2. ПОЕЗД
– Вот дилемма, – рассуждает «Викки». – Гвардейцы получили вызов на место сбора подпольной антиправительственной организации, готовящей теракт в центре аполиса. Стоит мне их активировать – и вы трое превратитесь в стопку отбивных, которых немедленно транспортируют на станцию Гвардии. Ну а там… Сейвер знает, на что они пойдут, чтобы выбить из вас признания. Мне этот вариант, как, уверен, и вам, совсем не по душе. Поэтому есть второй, куда более простой. Локс, ты здесь и сейчас дашь мне информацию, о который мы договаривались, или парня застрелят у тебя на глазах. Красотка пойдёт на всё ради своего брата, можешь не сомневаться.
Я не могу видеть лица Миреи, но при упоминании ИИТ её брата твёрдый ствол оружия у моего затылка слегка подёргивается. Судорожно бегая взглядом по комнате, я улавливаю слабый серебряный блеск.
Ну конечно!
Мне повезло, что Юна смотрят прямо на меня, потому что так мне гораздо легче тыкнуть глазами в её телекинетические протезы и многозначительно вытаращиться на неё. Девушка улавливает намёк, но, к моей великой досаде, с сожалением смотрит в ответ и едва заметно качает головой. Всё ясно: погружение в мой мозг высосало из неё всю энергию, и теперь она вряд ли сможет поднять в эфир не то что гвардейца, но и пёрышко одной из канареек предательницы Миреи.
Ну же, думай…
Перебирая в голове свой скудный боевой арсенал, я понимаю, что просто не успею воспользоваться висящей на поясе плазмодрелью с «волшебным» прицелом Готлиба: Мирея размозжит моё серое вещество ещё раньше. Да и смысл пытаться подстрелить одного гвардейца, если останутся ещё восемь? Перевес явно не в мою пользу.
А вот трансмутатор материи…
Я подбираюсь пальцами к своему ремню, на котором закреплён набор небольших шариков Т-34.
– Руки вверх! – приказывает Мирея, заметившая мои поползновения и, судя по приложенной силе, пытающаяся буквально насквозь проломить мой череп своей пушкой. – За голову, быстро! И вы тоже!
Мне, Локсу и Юне ничего не остаётся, как повиноваться.
– Я начинаю уставать от игр, – снова подаёт голос ИИТ.
– Где Вега? – шипит хилер, вглядываясь в робота исподлобья полными ненависти глазами. – Что ты сделал с ней?
– Ждёт твоего возвращения домой. Ну же, Локс, поделись со мной знаниями, и я отпущу тебя обратно к твоей ненаглядной. Вы забудете обо всём этом, как о страшном сне, и будете жить долго и счастливо. Я прощу твоё предательство, притворюсь, что ничего не было. Ты хотел бы этого, не правда ли? Или же ты готов пустить всю свою жизнь под откос ради какого-то глупого секрета?
– Не такого уж и глупого, раз ты так вцепился в него. Скажи-ка мне, ИИТ, зачем тебе знать, как восстановить чьё-то сознание?
Юна, до этого пристально следившая за окоченевшими гвардейцами, упирается испуганными глазами в хилера.
– Стань мы с тобой партнёрами, как ты мне обещал, я бы, возможно, и посвятил тебя в детали своей инициативы, но, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что после всего, что ты натворил, мне придётся лишить тебя этой привилегии. Итак?..
Уголки рта Локса вдруг начинают расползаться в стороны. На его лице вырисовался пугающий оскал.
– Ты шантажируешь меня убийством Тоа? – Звук моего имени из уст аполла заставляет моё сердце забиться быстрее. – Значит, вот такого ты обо мне мнения? Якобы я настолько недалёк, что поверю, будто ты сохранишь ему жизнь, расскажи я тебе о нейрореконструкции? К чему тебе оставлять его в живых, ИИТ? Тоа, должно быть, единственный человек на Арке, которого тебе стоит бояться. Да ты избавишься от него при первой же возможности!
Ну спасибо, доктор Локс!
