– Да. Ты начнешь с того же, с чего когда-то начал я. С чего начинал мой отец, и отец его отца. Нельзя стать великим купцом, не узнав изнанку дела. Не надорвав спину, таская тюки с товарами, не срывая голос в спорах с торговцами и не отказываясь от сна, чтобы заполнить счетные книги… – он не договорил, увидев, что Бронвен встала из-за стола. – Сядь, дочь.
– Мне нездоровится, отец, – упрямо мотнув головой, ответила она. В голосе уже не холодок, а настоящий лед. – Прошу, позволь мне закончить ужин раньше.
– Хорошо, – проворчал Доввен и, проводив дочь, вздохнул. – Вся в мать. Ладно, говорил я о другом. Готовься, Эйд. Через три дня мы отбудем в Ларах.
– Да, отец, – снова кивнул Эйден. Только в этот раз радости в его голосе не было. Доввен налил себе еще вина и задумчиво посмотрел на сына.
Последующие дни прошли в сборах. Слуги загружали телеги мясом и овощами, фруктами и сладостями, сахаром и мукой. Громко лаяли собаки, норовя влететь кому-нибудь в ноги, а отец проводил вечера, заполняя счетные книги. Эйден давно уже собрался и частенько бесцельно слонялся по двору. На душе было и радостное волнение от путешествия в Ларах, и легкая грусть, что придется покинуть дом. Зато мать будет рядом, а Бронвен перестанет его поколачивать, когда никто не видит, за малейшую провинность. Сестру он видел теперь нечасто. Она завтракала и, не дождавшись, пока доест отец, уходила. Поначалу это заставляло Доввена хмуриться, но Элама что-то шепнула ему на ухо, и он махнул рукой на странное поведение дочери.
В последнюю ночь Эйдену не спалось. Он долго ворочался в кровати, несколько раз вставал, чтобы попить воды, и грустно слонялся по комнате, то и дело бросая взгляд на свой дорожный мешок и приготовленный старой Ани выездной костюм, состоящий из коричневых брюк, теплой рубахи и куртки с вышитым на груди знаком купеческой гильдии, в которой состоял отец. Когда дверь в спальню скрипнула, Эйден подумал, что Ани пришла проверить, спит ли он, но мальчишка удивился, увидев стоящую в дверях Бронвен.
Сестра была одета не в привычную ночную сорочку, а в свой любимый костюм. Бледные губы улыбались, а в глазах не было льда, что заставило Эйдена удивиться. Бронвен неловко хмыкнула, подошла ближе и положила руку брату на плечо.
– Решила попрощаться с тобой. Кто знает, когда ты вернешься, – тихо сказала она. – Может к зиме, а может раньше.
– Я буду скучать, – так же тихо ответил Эйден, заставив её рассмеяться.
– Врать ты так и не научился, – она вздохнула и, поджав губы, добавила. – Знаю, что мы не особо ладили, но я считаю, что прощаться в дурном настроении – это плохо. К тому же сегодня ночь, когда ты родился, а я как-то не баловала тебя подарками.
– Подарками? – глаза Эйдена округлились. Бронвен кивнула.
– Да. Есть у меня для тебя подарок. Одевайся и пошли.
– Куда?
– Подарок рядом со старым амбаром, – улыбнулась сестра. – Впрочем, можешь лечь спать. Утром заберешь.
– Нет! Я пойду, – перебил её Эйден и бросился одеваться.
На улице было холодно. Змеился по влажной траве туман, негромко брехали собаки, услышав посторонний шум. У ворот виднелся Ставт – отцовский конюх, проверявший лошадей перед поездкой. Остальные слуги спали, как и все поместье.
