Что ж, если я что-то знаю о рычагах…
Я двигаю его вправо – железная лапа сдвигается вправо. Я наклоняю рычаг влево – и лапа едет налево. Чудеса! Я принимаюсь управлять сверкающей клешнёй посредством рычага, вглядываясь в добычу немигающим взглядом и пытаясь разместить железку прямо над кубом. Задерживаю дыхание, чтобы оно случайно не заставило мою руку дрогнуть, и даже слегка прокусываю нижнюю губу от напряжения. Когда мне кажется, что когти лапы остановились точно над ключом, я бью по круглой красной кнопке с такой силой, что она чуть не проваливается глубоко в панель, из которой очень кстати выросла пару мгновений назад.
Проходит секунда, за ней – другая. Блестящая лапа так и висит, болтаясь, на месте, как уродливая люстра под потолком гостиной сумасшедшего.
– Ну же, дура! – не выдерживаю я.
В ответ на это стеклидные стенки бокса начинают возмущённо дребезжать. Можно подумать, что где-то под нами гигантский бур прокладывает себе дорогу сквозь твёрдую породу.
А потом всё стихает…
Откуда ни возьмись гигантская металлическая лапа со страшным лязгом опрокидывается на мою голову и обхватывает её со всех сторон! Я вскрикиваю и, цепляясь руками за толстые когти, пытаюсь разжать тиски, но клешня уже шустро тащит меня наверх, в своё логово. Впрочем, на полпути она почему-то передумывает и отпускает мою чудом уцелевшую голову, не забыв напоследок подбросить меня повыше в эфир и так и оставив кувыркаться в чёрной невесомости. Сразу за этим такие же лапы (а, может, и та же самая) начинают выпрыгивать из темноты и «жалить» меня одна за другой. Они цепляют меня за руки, ноги, бьют в грудь. Я болтаюсь и подпрыгиваю, как тряпичная игрушка во власти озверевших детей, не в силах отбить свирепую атаку. В конце концов они прекращают пытку, и я падаю ничком, распластавшись на твёрдом полу.
Кашлянув кровью, которую я вытираю с лица тыльной стороной ладони, превозмогая боль во всём теле (сколько костей сломано?), я приподнимаю голову и вижу, что лежу вовсе не на полу, а на поверхности какого-то чёрного акваёма. Мои пальцы, касаясь прохладной глади аквы, пускают по ней кольца вибрации, но не проходят сквозь неё, словно я не человек, а какая-нибудь аквамерка. В хлюпающем зеркале подо мной материализуется волнующееся отражение. Я смотрю на своё измученное лицо, кровоподтёки на подбородке, ссадину под глазом…
Глаза.
Мои глаза жёлто-зелёные, а у отражения они почему-то красные. Разве я сейчас в гневе? Скорее, в полном смятении и ужасе.
Лицо в чёрной акве, сморщив нос с видом глубочайшего отвращения, разглядывает мои увечья, после чего внезапно дёргается и с громким всплеском выпрыгивает из аквы. Вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, мой клон вонзает свои ногти в мою многострадальную шею и, брызжа пеной у рта, извергает из себя:
– Взгляни на себя! Какой же ты слабый! Никчёмный! Мне стыдно, что я – это ты!
Тоа номер два валит меня на пол.
– Ты не смог спасти профессора!
Он бьёт меня кулаком в лицо.
– Оставил Олека умирать одного!
Ещё удар. Кровь хлыщет на мокрый пол.
– И теперь ещё Мирея с братом умрут из-за тебя!
Стиснув зубы, он принимается с удвоенным рвением вдавливать моё горло в затвердевшую поверхность акваёма. Мои опухшие глаза закатываются, и вместо уродливой версии себя я начинаю любоваться красноватыми внутренностями собственной черепной коробки. Руки в агонии бьют по акве и ногам противника, но это похоже скорее на конвульсии, чем на самозащиту. Я машинально тянусь к поясу, на котором в физическом мире уже привык носить оружие, и – рукам не верю! – верная плазмодрель на своём месте, висит и как ни в чём не бывало ждёт своего часа. Мои непослушные пальцы обхватывают рукоятку и вытягивают пушку их чехла, пока вторая рука тянется к прицелу, изготовленному профессором Готлибом.
Клик!
Потеряв контроль над собственными глазными сферами, я на ощупь погружаю дуло оружия в мясо чуть выше кадыка своей копии и сильно давлю на сенсор.
