Стараюсь припомнить каждую деталь, но намеренно пропускаю тот эпизод, где ИИТ уличает меня в недостатке веры в него. Отца это точно не обрадует, а он и без того переживает сегодня не самый лучший из своих дней. Как всегда, пока я говорю, он никак не реагирует на услышанное, лишь напряжённо въедается глазами в одну точку, сложив руки на подлокотниках кресла и подперев подбородок указательными пальцами.
Когда я заканчиваю, мы двадцать две секунды сидим в абсолютной, давящей тишине.
– Я не хочу, чтобы ты воспринял мой вопрос неправильно, – наконец произносит он, – но не приходилось ли тебе когда-либо выполнять функции… хакера?
Смятение в моей голове может посоперничать разве что с отупляющей усталостью.
– Э-э… Я – хакер нашей команды по Агилитрону.
– Да-да, конечно, – отмахивается отец. – Но я говорю не о спорте. Речь о… ты знаешь… чём-нибудь не вполне дозволенном?
Я втайне надеюсь, что ему сейчас хочется провалиться сквозь стеклидный пол не меньше, чем мне.
– Нет, – твёрдо отвечаю я.
– Ты абсолютно в этом уверен? – Его серые глаза, как камеры, не выпускают меня из своего поля зрения.
– Отец, – я начинаю ощущать непрошенное тепло, заливающее мои щёки, – ты сам сказал, что ИИТ невозможно взломать. Теперь ты считаешь, что его взломал я? Я? Ювенат из урба N11? Ты сам себя слышишь?
– Тоа, я верю тебе, когда ты говоришь, что не пытался ничего взламывать за пределами Агилитрона, и тем более я не думаю, что ты взломал ИИТ. Я всего-навсего пытаюсь сопоставить те немногие факты, что у нас есть.
– И что это за факты, а? – Меня уже не удержать: я теряю остатки самообладания. – Вроде того, что твоего сына подключили проводом – проводом! – к небезопасной сети и чуть не прикончили в ней? Такие факты? Ты хоть понимаешь, что я мог навсегда остаться дурачком после такого?!
Сквозь обжигающую волну гнева я с удивлением обнаруживаю, что уже не сижу в кресле, а стою на ногах, крепко стиснув кулаки.
– Тоа, – повторяет отец, продолжая сидеть в своём кресле, – я понимаю, что ты столкнулся с непредвиденной ситуацией. Этого не должно было произойти. И это нисколько не твоя вина. И именно потому, что мне не всё равно на тебя и твоё состояние, я хочу, чтобы в ближайшее время ты прошёл полную диагностику у хилера. Нам следует убедиться, что погружение в сеть не нанесло тебе вреда.
Хоть я и продолжаю возмущённо глядеть на него сверху вниз, всё же мне трудно не признать, что в его словах есть смысл. Кто знает, каких дел могла натворить эта грахова симуляция в моей голове. Медленно остывая, я отхожу в сторону окна и принимаюсь рассматривать пролетающих над виртуальными горами птиц.
– Хорошо, я схожу, – говорю я, и сразу кое о чём вспоминаю. – Пап?
– Да?
– А что тебе сказал робот, когда мы вышли из Гиперсферы?
Отец явно не хотел, чтобы этот вопрос прозвучал сегодня. Он скованно поёживается в кресле и, помедлив, произносит:
– Что у тебя был приступ, из-за чего тебя пришлось экстренно отключить от сети. И ещё что ты кричал что-то о… Уверен, это всего лишь реакция организма на сбой в системе, не более того. Мало ли кто мог оказаться…
– Отец!
Он вздыхает и обречённо смотрит на мягкий газон под своими туфлями:
– Тоа, ты кричал об убийстве людей.
***
Я сижу в своей комнате и пытаюсь собраться с мыслями. Ма активно выманивает меня наружу с помощью кулинарных наживок, но я не голоден. Отец настоял на том, чтобы я ничего ей не рассказывал о пережитом в Гиперсфере. По крайней мере, до тех пор, пока я не пройду диагностику в госпитале. Нет смысла тревожить её богатое воображение раньше времени. Так что, вернувшись в убикор и сославшись на усталость от переизбытка эмоций (что в общем-то было правдой), я сразу направился прямиком к себе, не забыв запереть за собой порт на всякий случай.