Бронвен прижала палец к губам и махнула рукой, приглашая Эйдена следовать за ней. Мальчишка, чьи глаза горели от возбуждения, кивнул и, пригнувшись, бросился за сестрой. Старый амбар находился на окраине подворья, Доввен давно собирался его снести и построить новый, но постоянно об этом забывал, отвлекаясь на купеческие дела. Эйден любил лазить в старом амбаре. Там пахло прелым сеном и мышами, а еще можно было спокойно спать, не боясь, что тебя найдет Бронвен или старая Ани. Но сейчас он бежал туда не для того, чтобы спать. Маленькое сердце радостно билось в ожидании подарка.
Бронвен, прячась в тени, скользила от одной постройки к другой, пока наконец не добралась до амбара. Шикнула Эйдену, призывая и его укрыться в темноте, после чего осмотрелась и, улыбнувшись, тихонько свистнула. Через несколько мгновений послышался ответный свист и сердце Эйдена забилось сильнее. Неужели сестра решила подарить ему собственную лошадь? А может это статный каградский жеребец, как у отца?
– Иди, он ждет, – лукаво улыбнулась Бронвен, подталкивая брата в спину. Мальчишка кивнул и завернул за угол. Затем оторопело посмотрел на огромную тень, стоящую у забора. Удивиться Эйден не успел, потому что на затылок обрушился удар и в глазах потемнело.
Очнувшись, он понял, что крепко связан, во рту привкус старой кожи, а одежда мокрая, потому что его бросили на влажную траву. Изогнувшись, мальчик смог повернуть голову и увидел, что неподалеку стоят две темные фигуры. Одна из них была маленькой и хрупкой. Бронвен. А вторая огромная, вонючая и ужасная.
– Как договорились, – в голосе сестры знакомый лёд. Эйден попытался пошевелиться, но веревки, которыми его связали, лишь сильнее впились в кожу, причинив боль.
– Восемь медяков, девица, – у огромного и ужасного даже голос был под стать. Хриплый, низкий и злой. – И не медяка больше. Слишком он мелкий и тощий.
– Идет, – изобразив раздумье, ответила ему Бронвен. Она повернулась в сторону Эйдена и понизила голос, но он услышал. – Проснулся.
– Не боись. Никуда он не денется, – усмехнулся огромный мужчина. Луна, появившаяся из-за туч, осветила его лицо и не будь рот Эйдена заткнут кожаным кляпом, он бы закричал. Мужчина был огромным, косматым и уродливым. У него не было носа и вместо него на лице зияла дыра. Правый глаз закрыт мутной белой пленкой, а левый колючий и злой. Губы толстые, слюнявые, изгибаются в паскудной ухмылке. Но пугал он только Эйдена. Бронвен спокойно стояла рядом, пересчитывая монеты, полученные от мужчины. Закончив считать, она кивнула и улыбнулась. Затем подошла к брату и опустилась на корточки. В глазах привычный лед и равнодушие, но Эйден углядел и радость.
– Прощай, братец. Видишь, как и обещала, я дарю тебе подарок. Такой, какой заслуживает маленький и глупый Эйд. Куда вы отправитесь, Эрик?
– В Кагру, – хрипло ответил мужчина, подходя ближе. От него несло потом и дерьмом, но Эйден так перепугался, что запахи перестали для него существовать. – По южному тракту от Лараха. Осень и зиму мадам предпочитает проводить в тепле.
– Счастливого пути, – улыбнулась Бронвен, убирая деньги в карман. Она на миг задумалась, еще раз посмотрела на связанного брата и, развернувшись, отправилась к дому. Эйден замычал, когда огромная ручища Эрика схватила его и закинула себе на плечо, словно гуся. Мужчина откашлялся, мотнул безобразной головой и, перемахнув через забор, скрылся в лесу.
Бежал он быстро и совершенно не заботился о том, удобно ли его ноше. Эйден не видел ничего, кроме спины Эрика и редких ветвей деревьев, бьющих по лицу. Хорошо хоть кляп ослабили, и он не захлебнулся, когда желудок скакнул к горлу и его вывернуло. Эрик злобно засопел, но как бежал, так и продолжил бежать вперед. От вони носильщика слезились глаза, желудок болел, еще и голова была тяжелой, словно в неё раскаленного металла налили и оставили остывать.