Громкий хлопок и ощущение чего-то рыхлого и горячего, усеивающего моё лицо. Глаза занимают исходное положение. Тоа номер два продолжает сидеть верхом на мне, но больше не пытается меня задушить: это не так-то легко сделать, если ты только что лишился головы, шеи и половины плеча. Из воронки, которой теперь заканчивается его тело, валит густой чёрный дым, а ошмётки его плоти всё ещё продолжают падать на пол вокруг нас, как праздничное конфетти.
Я сталкиваю с себя собственные останки и, кряхтя и ругаясь, встаю на ноги. Безголовый Тоа валится на бок, но мгновение спустя решает не разлёживаться просто так без дела, и, видимо, поэтому обращается в омерзительную чёрную многоножку, по размерам десятка в полтора превышающую то, чем ей полагается быть по норме. Клокоча, она уносит все свои лапки прочь, постукивая ими по полу, который неизвестно когда успел высохнуть и стать чем-то вроде металлического настила.
Разминая свою смачно похрустывающую шею и сплёвывая кровь, я наблюдаю, как членистоногое вползает в возникший из эфира порт, за которым нет абсолютно ничего, кроме ровного белого света. Исчезнув по ту сторону порта, существо оставляет меня наедине с самим с собой – но и в этот раз ненадолго. Уже через несколько мгновений со стороны зияющей белизны начинают доноситься звуки, похожие на топот не одного, не двух – нет, целого центума людей.
– Да вы издеваетесь… – хриплю я и, чётко понимая, что одной моей пушки на всех не хватит, начинаю рыскать по помещению глазами в поисках уголка, где можно было бы спрятать своё истерзанное тело от очередной напасти. Отвлёкшись на сколопендру, я и не заметил, что не только пол, но и вся комната за это время успела преобразиться. Я смотрю на целую коллекцию странных чёрных приборов: все как один громоздкие, тяжёлые на вид, выполненные довольно грубо, словно были доставлены сюда из далёкого прошлого. Само пространство напоминает странный гибрид между смотровой госпиталя, заводским складом и отсеком астролёта. Для чего конкретно оно построено, можно лишь догадываться. В то же время я отмечаю, что некоторые части пола и оборудования как будто не до конца прогрузились и обрываются в случайных местах, продолжаясь в трёхмерном пространстве слабыми голубоватыми полигонами, схематично изображающими недостающие фрагменты.
А ещё здесь становится невыносимо холодно…
– Вот он!
В белом проёме порта возникают чёрные силуэты людей.
Так держать, Тоа, также известный как камрад Тормоз!
Толпа вбегает в помещение, и я вижу, что все они облачены в броню, не сильно отличную от моей собственной, если не считать преобладающего в ней цвета хаки и общего неопрятного вида: наплевав на дресс-код, они, кто во что горазд, перемешали в своих костюмах шлемы, защитные окуляры, респираторы, цепи и ещё Сейвер знает что. Впечатление такое, что экипировались они на том же мусорном заводе, где жил и работал Тинни.
В руках у большинства «бойцов» я замечаю допотопные чёрные автоматы, которые видел до этого лишь в архивных материалах о Земле. Оружие хоть и примитивное, но шанса на выживание почти не оставляет: что касалось жизни и смерти, разговор у землян был короткий. Те, кому автоматов не досталось, стискивают в кулаках какие-то палки с прикрученными к ним лезвиями и гвоздями, что ещё больше наталкивает на мысли о неандертальцах. Судя по пыльным, потрёпанным лицам, они пробивались сюда силой и сейчас наверняка готовы пойти на всё, чтобы…
Чтобы что?
– Не дайте ему сбежать! – выкрикивает мужчина с повязанным на лицо толстым рваным платком коричневого цвета.
Мне конец.
Хоть никто и не стрелял в меня фризером, но каждая из принадлежащих мне конечностей в ту же секунду окаменевает и забывает, как двигаться. Став не более, чем живым изваянием, я могу только дышать и беспомощно смотреть, как разъярённая толпа несётся на меня, рыча и потрясывая оружием в руках. Могли бы для приличия организовать очередь – не будут же они в самом деле крошить меня в фарш все разом!
