– Ага, и вам, Василиса Перестарковна, приветы передают. Как там она на пенсии, наша звездочка?
– Прикройся, – по-матерински недобро возмущалась Василиса Яковлевна. – Посмотри, на что похожа стала. Тьфу. Ватник рваный, из худи грудь вывалилась. Тебя что, дальнобои на трассе порвали?
– А вы завидуете, Василиса Пеньюаровна?
– Может хватит уже, Маргуня? – вздохнула Витка. – Достали всех, из дома даже Максимка и Игоряша сбежали. Мы поняли, что ты как всегда не при чем. Что случилось-то? Женька убежала на поиски Лизаветы Игоревны, а вернулись вы уже вместе, причем Женька без сознания и в крови, а у тебя вся одежда в клочья, будто тебя собаками рвали. Это что, вы в лесу мирились? Задумано так?
– Слушайте, – продолжала огрызаться Самохвал. – Что опять не так? Вам не угодить. Живой вернёшься – плохо, в крови – тоже плохо. Кстати, Витольд, зацени. Нормально так ватник порван? Последний писк моды, а-ля мегаполисо-маргинало. Стильненько, не находишь? Толстой нитью крупными стяжками скрепить, и на неделю высокой моды до городу Парижу. Василиса Бесвкусовна, вставьте свое емкое и осуждающее про то как нонче хуже, чем когда-то.
– Бомжиха.
– Ну, вот, поперли комментарии критиков. Да здравствует хайп.
– Машунь, что случилось то? – просительно заныла Витка.
Маргоша нетерпеливо вздохнула.
– В который раз на Бис. Не поняла ничего, картинки быстро менялись, как в кино. Короткометражка. Итак, бегу я по лесу, слышу, наших бьют, выскочила, как закричу, чтобы не трогали Смородину. Вот. А дальше, как в тумане. Бац, и мы у вашего крылечка.
– Мы так и поняли, – поджала губы Василиса и наигранно потрогала лоб Маргоши на предмет вменяемости. – Вы всех победили, а трудности с одеждой поимели на обратном пути. Откуда кровь на Дженифер, убогая?
– А это не ее кровь.
– А чья?
– Видимо дерева, на которое она шмякнулась, – без тени смущения несла Маргоша. – Мы же вместе проверили, на ней ни одной царапины. В чем претензии? Постирушки в холодной реченьке пугают, Василиса Радикулитовна?
– Нет, все же вывела, стерва блондинистая, – выругалась женщина. – Сейчас я тебе подправлю твой бомжеватый кантри стиль. Фурор до городу Парижу произведешь. Для полного образа я твою наглую мордоворотку украшу бланшем под глазом.
Женька сквозь боль услышала звуки возни, затянувшуюся церемонию прощания и громкие стуки дверью.
– Ага, щас, так я тебе и далась, Василиса Змеюковна, – счастливо пихалась в дверях Маргоша.
– Грудь прибери, мадонна с трассы.
– Мне хотя бы есть что прибирать. А вы так, фикцию в лифчик застегиваете.
– Дура, мужики кругом пялятся.
– Женская грудь действует на мужчин благотворно. Может вашему Ансельмо полегчает, печень поправится. Вы мне ещё спасибо должны сказать, Василиса Плоскостоповна.
– Да иди ты уже, прилипла, как муха к ленте. Пошла прочь в свой дом.
– И пойду. Очень сексу хочется. Исключительно для вашего склероза, секс – это когда мужчина и женщина…
Женька поднялась и села на печи. Василиса Яковлевна наконец вытолкала Маргошу ногами и прикрыла дверь. Они дома, боль утихает, в теле приятная нега, силы возвращаются. Что это было? Она отчетливо все помнит. Маргоша вылетела из леса, на нее набросились чужие химеры и рвали на части неживую плоть. Кай ударил Женьку. От удара она лишилась сознания, а пришла в себя уже дома.
Экие чудеса.
Женька прощупала шею и череп. Все на месте, челюсть не вывихнута, шея не сломана, во рту привкус такой, что проще стошнить в тазик. Кровь таки была, она вкус крови знает.
Вот это силища у Дракона. Женьку никогда так не вырубало, даже в боксе, даже в нокауте лёжа, она отчетливо понимала и осознавала, что происходит и как это случилось. А тут белое полотно, полный аут. Просто один раз отмахнулся, и она покинула бренную землю на добрых энное количество минут.