Эрик остановился лишь на рассвете, когда небо на востоке начало алеть. Остановился, шумно прочистил горло и сплюнул. Затем снял Эйдена с плеча и бросил рядом с плешивой ивой. Мальчишка замычал от страха, увидев потухший костер и кучу костей рядом с ним, но Эрик на его стоны не обратил внимания. Его безумный глаз снова завращался в глазнице, а потом на губах появилась ехидная усмешка. Мужчина нырнул в ближайшие кусты и, не успел Эйден удивиться, как он вытащил из зарослей еще одного мальчугана. Тот тоже был связан, во рту кожаный кляп, но в отличие от Эйдена, мальчик смотрел на Эрика без страха. В голубых глазах плескалась одна лишь ярость. Мальчишку он бросил рядом с Эйденом, вытащил кляпы из их ртов и вернулся к костру, рядом с которым лежал дорожный мешок.
– Ты воняешь, как обосратый, жалкий и никчемный бродяга, – злобно заявил незнакомый Эйдену мальчишка. Остроносый, волосы светлые, а глаза голубые, как летнее небо. – И на спине у тебя блевотина.
– Скажешь еще слово, и я оторву тебе башку, – буднично проворчал Эрик, не слишком-то уж обращая внимания на обидные слова. – Мадам Анже не будет против, если вместо двух рабов я доставлю ей только одного.
– Мадам Анже? – удивился мальчишка. – Цирк мадам Анже?
– Он самый, сопляк. Единственный в своем роде и неповторимый. А теперь заткнись, иначе вместо жратвы снова получишь по зубам.
– По зубам я уже получил, – улыбнулся он, повернувшись к Эйдену. Тот увидел, что у второго пленника не хватает двух передних зубов. – Тебя как звать?
– Эйден.
– Лёфор, – представился мальчишка и кивнул в сторону ворчащего мужчины, который разводил костер. – А это Эрик Безносый. Он же Вонючий и Тупорылый.
– Лёфор… а, что мы здесь делаем? – осторожно поинтересовался Эйден. Мальчишка ему нравился. Он не боялся огромного Эрика и вел себя так, словно все это шутка.
– Слыхал про мадам Анже? – вопросом на вопрос ответил Лёфор. Когда Эйден мотнул головой, он сдул с лица длинную грязную челку и снова улыбнулся. – Наверное ты сынок какого-нибудь барончика, да?
– Мой отец – купец, – гордо ответил Эйден, заставив Лёфора рассмеяться.
– Ну, сейчас мы с тобой одного поля ягоды. Короче, мадам Анже владеет цирком. Знаменитым, дружище Эйден. Просто так в этот цирк не попасть. И я сейчас не о представлении говорю. Сам увидишь, когда время придет.
– Жрите, – буркнул Эрик, подходя к ним и бросая на траву два ломтя хлеба и кусок сыра.
– Мы бы с радостью, Эрик, да руки связаны, – ехидно ответил Лёфор. – А ногами, как ты, я жрать еще не научился.
Вместо ответа Эрик развязал руки Эйдену и кивнул в сторону Лёфора.
– Он тебя покормит. А надумаете бежать, догоню и оторву башку.
– Это мы уже слышали, – зевнул Лёфор и повернулся к Эйдену. – Сунь мне в рот кусок хлеба, дружище. Не жалей, пасть у меня большая. Ты тоже не теряйся, ешь. Эрик ждать не будет.
– Хорошо, – кивнул мальчик и откусил кусок хлеба. Хлеб оказался черствым и жестким, но после гонки по лесу, есть хотелось невероятно, поэтому Эйден принялся молча жевать, прерываясь, чтобы покормить Лёфора, который жрал так, что за ушами трещало. – А как ты… ну, оказался здесь?
– Колбасу тиснул, – просто ответил Лёфор. – Дай сыр. Ага…
– Колбасу?