Мужчина с повязкой сопит и топает с такой самоотдачей, будто решил не задержать меня, как обещал, а сразу протаранить насквозь. Что он, в общем-то, с успехом и делает. Точнее, с ограниченным успехом. Ведь, ни замедляясь ни на секунду, он беспрепятственно проносится сквозь меня, словно я призрак, а не организм из плоти и костей. Или призрак он, а я – настоящий. Это уж с какой стороны посмотреть. В любом случае, вся эта орава странно одетых людей с шумом и рокотом мчится за своим предводителем, следуя его примеру и даже не пытаясь меня обступить или любым другим способом дать понять, что я для них не пустое место. Трудно признать, но в этой сумасшедшей реальности, полной существ, мечтающих уничтожить меня физически и морально, у этих оказались дела поважнее.
Моё тело, осознав, что толпа безобидна и не сможет нанести ему вреда, приходит в себя; эликсир жизни вновь струится по закоулкам кровеносной и нервной сетей. Единственно логичным желанием в этой ситуации становится желание узнать, на кого же эти люди так взъелись и кого именно поставили своей целью догнать и схватить. Я делаю быстрый разворот на центум и восемьдесят градусов, чтобы посмотреть, куда они бегут, – и не вижу ни одного человека. Исчезли все до единого. Шум, поднятый ими мгновениями ранее, оборвался, превратившись в давящую тишину.
Но и это ещё не всё: пропала комната.
Все хитроумные устройства вместе с ведущим в белую пустоту портом – всё растворились в эфире без следа, оставив взамен то, что мне было нужно больше всего. Неуловимый ключ вернулся к своему изначальному облику и теперь лежит, дожидаясь меня, на расстоянии… Впрочем, расстояние до него определить невозможно из-за полного отсутствия здесь ориентиров и вообще чего-либо, кроме меня и самого ключа.
Я делаю один шаг, второй, и в итоге срываюсь на бег, но сколько бы метров я ни преодолел, ключ не меняется в размерах и не приближается. Разве это так должно работать? Я упорно продолжаю двигаться вперёд, но ключ как будто убегает от меня с той же скоростью.
Он что, издевается?!
Я зарываюсь пальцами в свою нечёсаную шевелюру и взлохмачиваю её ещё больше, пытаясь хотя бы так снять по новой нахлынувшее напряжение. Кажется, что он так близко, только руку протяни.
Секундочку…
Я поднимаю правую ладонь. Так, что пальцы оказываются на уровне моих глаз. Сдвигаю их чуть влево, чтобы указательный и большой окружили поблёскивающий вдали ключик. Смыкаю их и чувствую кончиками холодную поверхность металла.
Ключ в моей руке.
Не зная, радоваться победе или огорчаться из-за собственного тугодумия, размышляю над следующим шагом. Если есть ключ, то должно быть и то, что он отпирает? Словно внемля моей неозвученной просьбе, впереди вырастает знакомая голубая решётка, отлитая из кода. Бесконечные прутья убегают далеко вверх и исчезают в вязкой темноте.
Я подхожу ближе, сжимая ключ в руке так крепко, будто неуловимый проказник может в любую секунду растаять и аквой просочиться сквозь пальцы. В решётке образуется такой же голубой, как и она сама, прямоугольник с крохотным отверстием, по форме напоминающим замочную скважину для древних ключей.
– Уб… л… Убить… Как ты мог…
Я узнаю голос, испещрённый цифровыми помехами. По ноющему позвоночнику пробегает холодок.
– Ну что, хочешь, чтобы я открыл её? – обращаюсь я к пустоте, сам не понимая до конца, чего хочу этим добиться.
В ответ молчание. Что ж, дело твоё…
Ключ с негромким скрипом входит в отверстие.
Один оборот.
– Остановись! – грохочет само пространство, а затем издаёт мерзкий звериный скрежет.
– Что ты сделал! Ты обещал… УБИ-И-И-ИТЬ!
Замок щёлкает.
– Про-о-очь! – взвизгивает ИИТ.
Сразу же за этим на барабанные перепонки обрушивается мощь бесконечного числа децибелов так, что мне уже не разобрать, что именно я слышу: лязг, взрыв, крик, а может, всё сразу? Я только хочу, чтобы это прекратилось, а сам между тем чувствую знакомый сильный рывок огромным невидимым крюком, который стремительно утаскивает меня отсюда, пока кодовая решётка перед глазами рассыпается на цифровые осколки, игнитовым каскадом падающие вниз. Последний зафиксированный мозгом образ – подёргивающийся силуэт освобождённого монстра, вылезающего из тени, а затем меня окончательно затягивает ко дну быстро расширяющегося пространства.