После такой убедительной речи у ИИТ конечно же поубавиться причин задушить меня на месте…
– Ты вовсе не недалёк, Локс, – говорит «Викки». – Поэтому я и согласился работать с тобой. Поэтому ты жив. И поэтому я всё ещё пытаюсь вести с тобой переговоры, уповая на твоё благоразумие. Конечно, мне нужна смерть мальчика. Но я не хочу убивать его. Я должен. Ведь вы сами не далее как десять минут назад обсуждали смертельную опасность, которую его необычный мозг представляет для меня. Что бы ты сделал на моём месте, знай ты о подобной угрозе? И всё же есть другой способ разрешить это затруднение. Ты даже не представляешь, насколько щедрое предложение я готов вам сделать.
Локс заметно настораживается.
– Посмотри, – продолжает робот, – как ловко ты научился извлекать жемчуг из мозга при помощи своей установки. Гениально! Но зачем ограничиваться собой и своим другом Готлибом? Я позволю тебе проделать то же самое с Тоа – и тогда он будет опасен для меня не более, чем пустынный тушканчик. А главное – он будет жить. Всё в твоих руках. Отказываться глупо. А теперь я вынужден начать отсчет пяти секунд, и если по истечении этого времени ты…
– Ладно! – вскрикивает Локс. – Я… Я расскажу.
– Доктор Локс, пожалуйста… – бессильно произносит Юна.
– Знаю, Юна. Прости, но у нас нет выхода. Он не отстанет.
– Тоа… – Шёпот Миреи дуновением нежданного летнего ветерка посреди фолиабря влетает в мои навострившиеся уши. – По моему сигналу тихо снимай инкогнитор…
Мне не послышалось? Что она задумала? Или это очередной подвох? Она продолжает:
– Я возьму на себя гвардейцев… Готов?
Я делаю микроскопическое движение головой.
– Хорошо. Тогда… Давай!
Моя правая рука, прикрывающая голову сзади, нащупывает прохладную выпуклость диска инкогнитора над ухом и, сжав его пальцами, незаметно отлепляет устройство от вцепившихся в него волос. Сию секунду все девять гвардейцев оживают; один из них объявляет усиленным портативным громкоговорителем голосом:
– Всем оставаться на местах! Вы обвиняетесь…
– Сейчас! – кричит кому-то Мирея, и эфир пронзает резкий птичий щебет. Я оглядываюсь на клетку с тремя канарейками, но та уже опустела, а сами птицы взмыли под потолок и начали стремительно множиться, отпочковываясь друг от друга, прямо как их хозяйка во время своего выступления в амузале. Через какое-то время вся гостиная заполнена густым облаком из десятков мечущихся «желтков», с истошными криками бросающихся на бойцов Гвардии. Особого вреда они им не наносят, но этот манёвр даёт нам окошко времени для того, чтобы оценить обстановку и понять, что делать дальше.
Локс, не раздумывая, кидается с кулаками на ближайшего гвардейца и заодно пытается вырвать дубинку из его рук. Юна, кажется, только и ждала, когда подвернётся момент размять кости и испытать на деле приёмы, подсмотренные у Аарона. Её руки и ноги мелькают так быстро, что трудно уследить, кого и как именно она обрабатывает в отдельно взятый момент, а гвардейцы, в свою очередь, взвывая и хватаясь руками за свои повреждённые конечности, валятся на пол вокруг неё, как переспелые плоды вокруг дерева.
Мирея, ускакав за диван, использует его как баррикаду и отстреливается от гвардейцев своей пушкой, которая оказывается неизвестным мне видом оружия, выпускающим из своего дула что-то вроде электрических разрядов. Достигнув цели, они пронзают гвардейцев, лишая их возможности двигаться и роняя их контуженные тела на пол. Я, разумеется, тоже вношу свою лепту и, перекувыркнувшись по полу и избежав по пути ударов рассекающих эфир дубинок, свистящей спиралью из своей плазмодрели отправляю двух гвардейцев в затяжной полёт до диванного стеллажа. Мирея реагирует на их внезапное прибытие, окончившееся разрушением её ценной коллекции, оглушительным визгом. Останки наград разлетаются по комнате.
– Довольно!
Голос подобен взрыву.
Освещение в комнате вдруг начинает меняться и постепенно багровеет, пока каждый предмет не приобретает кроваво-красный оттенок, от которого в глазах появляется неприятное давление. Канарейки в стае лопаются одна за другой, а три оставшиеся, оригинальные, мчатся обратно в клетку, унося свои хвосты и перья от невидимого врага. Два уцелевших гвардейца, не понимая, что происходит, потерянно озираются по сторонам, а затем снова лишаются способности двигаться, замерев каменными изваяниями среди бездыханных тел своих поверженных товарищей.