– Колбасу. В Рамайне самая вкусная колбаса, дружище Эйден, – усмехнулся он. – А я ходил, как тень. Желудок к позвоночнику прилип. Жрать хотелось, мама моя. Ну и иду я мимо торговых рядов, а там колбасу продают. Копченую, с перцовой посыпкой, вареную и вяленую… Запах такой, что голова кругом. Ну я и тиснул палку копченой, да по сторонам не посмотрел. Только кусочек откусить успел, как меня по шее и в яму. В Рамайне с ворами строго. Либо в рабство, либо на копи. Вот в яме этот вонючка меня и нашел. За пять медяков сторговался. А ты-то тут что забыл?
– Не знаю, – честно ответил Эйден. – Сестра мне подарок обещала…
– Продала, значит. Хорош подарок, – серьезно ответил Лёфор. – Видать сильно ты ей поперек горла-то встал, а? Ладно, дружище Эйден. Где наша не пропадала. Эрик, а вода нам не положена? Во рту после твоего сыра будто мыши срали.
– На! – отмахнулся Эрик, бросая в их сторону меха с водой. Эйден вытащил пробку и дал напиться Лёфору, после чего и сам сделал пару глотков. Вода была теплой и противной, на вкус отдавала болотом, но сейчас он был благодарен и такой воде.
– Вот, – улыбнулся Лёфор. – Румянец на щёки вернулся. Еще б табаком разжиться.
– Мечтай, – проворчал Эрик, подходя к ним и забирая меха. Он наклонился и отвесил мальчишке подзатыльник, после чего гадко рассмеялся. – Мадам Анже таких на раз ломает. Видали, парнишка. После первой ночи весь гонор слетает, а спесь в жопу забивается, как белка в дупло.
– Моя спесь слишком жирная. Не пролезет, – буркнул Лёфор. Эрик не стал его снова бить, лишь сунул в рот кожаный кляп. Затем точно так же поступил с Эйденом и оттащил мальчишек в заросли.
Вернулся он в полдень. Вместе с телегой, запряженной рамайнским осликом, серым, как мышь, но способным тащить любой груз, и с двумя собаками – здоровенными алийскийми псами, которые не отходили от него ни на шаг. Первым из кустов Эрик вытащил Лёфора и, не церемонясь, швырнул его в повозку, закидав сверху грязным тряпьем и пустыми мешками. Затем пришел черед Эйдена, но с ним Эрик вел себя поласковее.
– Орать будете? – спросил он и усмехнулся, увидев синхронное мотание двух голов. Затем вытащил изо рта кляпы и бросил их рядом с мальчишками. – Пискните хоть раз и дальше поедете в мешках.
– Ты очень добр, Эрик, – ехидно ответил Лёфор. Впрочем, он был рад, что избавился от кляпа, как и Эйден.
– Как звать тебя, малец? – спросил Эрик, повернувшись к Эйдену. В руках он держал бумагу с жирной печатью и самописное перо.
– Эйден Мордред.
– Откликаться будешь на Эйдена Годолфи, понял? – буркнул он, записывая что-то на бумагу.
– Да, – тихо ответил Эйден.
– Сначала доберемся до Древа ночной жизни, там дождемся мадам и двинем дальше, – кивнул Эрик и снова паскудно улыбнулся, кивнув в сторону двух псов, запрыгнувших в повозку. – Знаешь, что это за порода?
– Алийские волчарники, – ответил за Эйдена Лёфор.
– Верно, парнишка. Крона и Лира их звать. Щелчка пальцев хватит, чтобы они разорвали вам глотки и всласть напились крови. Смекаете?
– Да, – кивнули мальчишки.
– Охранять! – бросил псам Эрик, и Эйден попятился, когда черная сука с внушительными клыками уселась напротив него. Стоило немного пошевелиться, как собака начинала рычать, поэтому Эйден забился в угол телеги, поближе к Лёфору, который тоже не был против такого соседства.