Записаться к доктору Локсу – моему постоянному хилеру – оказывается сложнее, чем я думал. Улей утверждает, что свободные слоты есть на завтра, но по какой-то причине несколько раз подряд отклоняет мой запрос. В конце он и вовсе отказывает мне в обслуживании и просит оставить заявку на диагностику, пообещав через какое-то время сообщить о «принятом решении». Да уж, с таким сервисом я ещё не сталкивался. Решив, что на сегодня я уже и так потерял достаточное количество нервных клеток, я послушно следую указаниям системы.
Отправив сигнум с заявкой, я задерживаюсь в базе, так как вижу мигающее оповещение об одном непрослушанном сигнуме – конечно же, от Хэрона. Из-за всех потрясений последних часов я успел забыть, что у друга сегодня тоже важный день.
Готовясь к длинной и не в меру восторженной речи Хэрона на тему его победы над моей разнесённой в пух и прах командой (или же гневной тираде о его незаслуженном проигрыше и, что логично вытекает из первого, тотальной несправедливости Вселенной), я активирую сигнум и слышу следующее:
– Ты не поверишь, что произошло! Я в шоке. Нет, я в бешенстве! Игры не было! Понимаешь, чувак? Всё отменили! Мы уже были в форме, стояли на пэдах, полная готовность и всё такое. И тут нам говорят, что игры не будет. Без объяснения причин! Это как? Нет, ну ты скажи мне, как так можно? Ладно я, но ты бы видел Циссу! Она чуть не разнесла арену в клочья. Пришлось вызывать гвардейцев и вязать её по рукам и ногам! Хорошо, последнее я придумал, но ты пойми: такого никогда не было, чтобы просто так взять и отменить Агилитрон. Это нарушение всех гражданских прав! Ты даже не представляешь, как я зол. Ох, как же я зол, чувак! Как там твоё свидание с ИИТ? Если ты жив, ответь. Если нет – всё равно жду сигнум от тебя. Отбой!
Я решаю не тратить время и сразу позвонить ему. Мне не приходится долго выслушивать медитативный звуковой сигнал вызова: в эфире сначала материализуется его рогатая голова, а затем – плечи и грудь размером с ковш бульдозера. Сквозь них я всё ещё могу видеть слабые очертания собственного сомнума.
– Я дома, – угрюмо сообщает голограмма Хэрона вместо приветствия. – Отец позвонил и сказал нам сидеть в убикоре и не высовываться, пока он не приедет. Ну и как это понимать?
– Хэрон, мне кажется, я знаю, в чём дело…
Он заметно оживляется.
– Знаешь?
– Ну да, – тяжело выдыхаю я. – У меня тоже не всё прошло гладко.
– В смысле?
– Скажем так, они выбрали не самый подходящий момент, чтобы устроить нам свидание с ИИТ.
Далее я пересказываю Хэрону хронику своих сегодняшних злоключений. К концу рассказа он, нетипично для себя, выглядит взволнованным:
– Если я что-то и соображаю в устройстве искусственного интеллекта, – говорит он, выждав паузу, – то всё указывает на то, что у Верховного Алгоритма поехала материнка.
– Хэрон! – Я тревожно стреляю глазами в порт, как будто ожидаю, что прямо сейчас в комнату ворвутся люди в тяжёлой броне и скрутят мне руки за спиной только лишь за то, что я имею наглость участвовать в подобном диалоге.
– Что? – невинно откликается друг, пожимая валунами плеч. – У тебя есть теория получше?
Вспомнив разговор с отцом, я оставляю этот вопрос без ответа.
– То-то и оно, – продолжает он. – А если серьёзно, то ничего хорошего из этого не выйдет, уж поверь. Если только ИИТ не явится народу и не признается, что всё это был розыгрыш. Планетарного масштаба. Но всё равно это вряд ли поможет ему добиться моего прощения за сорванный матч…
В этот момент я получаю новое уведомление из госпиталя.
– Хэрон, мне нужно идти, – говорю я, засуетившись. – Кажется, меня наконец записали на диагностику.
– Это правильно, – кивает он. – Не хватало ещё, чтобы мой лучший друг впился мне в глотку клыками. Или ты убиваешь как-то по-другому? Ты скажи, чтоб я знал на всякий случай…
Я рад слышать старого доброго Хэрона. Одарив его на прощание не самым дружественным жестом руки, я сбрасываю звонок и проверяю уведомление.
Диагностика назначена на завтра.
