– Марвин Шерфилд.
Она сняла очки и потерла переносицу. Потом, отъехав от стола, достала из-под него здоровенную помятую тетрадь. Именно туда вносились имена постояльцев, а их было много: номера никогда не пустовали. Равно как и никто в них не задерживался. Я стал редким исключением, проведя в этой дыре почти сутки.
– Марвин Шерфилд… – процитировала написанное моя нелюбезная собеседница и снова посмотрела на меня. – Позавчера Вы выглядели по-другому, – она сняла очки, снова надела их, и снова сняла. – У Вас… – она очертила в воздухе круг над головой и подперла рукой подбородок.
– Спасибо, я покрасился, – я изобразил на лице вымученную улыбку.
Сидящий в углу мужчина, полностью скрытый за газетой, над которой торчала лишь его шляпа, сдержанно рассмеялся. Хоть кто-то оценил мой сарказм. И вдруг меня словно молнией пронзило.
– Простите, что Вы сказали?
– Ваша седина… Экстравагантно! У Вас необычный взгляд на этот мир, мистер Шерфилд…
– Нет-нет… Хотя ладно, – я усмехнулся.
Должно быть, показалось.
– Сколько с меня?
Женщина покрутила в руках карандаш и вдруг вцепилась в него зубами. Какая там акула…Пиранья! Упитанная такая.
– Сорок, – сухо бросила она и, черкнув что-то в тетради, захлопнула ее.
– Сколько? – я вскрикнул.
– Вы занимали комнату двое суток. Наш хостел находится…
– Да это не комната даже!
– Мистер Шерфилд… – в ее тоне послышалась угроза.
– Как двое суток? – перебил ее я. – Вы что-то путаете.
Дамочка недовольно посмотрела на меня и, опершись на кулаки, поднялась со стула и, взяв с тумбочки за спиной небольшой настольный календарь, резко сунула его мне в лицо:
– Вы умеете считать, мистер Шерфилд?
Пока я немигающим взором изучал календарь, она вновь раскрыла свою тетрадь и ткнула пальцем в строку с моим именем:
– Двадцать первое число… Сегодня – утро двадцать третьего… У Вас остались вопросы?
– Остались! – вспылил я и бросил деньги на стойку. – Всего доброго!
Как только я оказался на улице, начался страшный ливень, и я поспешил спрятаться в круглосуточном магазинчике на местной заправке. Продавец даже не отвлекся на меня, когда я зашел внутрь. Игра была для него куда интересней, чем вероятность быть обворованным. Я прошел между высоких стеллажей к стене, на которой висели всевозможные китайские поделки. Именно там мне на глаза попался мой обожаемый плащ. Перекинув его через руку, я направился к холодильнику, когда колокольчик звякнул. Я не обратил бы внимания на посетителя, если бы поверх стеллажа не увидел знакомую черную шляпу. Я взял две банки содовой и пачку овсяного печенья и направился в сторону незнакомца. Видимо, он не хотел сталкиваться со мной лицом к лицу, поскольку, как только я повернул за стеллаж, он быстрыми шагами направился в сторону туалета. Что ж, всякое бывает – я тоже был не в восторге от санузла в хостеле. Бьюсь об заклад, здесь он был чище.
Расплатившись, я на месте же надел плащ. За время, пока я возился с упаковкой, да и с самой обновкой, шляпа так и не вернулась. Опять же, всякое бывает… Интересных бесед мне не предстояло, и я расстроенно покинул магазин. Через пять минут я уже жалел, что вдобавок не купил зонт.
К моему удивлению, мне не пришлось долго идти. Впереди, там, где начиналась черта леса, сквозь плотную стену дождя показались два тусклых серебристых луча, которые впоследствии превратились в яркие автобусные фары. Пока нас разделяло несколько метров, я по старинке быстро достал карту и, тщетно смахивая с нее воду, отыскал дорогу, которая соединяла Сейлем и Сиэтл. Я был как раз на ней.
Я сошел с обочины и встал почти в центре дороги. Автобус затормозил, и из окна показалась сначала голова водителя, потом рука и по последовавшему жесту я понял, что он был крайне недоволен. Я кивнул и подбежал к окну.
– Совсем больной? Это мой единственный рейс на сегодня, мне еще трупа не хватало!
– Простите, мистер, этот автобус идет до Сиэтла?
– Да, но мест нет.
– Это я уже слышал.
– От меня?
– Не только. Похоже, здесь это самая популярная фраза.