Это вывод номер один. Вывод номер два: на базе их ждут обещанные неприятности, туда лучше не соваться. Вечно приходится учиться на своих ошибках, игнорируя чужие дельные советы. И Пересветыч просил не дергаться, и Карл Людовикович в своем стиле между делом о главном, и Камико, почти рискуя засветиться, поспешила ее остановить. Да, зол на нее Баренцев, лютует. Может ничего бы и не было, но Марго привычно обломала все ее добрые начинания. Первые переговоры с треском провалились.
Вывод номер три: учи теорию, Сморородина. Материалы с лекциями она учила плохо. Зачем лукавить, вообще не учила. Всегда так делала, за что поплатилась впервые, но сразу как! Драконы в человеческой ипостаси функциональности не теряют, силища и способности те же, что и в виде рептилии. Ей же виделось это дело как в сказке, обернулся недобрый молодец в тварь рептилоидную и давай крушить вокруг себя дома и людишек. А на деле выходит, что он всегда дракон, даже когда мышцы упакованы чуть иначе и ходит он двуногим гомо сапиенсом в дорогом костюме.
Она тоже хороша. Язык, как помело, гадостей наговорила. У Кая и без того фитиль догорал, а она предложило бусидо затолкать в труднодоступные места. Наступила одной фразой на все гордости сразу, драконью, мужскую и самурайскую. Вот и получила неконтролируемую агрессию.
– Вот же, – тихо ругнулась Женька и слезла с печи.
Глава 5
Но главное, жива осталась. Как ни странно, ни одной царапины, только ватник залит кровью, майка под ним насквозь красная, ещё влажная от крови, теплая, клейкая. Во что вляпалась, непонятно. Маргоша права, кто его знает, чья это кровь. Не Женькина, однозначно. Хотя ударил не слабенько, с разворота, должна была посыпаться, как трухлявый пень, по краюшку сознания даже боль помнит, обжигающую, взрывную, выбивающую дыхание напрочь. Благо сознания лишилась, так бы лишилась его от боли.
И второй вопрос. А как они добрались до дома, а это верст десять, тьфу, километров, что кровь даже присохнуть не успела? Загадка века, придется идти на поклон к Химере, выяснять обстоятельства. Может та помнит, как развивались события, когда Женька пребывала в ауте? Хотя в тот момент Маргоша была немного занята. Ее местные химеры на куски рвали прямо с одеждой. Зрелище не для слабонервных, ей сперва голову открутили, кстати Брунгильда и открутила. А Машкино тело ещё извивалось, пальцы когтями рвали сапоги Брунгильды.
Женька вышла на улицу, день все также, до полудня не дошел. Значит, все произошло быстро, даже слишком. На крылечке столкнулась с Рустиком. Осунулся-то как, глаза ввалились, не ест совсем. Абстинентный синдром не отпускает, от травок только спит больше и меньше испытывает боли.
– Смородинка, – он ждал ее. – Ты это, когда на рыбалку пойдешь? Срочно надо.
– Тебе зачем? – удивилась она. – Рыба ещё есть, много накоптили.
– Да черт с ней, рыбой. Мне медведь нужен, – раздраженно ответил он.
– В смысле, медвежатина?
– В смысле, медведь. Лучше два. Адреналинчик отведаю, чуть отпустит.
Женька поневоле качнула в удивлении головой.
– Грибы уже не вставляют?
– Да ну, дурь только в голове. В этом смысле травки Пересветыча практичней. Мне бы медведя встретить, чтоб пробрало до рези в животе. Тогда сопоставимая доза. Блаженство.
– Так, Рогачев, отвали. За адреналином вон, в лагерь к нашим чешуйчатым оппонентам смотай. Верст десять, и адреналиновая нирвана там штабелями лежит. Бери, не хочу. Но только под моим присмотром.
Рустам заинтересовался и глянул на север, на протоптанную уже тропинку.
– Может сейчас и рванем?
– Я тебе рвану, – осекла она несчастного. – Только оттуда вернулась, полные штаны адреналина. Ватник насквозь от крови.
Глаза Рогачева засверкали от предвкушения и почти зависти.
– Женёк, терпежу нет. Очень надо. На твоей совести мое тело будет развиваться на сосне. Отпусти, будь другом. Мочи нет терпеть. Я по-быстрому, туда и обратно. Также быстро, как ты.