Вся комната начинает вибрировать, и разбросанные по ней предметы – стаканы, стулья, клетка с птицами – вопреки гравитации отрываются от пола и поднимаются в эфир. То же делает и Мирея: её тело медленно плывёт вверх, пока сама гимнастка, лицо которой обрамлено «ожившей» копной таких же красных, как и комната, волос, невидящими глазами смотрит перед собой. Её рука, крепко сжимающая электрический бластер, плавно поднимается и утыкается ей в подбородок.
– Видит Сейвер, я дал тебе множество шансов! – гремит изо всех стен голос ИИТ, в котором начинают проскальзывать какие-то неестественные, потусторонние ноты. – Больше, чем ты заслуживаешь. Это последний…
– Тоа…
Локс смотрит на меня из противоположного конца осатаневшей гостиной. Юна, стоящая ближе ко мне, не может решить, за кем ей следить: за хилером, который что-то хочет мне сказать, за мной, оцепеневшим и вросшим ногами в трясущийся пол, или же за Миреей, которая вот-вот выстрелит себе в голову «рукой» ИИТ.
– Он там… Ты сможешь, – выдыхает Локс, пронзая меня чёрными глазами, которые в алом освещении комнаты походят на две бездонные дыры.
Я уже знаю, что мне нужно делать.
Сосредоточив всё внимание на Мирее, тело которой взяла под контроль всесильная машина, я заставляю себя забыть о существовании всего, что находится вокруг, – этой комнаты, доктора и Юны, – и вгрызаюсь мыслями в убежище ИИТ, каждым импульсом своего сознания стараясь пробить защитную стену и войти в его цифровую крепость. Изображение комнаты, отпечатанное на сетчатке моих глаз, сужается, и, заметив напоследок, как палец Миреи, словно в замедленной съёмке, сдавливает сенсор на рукоятке бластера, я оказываюсь в чём-то вроде туннеля, который поглощает меня целиком и тащит куда-то со сверхзвуковой скоростью. По краям воронки дрожат и скачут мелькающие ярко-красные полосы, а в центре разверзается чёрная бездна, затягивающая меня в своё прожорливое нутро.
«Полёт» оканчивается резко: я обнаруживаю свою шею зажатой в стальных пальцах, принадлежащих чёрной дымоподобной фигуре без конца и начала. Существо безжалостно душит меня, пока я с хрипом трепыхаюсь в его мускулистой руке.
– Упрямый наглец! – рычит оно миллионом разнокалиберных голосов. – Забыл своё место? Ну так я тебе напомню…
Мои ноги повисают в эфире и отчаянно трепыхаются, пока руки пытаются ухватиться за чёрную лапу, но скользят сквозь неё, словно та и впрямь соткана из дыма. В то же время пальцы, сомкнутые на моей шее, начинают как будто расти и расползаться дальше по телу – на плечи, грудь и руки. Чёрная тень поглощает меня заживо, «заражая» собой мой подбородок и подбираясь ко рту и носу. Вскоре одни лишь глаза, похлопывая, остаются на поверхности, но и они через мгновение тонут в чёрной массе, после чего я оказываюсь один на один с полным отсутствием чего-либо: только я и темнота.
– Простите, доктор Локс, – скулю я, рухнув на возникшую из ничего терру, упёршись в неё руками и склонив голову вниз. – Я не смог… Не смог…
Горячие слёзы брызжут из глаз.
Я чувствую всепоглощающую слабость и жгучую обиду от того, что я всех подвёл. Теперь они умрут, а я наверняка окажусь последним – тем, кому выпадет «честь» наблюдать гибель всего, что я так и не сумел уберечь, прежде чем как самому сделать последний вдох и окончательно провалиться в забвение…
– Тоа! Тоа, дружище, ты как?
Я едва могу соединить звуки, которые слышу, в слова, а те, в свою очередь, – в чей-то отчётливый голос. Знакомый голос.
– Х-Хэрон?
Я сам не верю, что произношу это имя.
Он здесь? Как такое может быть?
Слабо шевелю разбухшими веками, прищуриваюсь и сквозь влажные ресницы вижу расплывчатое, но знакомое лицо моего друга на фоне ослепительно яркого света. Тот уставился на меня обеспокоенным взглядом своих карих глаз.