– Злые, что родители Ганики, мельниковой дочки, – фыркнул он, с трудом устраиваясь поудобнее. – Эрик, может развяжешь?
– Мечтай в одну руку, сри в другую. Там увидишь, какая быстрее наполнится, – сплюнул на землю Эрик. Затем, чуть подумав, снисходительно добавил. – Будете вести себя тихо, развяжу. А надумаете бежать… Лира, заяц!
Черная сука, сорвалась с места и исчезла в кустах, откуда послышался писк, а потом хруст разрываемого мяса. Произошедшее заняло один удар сердца и побледневший Эйден увидел, как собака вылезает из кустов с окровавленной мордой, неся в пасти растерзанного зайца. Эрик довольно хмыкнул, похлопал широкой ладонью по борту телеги и, когда собака запрыгнула, забрался на место возницы. Затем легонько стеганул ослика и телега, скрипнув, двинулась.
– Таким палец в рот не клади, дружище Эйден, – тихо заметил Лёфор, задумчиво рассматривая сидящую напротив него Лиру, из пасти которой ему на ногу капала заячья кровь.
Эрик не соврал и к исходу второй ночи все-таки развязал им руки, оставив связанными ноги. Впрочем, и за это Эйден был ему благодарен. Лёфор, конечно, поворчал, но поймав ледяной взгляд Эрика заткнулся.
Ехали они почти без остановок, минуя деревни на пути. Изредка Эрик прятал телегу в лесу и, оставив с мальчишками собак, уходил за припасами. Возвращался всегда с доверху набитым мешком, в котором помимо хлеба и сыра, лежали меха с вином. Лёфор попытался воззвать к доброте Эрика и попросил немного вина, но получил подзатыльник и лишился ужина. Эйден спрятал в сапог кусок хлеба и, пока Эрик не видел, сунул его Лёфору. В голубых глазах блеснуло признание, а тонкие губы тронула благодарная улыбка. Эрик, если и заметил это, предпочел не вмешиваться. Ему было плевать, что свою порцию Эйден отдал второму пленнику.
Трижды их останавливали конные патрули герцогов тех земель, через которые они проезжали. Но Эрик протягивал им бумагу с печатью и патруль сразу отпускал их. Естественно, любознательный Лёфор не мог не спросить о том, что это за бумага, а Эрик, к удивлению Эйдена, поворчал и ответил.
– Купчая на двух рабов, – ответил он. – Без купчей сразу вопросы бы возникли. Что за мальцы, почему связаны, куда едут. С моей рожей уж точно вопросов много было бы.
– А мы рабы? – тихо спросил Эйден, заставив Эрика рассмеяться. К нему присоединился и Лёфор.
– Рабы, парнишка, – усмехнулся Эрик, правя телегой. – Тебя за восемь медяков купили, этого доходягу за пять. Знал бы, что язык у него без костей, пару монет бы скинул. Но мадам Анже быстро таких ломает. Шептуна пустить не успеет, как шелковым станет.
К началу четвертой ночи путники достигли Древа ночной жизни. У Древа всегда было многолюдно. Там постоянно звучал веселый смех, рекой лилось вино и эль, велись разговоры на разных языках, пелись веселые трактирные песенки и грустные, щемящие душу, баллады забытых бардов. Хмурые эрены, выносливые эмпейцы, хитрые алийцы, смуглые жители Кагры, воинственные гастанцы – у корней Древа ночной жизни каждый находил приют на ночь, а утром, как и все остальные, уходил по одной из четырех дорог. На север, юг, запад или восток. Пустела большая площадка под великим Древом, пока ближе к вечеру, под его ветвями не находили приют другие люди. Бедные и богатые, грустные и веселые, злые и добрые. Идущие своей дорогой.
Древу ночной жизни было очень много лет. Давным-давно умерли те, кто посадил семя, из которого на свет появился первый, слабый росточек Древа. Менялись названия стран, языки жителей, короли и королевы. Только Древо оставалось неизменным и все так же давало под своей кроной приют людям, идущим своей дорогой. Даже безжалостные убийцы не смели нарушить древний закон и спокойно ели и пили рядом с тем, кого им предстояло убить на следующий день. Здесь все были друзьями. Но только на одну ночь.