***
Вечером того же дня, за ужином в составе всей коммуны (включая неожиданно навестившего нас Фарика) отец всё же решается признаться в том, что ИИТ пропал с радаров. Ма, узнав эту новость, едва не роняет термос с горячим салгамом на пол, после чего заваливает отца лавиной вопросов. Как и договорились, мы с ним не упоминаем о моей возможной связи с исчезновением Верховного Алгоритма. И всё же это не мешает Ма сбивчиво запричитать на тему того, что могло, по её версии, приключиться с обожаемым ей ИИТ. Закончив на теории с участием инопланетных террористов, Ма принимается глазеть в тёмное окно затуманенным взглядом, смаргивая тяжёлые капли слёз, нависшие на длинных ресницах.
– И что дальше? – спрашивает отца Фарик. – В смысле, кто будет всем управлять?
– Не знаю, – мрачно вздыхает тот, рассеянно ковыряя вилкой синие шарики горошка в своей тарелке. – Мы раздумываем над тем, чтобы создать особый комитет по этому вопросу. Понадобится большая ассамблея в Траскианском Альянсе. Это уже не уровень нашего Патриума или любого другого. Этот вопрос касается всей планеты. Если бы только мы могли получить доступ к серверам ИИТ… Понять, что с ним, как-то помочь. А пока, если мы хотим избежать худшего, нам лучше надеяться на то, что ИИТ в конце концов вернётся. Потому что иначе нам придётся столкнуться с такими трудностями, о существовании которых мы даже не догадывались. В каком-то смысле мы рискуем вернуться обратно на Землю.
Под занавес вечера он просит всех нас никому не рассказывать о нашем разговоре: в Сенате решили пока повременить с официальным объявлением о произошедшем. Сложно вообразить, какой шум поднимется, узнай люди о том, что никто больше не приглядывает за планетой.
На следующее утро, толком не продрав глаза, я сажусь в такси и отправляюсь в госпиталь. Всю дорогу до него я гипнотизирую фронтальную панель залитой утренним соларом кабины, пока моё сознание находится где-то на грани между сном и явью. То же продолжается и в коридоре госпиталя, пока я ожидаю вызова.
Проходит одна минута, за ней вторая и третья.
Подняв голову, я от нечего делать принимаюсь изучать белые кольца пластида на потолке, служащие одновременно светоидами и элементами декора. От такого дизайна легко закружится голова: ровных фигур нет, всё изгибается и вытягивается причудливым образом, будто я смотрю на потолок через фильтр, искажающий геометрию. В этом коридоре вообще сложно найти хоть один прямой угол – всё время не покидает ощущение, что ты находишься в гигантском улье острид, рабочим материалом которых были пластид и вездесущий стеклид. Последний в том числе разделяет коридор с медицинскими кабинетами, перед одним из которых я и стою.
– Камрад Тоа, пройдите в смотровую четыре.
Повинуясь нежному голосу коридора, я вхожу в порт, образованный уплывшим под потолок стеклидом. Кабинет выглядит так, как ему и следует: сверкающим стерильной белизной. Его стены, как и снаружи, неровные, отчего создаётся впечатление присутствия в совершенной с технологической точки зрения и залитой операционным светом пещере.
У задней стены замер стройный НИМБ – нейро-индукционный магнитный биосканер. Справа от меня – устройство поменьше. В общем-то, в нём сложно разглядеть какой-либо девайс – оно больше смахивает на каплевидную скульптуру с идеально гладкой поверхностью. Но я знаю, что все инструменты, которые могут понадобиться хилеру во время диагностики, хранятся именно в нём. Они называют его диспенсером. Напротив него, у стены, находятся подвешенные в эфире белые модели человеческих голов в разных состояниях: обычный череп, карта головных нервов, мозг с глазными сферами, мышечная модель, голова с упрощённой геометрией из граней и другие. Все они расположены ровными рядами с одинаковыми интервалами между ними, и все они медленно оборачиваются вокруг своей оси, смиренно демонстрируя себя гостям кабинета.
– Здравствуй, Тоа, – мягко произносит комната голосом доктора Локса. – Пожалуйста, проходи к НИМБу.
Стеклид за моей спиной плавно опускается вниз, и прозрачная оболочка, через которую я вошёл, начинает темнеть, пока не становится абсолютно чёрной. Никто за пределами смотровой меня теперь не видит.
Я двигаюсь вперёд, наблюдая за своим робким отражением в глянцевой поверхности биосканера. Процедура мне известна: необходимо встать к аппарату спиной и дождаться, пока кольцо НИМБа опустится, окружив верхнюю часть головы. Далее – в прямом смысле дело техники.