– Хэрон… – Говорить трудно из-за сковывающей боли в груди.
– Не шевелись, – просит он, кладя широкую ладонь на моё плечо.
Кажется, я лежу где-то, а он стоит надо мной. Его серьга в ухе отбрасывает мне в глаза пронзительные звёздочки света из неясного источника.
– Где… Где я?
– В госпитале, – отвечает друг. – Тебя нашли еле живым у разрушенной шахты. Тоа, что ты там делал?
У шахты? О чём он говорит?
– Хэрон, ты… Ты что-то путаешь… Я был в аполисе…
Тот смотрит на меня каким-то странным взглядом, как будто он… разочарован во мне. За матовым стеклидом кабинета суетливо снуют неразборчивые тени.
– Вы были правы, – тихо говорит Хэрон кому-то, ссутулив могучие плечи. – Всё, как Вы и говорили.
В прозрачном пластидовом мешке над моей головой звенит упавшая в чёрную жидкость капля. Звук такой резкий, что заставляет меня поёжиться.
Что это за дрянь?..
– Не расстраивайся, Хэрон.
Этот голос я тоже узнаю.
Звуки разносящихся эхом шагов, и вот с противоположной от Хэрона стороны надо мной вырисовывается силуэт доктора Локса. Тот почему-то одет в защитный белый костюм, полностью покрывающий его тело, совсем как в том воспоминании из инкубатора. Видимой остаётся лишь пара его чёрных, как смола, глаз, пристально всматривающихся в меня из-за мутноватого защитного экрана.
– Что же делать, доктор Локс? – спрашивает у него Хэрон. Он выглядит как никогда подавленным.
– Мы уже не вернём твоего друга, – сообщает ему аполл и снова смотрит на меня, одновременно извлекая из-за спины что-то, чего я не могу разглядеть. – Нам придётся прекратить его страдания. Это лучшее, что мы можем сделать для него…
– Хорошо. Только давайте быстро. Не хочу, чтобы он мучился.
Хэрон отходит в сторону, покидая поле моего зрения.
– Что… – выдыхаю я, чувствуя подступающую к горлу тошноту. – Что Вы делаете? Хэрон! Доктор Локс, это же я! Я в порядке!
Хилер не слышит или делает вид, что не слышит. Когда его облачённая в жёлтую резиновую перчатку рука приближается к моему лицу, я вижу, что он сжимает в ней маленький старомодный ключ тёмно-серого цвета.
В нос бьёт горький запах металла.
– Зачем это? Прошу, не надо!
Локс невозмутимо вставляет ключ в мой лоб.
С таким же успехом он мог вонзить в него скальпель – я кричу от боли, но изо рта не выходит ни звука. Хилер проворачивает ключ несколько раз, ласково приговаривая:
– Скоро всё закончится, Тоа. Ты вёл себя храбро, но, к сожалению, мы не уберегли твой рассудок. Как только я закончу, ты почувствуешь себя гораздо лучше. Конечно, это будешь уже не совсем ты. Но взгляни на это с другой стороны. Ты начнёшь новую жизнь. Разве это не прекрасно?
Шум его хрипящего дыхания, отфильтрованного респиратором костюма, закладывает уши. Стены кабинета начинают пузыриться и таять, как плавящийся пластид, обнажая багровый вихрь, беснующийся за ними. Я проваливаюсь сквозь полиуретан койки, словно это зыбучий песок, но в последний момент успеваю выхватить ключик из руки Локса.
– Нет! – шипит хилер, но поздно.
Слои его кожи и одежды отваливаются от него и летят прочь. В конечном счёте Локс растворяется в вихре, как и кабинет, и пластидовый мешок с жидкостью, и толпа чёрных теней за стеклидом. Я наблюдаю всё это, пребывая в свободном падении, по ощущениям не отличимом от полёта с обрыва станции Гвардии. Пока я лечу, моя рука стискивает ключ так сильно, что он больно впивается в кожу, но я заставляю себя держаться за него из последних сил: почему-то мне кажется, что это сейчас чрезвычайно важно.
– Камрады, давайте поприветствуем на арене нашего большого во всех смыслах этого слова друга – Лучезар-р-р!