Я всё ещё двигаюсь (точнее, что-то всё ещё тащит меня куда-то), когда к бессмысленному вихрю шумов добавляются вполне отчётливые и даже обыденные звуки: встревоженные выкрики людей, раздающиеся со всех сторон, и быстрый топот чьих-то ног прямо над моей головой. Продрав слипшиеся веки, я обнаруживаю, что вишу вверх тормашками, а мой взгляд упирается в ускользающий из-под пары двух знакомых ног пол. Знакомых, потому что я провёл в компании этих нейлоновых белых штанов последние несколько дней. Дезориентация настолько обезоруживает, что мне требуется ещё секунд семь, чтобы полностью осознать происходящее: взвалив меня на плечо ногами вперёд и обхватив моё туловище одной рукой, Юна мчится вперёд, неся меня на себе, как куль с награбленным сокровищем.
«Как?» – мигает в моём сознании.
Она, может, и провела на тренировочной площадке на пару с Аароном десятки, а то и центумы часов, как следует натренировав своё тело и подготовив его ко всевозможным схваткам и другим невзгодам, но это никак не объясняет того факта, что мой вес, судя по всему, не доставляет ей ровно никаких неудобств, словно я не половозрелый эфин, а плюшевый бандус из коморки Тинни. Плюс к этому, нельзя не признать, что пребывать в подобной позе в целом довольно унизительно.
Моя голова едва крутится (причиной чему служит и мой недавний кошмар наяву, и неудобное положение тела), и потому я лишь мельком захватываю окружающую обстановку. Если я ничего не путаю, мы вернулись в просторный зал внутри здания-медузы, а вокруг нас находятся люди, шарахающиеся в стороны при приближении нашего необычного дуэта, подобные которому, уверен, здесь встречаются нечасто.
Конечно, мне немедленно хочется засыпать Юну целым градом вопросов: от того, куда подевались Локс и Мирея, и до обстоятельств, заставивших меня нестись сквозь пространство верхом на её плече, врезаясь в эфир не самой презентабельной частью своего тела. Проблема только в том, что меня трясёт так нещадно, что, даже если бы мне удалось разжать одеревеневшие челюсти, вряд ли кто-либо смог бы разобрать хоть пару слов из моих уст.
Вдобавок у нас как раз возникли проблемы покрупнее.
– Стоя-я-ять!
Одно преимущество моей позы: угол обзора позволяет беспрепятственно увидеть, как за нами пустились вдогонку четыре робота-гвардейца, плюс пара их коллег-людей с фризерами наперевес.
– Юна, Гвардия! – воплю я, бросив все силы на извлечение этих двух слов из недр своих лёгких.
И снова нас окружает рой свистящих голубых лучей из гвардейских пушек. Это не говоря уже о сигналах, по-предательски невидимых и бесшумных, посылаемых роботами нам в спину. Сейвер, надеюсь, с её инкогнитором всё в порядке – иначе нам крышка!
– Немедленно остановитесь, именем Сейвера и ИИТ!
Не знаю, что именно произошло дальше.
То ли защита жемчуга всё же слетела с головы Юны и сразу же сделала из неё лёгкую добычу для гвардейцев, то ли на нашем пути образовалось какое-то препятствие – так или иначе, я резко взлетаю в эфир и, проведя в состоянии свободного полёта изрядное количество секунд, сталкиваюсь с твёрдым полом, проехав на боку ещё несколько метров вперёд. К счастью, голова осталась цела, и потому я, плюнув на боль от удара, молниеносно вскарабкиваюсь на ноги, чтобы узреть следующую картину: коренастый мужичок-хефес с мощными железными руками, которые больше походят на устройства для активного взрыхления терры, хватается ими за упавшую Юну и кричит в сторону гвардейцев:
– Камрады, я поймал!
В это же время я чувствую прикосновения чьих-то рук и к самому себе.
– Вы в порядке? – спрашивают меня взволнованные прохожие. Спорю на что угодно, они решили, что Юна и в самом деле выкрала меня и транспортировала в своё воровское логово прямо на глазах у законопослушных граждан, пока один из них не сорвал её коварный план.
У меня нет времени всё им разъяснять. Стряхнув с себя их руки и проигнорировав вопросы, я кидаюсь к Юне, которую всё ещё удерживает в заложниках инициативный хефес. Когда я равняюсь с ними, гвардейцам остаётся шесть секунд до того, как они смогут окружить нас плотным кольцом.
– Слушайте… – задыхаюсь я, обращаясь к мужчине в надежде убедить его отпустить нас подобру-поздорову. Но я не успеваю закончить из-за чьего-то вопля:
– О, Сейвер!