Бирюзовое свечение кольца на мгновение ослепляет, а затем НИМБ начинает мягко гудеть, запуская процесс сканирования моего мозга. В этот момент диспенсер у дальней стены «оживает»: одна его часть отделяется от корпуса и трансформируется в небольшого медицинского робота, который шустро подлетает ко мне, готовый приступить к процедуре.
– Приготовься вдохнуть медекторов, – просит доктор Локс.
Робот поднимает руку, на основании которой образуется крошечная дырочка, уверенно нацеленная в одну из моих ноздрей. Я делаю глубокий вдох, и миллионы невидимых нанороботов, щекоча нос изнутри, спешат наполнить собой мои лёгкие, а затем и кровеносные сосуды, другие органы и вообще всё тело. Ближайшие минуты медекторы будут путешествовать по закоулкам моего организма, изучая состояние каждой клетки.
– Замечательно, – спокойно хвалит хилер. Робот, выполнив свою работу, отлетает в сторону и замирает в ожидании новых задач.
Диагностика продолжается.
Откуда-то сзади выскальзывает самый большой аппарат в комнате – громадная «лупа», сквозь которую я вижу немного растянутое в стороны изображение диспенсера и неподвижного медицинского робота, висящего неподалёку. Аппарат, не торопясь, объезжает меня, всё ещё находящегося во власти НИМБа, по кругу. Пока он движется, я могу рассмотреть самого себя в его гладком стеклиде, а точнее – всю свою нервную систему в режиме реального времени. Не то зрелище, к которому хотелось бы мысленно возвращаться бессонными ночами в сомнуме. «Лупа» скрывается там же, откуда появилась, и не издаёт больше ни звука.
Доктор Локс начинает опрос:
– Ты указал, что находился в закрытой сети с ИИТ?
– Да. – Мне хочется кивнуть, но я вовремя вспоминаю о НИМБе, сонно гудящем вокруг моей головы. Полоски голубого света, подобно гиперподам, стремительно проносятся перед глазами.
– Сеанс прошёл успешно?
– Я бы не сказал. Если только в его планах не было запереть меня в лабиринте без света и нормальной гравитации, а потом натравить на меня монстра из киберклетки.
– Монстра? – повторяет хилер. Его голос звучит задумчиво. – Ты получил травмы?
– Нет-нет, – спешу я заверить его. – Меня вытащили раньше, чем оно успело что-либо сделать. Но выход был не мягкий, так что за состояние жемчуга я не ручаюсь.
– Что ж, насколько можно судить сейчас, твой жемчуг в полном порядке. Как и остальные показатели.
Хоть я и надеялся услышать нечто подобное, всё же это меня немного удивляет.
– Вы уверены? – задаю я бессмысленный вопрос. Конечно, доктор Локс уверен: фактор ошибки в его диагностике неизменно равен нулю.
– Будь спокоен. – Судя по интонации, хилер мягко улыбается. – Я думаю, Тоа, что, как это ни странно, твои видения во время сеанса были спровоцированы не внешними причинами.
Быть спокойным после таких слов – не самая простая задача.
– Чем же тогда? – спрашиваю я.
Вместо ответа, доктор Локс озадачивает меня неожиданным вопросом:
– Как ты спишь?
– Э-э… – Я не без труда перевожу свои мысли в слова. – Мне иногда снятся плохие сны. Это с детства…
– Да, я помню, – замечает он. – И в последнее время тоже снятся?
Мне неловко вспоминать свой недавний кошмар, но я решаю, что стоит поделиться им с доктором Локсом для своего же блага.
– Был один… – уклончиво говорю я. – Накануне я готовился к встрече с ИИТ и, видимо, перенервничал.
– Ты позволишь мне ознакомиться?
Ох, как же это неловко!
И почему я решил тогда оставить сон в базе, почему не удалил его? Но отступать уже поздно. Я даю хилеру доступ к файлу и с замершим в груди сердцем ожидаю вердикта. Тот молчит ровно две минуты и шестнадцать секунд, прежде чем произнести:
– Да, вещица любопытная. Тот парень с рыжими волосами – твой знакомый?
– Да, это Ченек. Мы ходим в Ювенис вместе.
– Ясно, – говорит он. – У тебя есть какие-то мысли насчёт того, почему он оказался в этом сне?
Мне кажется как минимум необычным то, что доктор Локс будто забыл, что его пациент – я, и вместо этого увлёкся случайным участником моего сновидения.
– Нет, не думаю. Я сам удивился, когда он поехал со мной на экскурсию в Сенат. Выходит, я, вроде как… предсказал это?
Хилер молчит дольше, чем мне хотелось бы.