Мои ноги касаются твёрдой поверхности, а пальцы рук сразу узнают её по характерному материалу покрытия.
Я в Агилитроне.
Только вместо трибун здесь непроглядная тьма, а вместо зеркального Лучезара в центр закрученной цепочки из платформ неспешно поднимается гигантский огненный шар, совсем как тот, с каким я имел «удовольствие» общаться в Гиперсфере в здании Сената. Я чувствую, что с ключом в моей ладони что-то происходит, и, опустив глаза, с удивлением обнаруживаю, что это больше не крохотный древний ключ, а увесистый фиолетовый куб, активирующий файервол.
Огненный Лучезар, вспыхнув ещё ярче, выстреливает центумом таких же красных, как и он сам, лучей, которые начинают бешено плясать по арене, выискивая, по всей видимости, меня. Недолго думая, я бросаюсь на подвешенную выше платформу, обхватив куб рукой и прижав его к боку. Мне удаётся запрыгнуть на неё, едва миновав один из беснующихся алых лучей, с шипением сверкнувший у моей лодыжки. Пригнувшись и прислонив куб к поверхности платформы, я начинаю рассчитывать траекторию для следующего прыжка, но горящий «солар» пользуется этой задержкой и отправляет убийственный луч прямо мне в грудь. Я успеваю только ахнуть от неожиданности, прежде чем моё тело срывается и снова летит камнем вниз, как и фиолетовый ключ, который всё-таки сумел сбежать от меня. Я машу обеими руками, пытаясь дотянуться до его и ухватить в полёте, но скользкий куб выпрыгивает из пальцев, стоит им коснуться его.
– Хакер «Квантов-мутантов» утрачивает ключ, а вместе с ним – и шанс вырвать для своей команды победу! Какая трагедия для всех, кто рассчитывал на Тоа Канвальда! Без сомнения, следующий матч команда проведёт уже без него…
Я сталкиваюсь спиной с грудой каких-то плотных предметов и сразу начинаю проваливаться сквозь них. Чтобы не сгинуть в этой куче с концами, начинаю усердно цепляться пальцами за всё, что подворачивается под руку, и таким образом мало-помалу выныриваю обратно.
Это что, какая-то свалка?
Вытягиваю шею и кручу головой в разные стороны – оказывается, я шмякнулся в бескрайнее море из оранжевых кубов-ключей. Они бьются друг об друга со стуком, гулким эхом разносящимся по помещению (если это, конечно, можно так назвать, ведь ни стен, ни потолка здесь нет и в помине). Я с трудом карабкаюсь по ним и одновременно высматриваю в огромной оранжевой массе свой, фиолетовый ключ. Это занимает так много времени, что в какой-то момент я уже теряю веру в то, что вообще смогу найти его, как и в то, что сам сумею когда-нибудь выбраться из этой безумной ловушки. Внезапно моё внимание привлекает слабо подсвеченная лиловая точка на горизонте. Обрадовавшись, как ребёнок у киоска с фруктозной ватой, я бросаюсь в сторону ключа, продираясь сквозь толщу бесполезных оранжевых кубов, давящих мне в бока своими острыми углами и гранями.
Когда до ключа остаётся не больше метра и я вытягиваю вперёд руку, мысленно умоляя его запрыгнуть в неё обратно, моё тело вдруг наполняется необычным и в то же время пугающим чувством невесомости, которое выуживает меня из оранжевого капкана и поднимает высоко над ним, окончательно разлучив нас с ключом. Я беспомощно барахтаюсь и загребаю эфир руками в немом протесте, но всё без толку: море кубов становится озером, озеро – болотом, а болото – жалкой лужицей…
Я стою, прижавшись носом к холодному стеклиду.
Горячее дыхание из ноздрей рисует на нём мутные кляксы конденсата, которые пропадают с прозрачной поверхности так же быстро, как и появляются на ней. Стеклид служит перегородкой между мной и неким боксом, на дне которого навалены в кучу те самые оранжевые кубики и один-единственный – фиолетовый. Под потолком бокса медленно и со скрипом раскачивается металлическая лапа с длинными тонкими «пальцами», по которым бегают слепящие световые блики. Внутренность моей правой ладони нащупывает под собой какой-то бугорок, который при близком рассмотрении оказывается красным шариком-наконечником, нахлобученным на короткий рычаг.