Толпа, обступившая нас, глядит вверх, в полупрозрачный купол «медузы». Мужчина-хефес, ослабив хватку, смотрит туда же, как и гвардейцы, замершие на месте в парах метров от нас.
Я поднимаю голову.
Сначала мне мало что удаётся разглядеть из-за матового пурпурного покрытия на сверкающем световыми точками куполе. Но когда фокус глаз настраивается на приём происходящего за его пределами, на его оценку у меня остаётся лишь пара мгновений. Я буквально вижу поставленный на паузу кадр: изгиб громадного стального серпента, огненные «глаза» и яркие голубые полосы по бокам.
Подаквенный поезд, копии которого мы видели по пути сюда, сбился с курса и готовится протаранить носом крышу здания, внутри которого мы все очень «кстати» собрались в эту самую минуту. Никто не успевает произнести ни слова, не говоря уже о том, чтобы решить, куда уносить ноги.
БА-БАХ!
Столкнувшись с куполом, поезд взрывается, залив лица всех наблюдающих ярким светом, как из огненного прожектора. И если бы только это было самым ужасным из того, свидетелями чего нам пришлось стать! К несчастью, на этом безумие не заканчивается: из-за взрыва в крыше образуется брешь, которая мгновенно разверзается, пропуская внутрь и горящий остов поезда с пассажирами внутри, и, что ещё хуже, – тонны и тонны морской аквы.
За сплошной стеной оглушительного визга охваченной паникой толпы и шумом обрушивающегося с небес смертельного аквапада мне удаётся уловить одно лишь слово:
– Тоа!
Серебряный блеск, алое зарево, смешанное с бескрайней синевой, а после – меня с головой накрывает волной, весящей столько же, сколько и сам океан.
3. ЮНА
– Тоа! Ну же, очнись!
Кто-то хлопает меня по щекам. Кто пустил их в мою комнату? Я же чётко попросил Руни…
– Грах, Тоа! Просыпайся!
Если это Ма, то она выбрала странный способ заставить меня вылезти из сомнума. Да и с каких пор она стала такой грубиянкой?
Как бы ни хотелось, долго сопротивляться не смогу, ибо в сомнуме становится непривычно жарко. Руни там что, окончательно наплевала на свои обязанности? Надо будет сказать отцу, пусть покажет её мастеру.
– Ладно, если не хочешь по-хорошему…
Ма кладёт руку мне на грудь. Проверяет, дышу ли я? Очень смешно. Я, может, и любитель поспать, но не до такой же степени…
Разряд!
Электричество роем раскалённых иголок впивается в плоть, позвоночник выгибается дугой, а глаза выпрыгивают из черепа, как косточки из прунов, и ошалело вращаются в глазницах. Изо рта и ноздрей брызжет фонтан аквы, стекающей по щекам и подбородку. Я взахлёб заглатываю эфир, пока сердце отбивает пулемётную очередь в грудной клетке.
С минуту я могу только лежать на спине, часто дыша, совсем как перегревшаяся в лучах солара собака, впитывать в себя медленно плывущую по пространству завораживающую мелодию каких-то духовых и пялиться слезящимися глазами в потолок, увешанный ровными обручами мятно-зелёных светоидов. Я бы пролежал так ещё вечность, но тогда не узнаю, куда меня занесло на этот раз. Поэтому, прислушавшись к своему организму и убедившись, что он наладил все жизненно важные процессы и не даст сбой в самый неожиданный момент, собираюсь с духом и предпринимаю осторожную попытку привстать на локтях и осмотреться.
Я нахожусь в большом, но довольно тусклом помещении, освещённом лишь кругами на потолке и тонкими розоватыми полосами, бегущими по стенам параллельно полу. Но и их не так легко заметить из-за большого количества папоротниковых зарослей, высаженных здесь то ли в качестве декора, то ли ещё с какой целью. Вытянутые листья растений лениво хлопают по стеклидным стенкам крупных капсул, больше всего напоминающих гранёные яйца-гиганты. Порты «яиц» раскрыты, а внутри можно разглядеть простой интерьер в виде мест для сидения, выполненных из какого-то белого материала с щедрыми вкраплениями чёрной и серой крошки. И по капсулам, и по папоротникам бегают, подрагивая, бирюзовые узоры, которые обычно рисует подсвеченная аква на дне бассейнов. Да и сам пол, на котором я распластался, оказался покрыт тонкой плёнкой горячей аквы, из которой время от времени выпрыгивают струи горячего пара, достающего своими белыми тентаклями до самого потолка.