– Приехали, – проворчал Эрик, подъезжая к врытой в землю коновязи. Он спрыгнул с телеги, привязал лошадей и повернулся к собакам. – Охранять!
– Да куда мы денемся, – буркнул Лёфор, устав трястись в телеге. Больше всего на свете ему и Эйдену хотелось пройтись по мягкой траве, побегать и попрыгать, но два алийских волчарника внимательно следили за пленниками. Когда Эрик вернулся, Лёфор развлекал себя тем, что дразнил Крону: он легонько дергался, заставляя рыжую суку скалить зубы и рычать. Эйден, не шевелясь, сидел в уголке телеги и, обхватив колени, думал о доме. Хватился ли его отец? Плакала ли мать? Что сказала родителям Бронвен? Бронвен… Эйден пока не понимал, за что сестра так с ним поступила.
– Слушать меня, – негромко произнес Эрик. Эйден с Лёфором тут же повернулись в его сторону. – Я сниму ваши путы, потому что у Древа нет места насилию и крови. Но если один из вас сбежит, я пущу по его следу собак. Поверьте, пока вы под защитой Древа, вам ничего не грозит. Но стоит только оказаться вдали от него, как… – он красноречиво провел большим пальцем по горлу. – Ясно?
– Да, – кивнули мальчишки. Эрик довольно хмыкнул и ловким движением распутал их веревки. Эйден так и не понял, как он завязал хитрый узел и как развязал его, а вот в глазах Лёфора блеснуло веселье.
Этой ночью у дерева было не так много народу. Эйден заметил трех гастанцев, сидящих на корточках возле костра, над которым весело булькал большой котел. Напротив, эрены. Мужчина, женщина и две девочки, напомнившие Эйдену о собственной сестре. Один бородатый каград, сидящий в сторонке с курительной трубкой в руках, и два рыжеволосых алийца, весело болтающие с тремя эмпейцами.
Когда мальчишки подсели к костру вместе с Эриком, один из гастанцев вытащил из мешка три деревянные тарелки, а второй их наполнил густой и ароматной похлебкой. Третий сунул им в руки ложки и дал по куску поджаренного на костре хлеба, но Эйден и за это был благодарен. После сухарей и сыра, которыми их потчевал Эрик, похлебка напомнила о доме и стряпне старой Ани. Глаза против воли предательски заблестели, но Эйден быстро вытер их и, уткнувшись в свою тарелку, принялся молча поглощать похлебку.
– Ты не похож на каграда, но кожа у тебя смуглая, – сказал бородатый мужчина, присаживаясь на бревно рядом с Эйденом. Эрик исподлобья на него посмотрел, но в итоге вернулся к похлебке.
– Моя мать из Кагры, господин, – ответил Эйден, скользнув взглядом по богатому одеянию каграда и кривой сабле на поясе, которой пользовались только жители Кагры.
– Полукровка, значит, – улыбнулся мужчина и приложил ладонь к груди, после чего сжал руку в кулак и поднес его ко лбу. Эйден поступил аналогично, только вдобавок оттопырил указательный палец, заставив мужчину улыбнуться еще шире. – Не часто встретишь того, кто знает наше приветствие.
– Он не полукровка, а раб, – проворчал Эрик, которому надоело сидеть молча. Лёфор презрительно фыркнул в ответ, но от подзатыльника его спасло лишь то, что Эрик сосредоточил внимание на бородатом каграде.
– Раб он или не раб, но в нем течет кровь Кагры, – усмехнулся мужчина и склонил голову. – Меня зовут Роэлл Шеймнит. Зельевар из Кагры.
– Эрик из Коксли, – буркнул в ответ мужчина, но протянутую руку проигнорировал.
– Работорговец?