– Не пущу.
Рогачев бросился в ноги и начал рыдать крокодиловыми слезами, хватать за ноги и кричать «матушка, не губи, вовек доброты твоей не забуду». Тут и каменное сердце дрогнет. Как же ему плохо, как же это жестоко.
– До вечера вернись, адреналинщик, – распорядилась она. – Спросишь Камико, только ее, не перепутай. Если спросят, скажи, что к Рогачеву Рустаму Сергеевичу никакого отношения не имеешь, впервые слышишь это имя. Если сильно прижмут, вали всю вину на меня. Дескать, сатрап и деспот твой Младший, берега попутала, пэмээсом страдала, с нее и спрос. Все понял?
Кричала она ему уже во след. Парень рванул в лес так, что только лапы елей покачивались. Орхан уже стоял рядом и молча следил вместе с ней за Рогачевым.
– Джайлан, краса моих очей, я тебе говорить, как тебя любить? – он обнял ее за плечи и улыбнулся в лицо всем своим турецким обаянием сквозь отросшую мохнатую бороду.
– Бог миловал, – хмыкнула Женька. – Так, извращенец с южным темпераментом, бутсы сорок восьмого размера с моих плеч убрал. От твоей любви у Лидочки Александровны вся голевая зона в синяках.
– Лидочка Александровная голая? – заинтересовался тот.
– Слюни подбери. Говорю, у нее весь бампер во вмятинах от тебя, – рявкнула девушка.
Турок начал зависать, как старая программа.
– Джайлан, ты такой хороший друг. Меня спрятать в такой Тайга, Анжела Максимовна тоже спрятать. Турецкий бандит никогда нас не найдет. Благодарить тебя хочу сильно. Ты так хорошо всё подумать, не то что Манка.
Орхан полез обниматься, а Женька закатила глаза. В картине мира этого Колченогого неудачника в Тайге они по причине благотворительности, прячут его от мафиозных щупальцев. Блажен, кто верует. Есть в этом и плюсы, после Игореши и Максики он первый, кто здесь охотно и добровольно.
– Короче, руки убрал!
– Джайлан, руки я убрать. Ты ногу мне сломать мочь? – хлопнул он невинными ресницами.
Женька смерила его тяжелым нетерпеливым взглядом. Пожалуй, на сегодня она покаталась не на всех аттракционах, а день только начался.
– Совсем опух, Орхан Серханович? Теперь я не только мочь, но и хотеть. Причем к доброму и светлому это никакого отношения не имеет.
Турок услышал то, что хотел, не понял последнюю фразу и вдохновенно продолжил.
– Тогда сломать э, как другу, – искренне попросил он. – Что я все прыгать на одной ноге, надо сломать вторую, симметрию делать.
– Да ладно? – она развернулась к нему всем своим кровавым ватником и уперла руки в бока. – Симметрию ещё заслужить надо. Ну, и постараться, конечно. Ноги то у тебя крепкие, Анжелой Максимовной откормленные, янычар ты наш.
Турок рассмотрел вид сверху на две разные ноги. Вид самую малость портил небольшой живот, но и тот за недолгий срок таежных приключений быстро сдулся.
– Только не болеть чтобы. Мне Анжела Максимовна смотреть глаза неудобно. Какой такой муж и только на одной ноге? Скакать, прыгать, как медвед гризли по дерево, палка эта мешать.
– А залезть ей на шею и болтать обеими сломанными ногами удобно?
У Орхана на лице отразилась неслабая работа мысли, по глазам видно, как он залез на крепкие плечи худенькой женщины, в гипсе, с весом под сто двадцать килограмм, и красиво поболтал обеими ногами. Причем поболтал на турецком, беглом. Ох уж эти русские, шутки у них несмешные.
– Э, почему шея? – наконец зашел он в тупик. – Зачем шея? Шея тоже красивая, только мне больше груд нравится и э, попа.
– Ты мне грудь не заговаривай. Будто я не вижу, чья конкретно попа привлекает твое особое внимание. Про Лидочку Александровну мотаем на ус. И ногу я тебе с превеликим удовольствием оторву. Причем третью, лишнюю.
Вот тут османский принц и поплыл. В глазах туман с поволокой, работа мысли зашкаливает, третья нога прорисовывается где-то сбоку от примотанного уса.