– Ты не местный?
– Не то чтобы.
Мужчина внимательно оглядел меня, и мне показалось, в его глазах мелькнуло сочувствие.
– Похоже, придется тебя взять. Промокнешь. Есть там места…
Меня поразила его внезапная доброта.
–Так ты едешь? – спросил водитель, свесившись ко мне через окно. На его фуражку набросился ливень, и струи воды стекли по козырьку прямо мне на лицо. Я фыркнул и потряс головой, после чего подбежал к дверям.
В салоне было тепло и сухо, но было как-то неловко садиться на нетронутые влагой сиденья. К счастью, я приметил два свободных в конце автобуса.
Я замешкался, чтобы достать деньги, но водитель хлопнул меня по локтю:
– Сядь, отогрейся лучше. Я все равно не выпущу тебя из автобуса, пока не заплатишь.
Я благодарно улыбнулся и поспешил в конец салона. Проходя, я обратил внимание на окна: по ним стекало все меньше струек, и, когда я оказался рядом со своим местом, дождь окончательно прекратился. Великолепно!
Закинув рюкзак на полку, я сел у окна и собирался вздремнуть, однако холодное стекло под виском оказалось невероятно бодрящей штукой. Меня уколол приступ горькой досады, с которым я ничего не мог поделать. Оставалось только смотреть на проносящиеся мимо деревья, черные силуэты которых смазывались от скорости на фоне светлеющего неба.
Автобус плавно шел по свободной дороге, и его мерный гул убаюкивал. Я несколько раз зевнул в надежде, что сон все-таки посетит меня, но дальше этого дело не пошло. Что-то отвлекало, и к моменту, когда я осознал, что виной тому гремящие гитарные партии, раздававшиеся из дешевых наушников моего уснувшего соседа, сон окончательно улетучился.
Мальчишке было лет семнадцать, и, когда он вошел, первым, на что я обратил внимание, была красная прядь волос. Он неуклюже дернулся, чтобы смахнуть спавшую на глаза челку, и ударился головой об полку. Девочка впереди меня громко засмеялась, вогнав паренька в краску. Можно подумать, что она сама никогда не спотыкалась на ходу или что-нибудь еще в этом роде. Тем временем он приземлился рядом, но тут же вскочил, потому что на повороте с полки упал его рюкзак. Раздался такой страшный звук, что несколько человек проснулись и стали испуганно оглядываться, не развалился ли по пути автобус, но, убедившись в своей безопасности, успокоились, снова закрыли глаза и погрузилась в мир грез. Завидовал ли я им? Возможно.
– Ты кирпичи в нем таскаешь, что ли? – я указал пальцем парню под ноги.
– Ах, нет, – тот покачал головой, и красная челка снова влезла ему в глаза, – только мешки с песком.
– А если серьезно? – этот ответ не мог не вызвать у меня улыбку.
– Детали в основном. Я ремонтирую отцовский Понтиак. Не идет вторая передача.
– Хочешь Рыцарем Дорог заделаться?
– О, да Вы в теме! – глаза паренька округлились, и он практически влез мне в лицо.
– Шутишь? Это же был настоящий хит восьмидесятых! Мальчишкой, я был фанатом!
– Обалдеть! Знаете, у меня, конечно, не KITT, но моя жар-птица тоже способна на чудеса! Мощность – двести тридцать лошадиных сил, автоматическая коробка передач TH-700R4…
– Я был фанатом истории, а не машины, – обрубил его я несколько раздраженно.
Вначале я подумал, что он станет прекрасным лекарством от скуки на остаток пути, но вот слушать заумную лекцию я точно не собирался. Ненавижу, когда меня забрасывают ничего не значащими для меня терминами.
Он замолчал, и какое-то время мы провели в тишине. В относительной тишине, потому что вокруг все еще раздавался чей-то храп.
– Так ты ездил за деталями сюда?
– Я облазил уйму сервисов, в этих краях они, конечно, тоже пытаются содрать кучу денег… Ну не мудрено, детали перестали выпускать аж в 2002 году, а число желающих приобрести их, естественно, увеличилось. Считайте, мне повезло: они отдали мне трансмиссию всего за две тысячи…
– Сколько? – если бы у меня был чай, я бы им картинно поперхнулся, как в фильмах.
– Я дешево взял, – расплылся в улыбке парень. – В основном, за них просят три с половиной…
– А, ну да, тогда определенная выгода в этом есть…
Повисло неловкое молчание, которое в этот раз нарушил он.
