда убежать. Ковбой свистнул ему, и они двинулись в путь.
– Так это, значит, твоя собака? – спросил Отаэйе немного погодя.
– Не совсем, – ответил Мишка. – Ну то есть совсем не моя. Его хозяин – мой учитель. Я увидел Верного на улице одного, хотел поймать, отвести домой, а он убежал. Я – за ним, ну и вот…
– Ясно. А в реке ты тоже его ловил? – хохотнул ковбой.
– Почему в реке? – удивился Мишка.
– Токалу назвал тебя Вакпа Ку, это можно перевести как «Подаренный Рекой». Индейцы просто так имён не дают, впору представить, что они тебя из реки выудили.
«Вот это да! – восхитился Мишка. – Мне, оказывается, дали настоящее индейское имя!» Вслух он объяснил, как получилось с рекой, а потом спросил:
– «Отаэйе» тоже можно перевести?
– А! – махнул рукой ковбой. – Насмехаются. Можно перевести, конечно. Приблизительно так: «Тот, Кто Много Говорит». Болтун по-нашему. Ну да я не обижаюсь, – он полуобернулся и протянул Мишке руку: – Меня вообще-то Гарри зовут. Гарри Гордон.
Мишка пожал руку и осведомился:
– Мне вас как называть – мистер Гордон?
– Зови Гарри. Чего там, мы люди простые.
Индейцы просто так имён не дают. Всю дорогу Гарри что-то говорил: рассказывал про свою работу на ранчо мистера Блэксмита, как перегоняют по прериям стада коров, как объезжают диких мустангов. Потом спешился, посадил Мишку в седло и долго, подробно объяснял тонкости управления лошадью. Попутно упоминал индейцев и растолковывал, как они добиваются от мустангов всего того же, но без уздечки.
Верховая езда показалась не такой уж сложной задачей. Конь послушно поворачивал, когда Мишка тянул повод, останавливался и снова шагал вперёд. А вот на рыси оказалось неудобно: Гарри не стал подтягивать стремена, и Мишка до них не доставал. На короткой пробежке рысью его здорово протрясло, он даже чуть было не свалился, но всё-таки сумел удержаться в седле, чем заслужил похвалу ковбоя.
Рассудив, что если Гарри рассказывает, как управляют лошадью индейцы, значит, сам тоже так умеет, Мишка спросил, нельзя ли ему попробовать проехать без седла и узды.
– Можно было бы, но не на этой лошади, – ответил ковбой. – Этот мальчик не понимает иного управления, кроме как с трензелем в зубах.
Тут же Мишке было разъяснено, что трензелем называется передняя железная часть уздечки с кольцами, к которым пристёгивается повод, и грызлом, лежащим у лошади во рту и никакого отношения к зубам, строго говоря, не имеющим. Грызло их не касается вовсе, а когда всадник тянет за повод, железная скоба давит на губы лошади, и та понимает, что надо повернуть или остановиться.
– Это же, наверное, больно? – с жалостью спросил Мишка.