– Э, мне третья не надо, мне белая надо. Такой чтобы хватит прыгать, – постучал он костылем по гипсу.
– Тьфу ты, – сплюнула Женька и почесала задумчиво в ухе. – Гипс снять, что ли? Так бы и говорил. Снимем тебе гипс, подожди. Не до того пока. Попрыгай ещё немного. Видишь, доктор отлучился ненадолго, исключительно по медицинским делам. Как вернётся в хорошем настроении, так сразу под его опытным руководством сделаем тебе безболезненную симметрию. Без Рогачева получится только варварски, – прихватила она с земли окровавленный топор, который вернулся с ней из лагеря.
– Доктора ждать, – нервно сглотнул Орхан. – Я лучше подождать. Дрова рубить, – вырвал он у нее топор.
Женька поспешила смыться со двора, иначе это никогда не закончится. Ансельмо рвался до Младшей с каким-то важным делом, но это подождёт. До дома Химеры всего несколько шагов, Женька рванула на себя дверь и застыла в немом остолбенении. Нет, сегодня определенно где-то что-то сдохло.
– Формируешь коллекцию от кутюр? На неделю моды в Париж собралась? Без шуток?
Маргоша встретила ее в «обновке». На ней только деревянная кадка из-под воды, дно выбили и натянули на нее, словно платье-пояс. В кадке она абсолютно голая, прикрыто всё ровно от сосков до предельно сомнительной зоны бикини. Из аксессуаров только ручка от кадки и носки. Девушка шагала в ней, как в бочке, придерживая руками.
– Смородина, ха. Что бы ты понимала в моде? – зло пропела та. – Экологично, современно, броско. Немного с вызовом, но без этого фурор не произведешь.
Маргоша наклонилась поднять с пола драный лифчик и блеснула фурором так, что Женька даже ослепла.
– Стильненько, – согласилась она. – Как вариант нижнего белья. На купальник можно не тратится. Оверсайз, с размерной сеткой несложно угадать. Для массового производства незаменимая вещь.
– Ну так. Обращаем ваше внимание, многоуважаемые зрители, как стройнит эта деталь одежды любую девушку, – покрутилась во все стороны Маргоша. – На фоне Барилл Дэ Аква[11 - Barril de ague – бочка для воды (исп.)] вы всегда смотритесь изящной и хрупкой, как русалка. Женька, это бомба.
– Это бочка.
– Какая же ты душнилово, Смородина, – отмахнулась та. – Надо же мне в чем-то ходить, пока Эдик постирает и подремонтирует шмотки. Выбор невелик, соломенное платье мне не подошло, чешется. Да и букашки там, фу. Подушками подвязываться неудобно, они маленькие и узкие. В одеяле и матрасе тоже неудобно, там солома книзу сползает, ходить мешает. Эдика раздевать жалко, замёрзнет, заболеет.
Она рассказывала это так, что сомнений не возникает. Она испробовала все варианты, и коллекция практически сложилась. Кадка с водой, как вишенка на торте, венец подиума.
– Кстати, Смородина, так и будешь ходить в кроваво-буром ватнике? Раздевайся, Эдик твои обноски тоже постирает. Бери вторую кадку. Присоединяйся к высокой моде.
Через десять минут они обе дефилировали в Барилл Де Аква и ржали, как потерпевшие. Эдик заскочил мокрый, но довольный. При виде второй порции вещей довольство подрастерял, но покорно отправился на реку, выполаскивать кровь.
– Зачем выскочила там? – затихла от смеха Женька. – И вообще, как оказалась в лагере? Я же одна ушла.
Маргоша беспечно пожала плечами.
– Значит, не одна. Подбегаю к лагерю, думаю, ну всё, туточки Смородина без меня влипнет в историю.
– Конечно, влипну. Я же вместе с тобой никогда в истории не влипаю. Только без тебя.
– Не надо ерничать, – фыркнула Маргоша. – В этот конкретный раз ты без меня решила влипнуть. Непорядок.
– Действительно, чего это я? Во все тяжкие и без тебя. Ну, и?
– Ну, и, бегу, сбивая лабутены а-ля «радость доярки». Кстати, Дженералиссимо, заценила, как твой Баренцев там устроился? Это же с душем и санузлом, наглость какая.
– Не отвлекаемся, – осекла ее Женька. – Что дальше?