– Простите, я иногда слишком увлекаюсь и надоедаю этим, – словно прочитав мои мысли, произнес юноша. – Я просто очень люблю машины, да и вообще всякие механизмы, люблю в них копаться, – он сделал паузу и бросил на меня многозначительный взгляд, – так что… Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я как посмотрю, Вы тоже не любите находиться в дороге. Вот Вы что тут делали?
Знаешь ли, я только что вышел из тюрьмы, попал туда, когда ты еще не родился, и сейчас хочу наверстать упущенное. Но пока что меня лишь обобрали в мотеле, обобрали на заправке, и, бог знает, сколько возьмут с меня за эту поездку. Может, мне забрать твою трансмиссию и перепродать ее за три пятьсот?
– Я… Путешествую.
Парень все это время с интересом изучал меня без капельки стеснения.
– Что, шестеренки высматриваешь? – я покосился на него, роясь в кармане.
– Нет. Просто…Пытаюсь понять, сколько Вам лет?
– Ах, это… Я тоже. Я тоже.
– Шутите?
– А что? Возраст имеет значение?
– Я просто не понимаю, как человек Вашего возраста может бросить все и путешествовать.
– Ну ты же смог рвануть в другой город за запчастями. В твоем-то возрасте?
– А мне нечего бросать, я птица вольная.
– Это тебе так кажется. У тебя есть семья?
– Да.
– А у меня нет, – я, сам того не заметив, громко вздохнул, а паренек испуганно выдавил из себя: «Простите!» – Вернее, есть. Но мы, скажем, очень редко видимся.
– Не ладите?
– Не то чтобы…
Я понял, что снова хочу сменить тему. Какой я непостоянный сегодня! Немного помедлив, я добавил:
– И я не старый!
Юноша робко кивнул и уставился на свои руки. Его пальцы были черными от маслянистой грязи и слегка блестели.
– Так ты механик, значит? – я отвернулся от окна и поглядел на него.
– Вообще-то я учусь. Но да, заметно? – он помахал мне испачканной ладошкой.
– Тогда будь другом, посмотри, пожалуйста, эти часы! На них какой-то ненормальный будильник, может, как-то подкрутить что-то…
– Я механик, а не часовщик, – возмутился он, но любопытство взяло верх, и он послушно подставил левую руку, в которой через секунду оказался небольшой, но увесистый хронометр. Он, бережно перебирая пальцами, поднес его к глазам и стал внимательно изучать узор. Многочисленные рельефные завитки на крышке тонким орнаментом жались друг к другу, на обратной стороне раскрываясь крупными экзотическими цветками.
– Рисунок подстерся… Они не новые, хоть и блестят. Семейная реликвия? – юноша покачал часами из стороны в сторону, держа за витую золоченую цепочку.
– Возможно, но не моя. Мне их отдали.
– Говорят, примета плохая. Тот, кто дарит часы, отнимает свое собственное время…
Я усмехнулся: я не верил в приметы. И уж тем более в то, что часы могут забрать часть чьей-то жизни. Я вас умоляю… Но вдруг меня посетило сомнение – то, которое рождается вопреки здравому смыслу. Внезапные изменения произошли со мной практически сразу после того, как у меня появились часы. Что, если эти вещи были связаны, я ничем не болел, а старый тюремщик потихоньку высасывал из меня жизнь? Для себя? Поэтому он так настаивал, чтобы я забрал часы с собой…
Идиотская мысль, от которой я отмахнулся. Нужно было всерьез заняться своим здоровьем – тюрьма меня потрепала, потрепала…
– Эй! – парнишка слегка толкнул меня в плечо, чтобы я начал его слушать, и я медленно перевел на него взгляд. – Продать не хотите?
– Так они копейки стоят…
– Думаете?
– Кто в здравом уме отдаст мне дорогостоящий антиквариат?
– Тот, кому и так всего хватает. Или тот, кто не знает, какой ценностью он обладает.
– Сложно сказать… – я пожал плечами. – Ну так что там с будильником?
– Не знаю. По ходу его здесь нет. Вот тут, видите, – он, придерживая крышку, повернул в мою сторону усеянный такими же, как и снаружи, завитками циферблат, по кругу которого расположились поблескивающие золотом римские цифры, каждая – в отдельной черной ячейке, – должна быть еще одна стрелка. Ее нет. Минутная – большая, и часовая – поменьше.
– Я знаю, для чего эти стрелки…
– Простите, сэр.
