– Да! Ты. Думаешь, если ты богатый, наворовал свои миллионы, то можешь всем указывать, как жить, да?
– Что ты…
– Я сказала – убирайся! Уходи! Вон! Не нравится – никто тебя тут не задерживает! Пошел вон!
Никогда я не чувствовала себя такой униженной и такой злой! В ярости бросаюсь на Александровского с кулаками, луплю по дорогущему пиджаку, пытаясь отпихнуть от двери, чтобы открыть ее и выставить этого гада вон!
– Дом ему мой не нравится, запах не нравится! Я вашего мнения не спрашивала! Я не просила сюда заходить!
– Успокойся.
– Я спокойна! Убирайтесь, я вам сказала!
– Лика!
– Вон!
Неожиданно он хватает меня за запястья и прижимает к стене.
– Успокойся, я сказал! – смотрит так зло, холодно, и я в ужасе понимаю, что натворила.
Скорее всего, переехать из моего барака я смогу нескоро.
Из садика меня, я так понимаю, попрут. О подработке в качестве учителя его дочери я точно могу забыть.
Прощайте, мечты о новой квартире.
– Тихо.
Что-то меняется. Он почему-то двигается ближе. Я чувствую аромат парфюма, такой теплый, древесный, изысканный. И аромат мужского тела тоже, острый, мускусный.
– Лика… – он говорит почти шепотом. Мне кажется, он заполняет собой все пространство вокруг. Его так много! Он… такой большой. Моя и без того крохотная халупа кажется еще более крохотной.
Я чувствую себя странно. Я только что злилась, была в ярости, пылала праведным гневом, а теперь…
Теперь во мне пылает что-то совсем другое. Я дрожу, мне тяжело дышать. Я пытаюсь сделать вдох, один, второй, третий…
Мне очень обидно. Не сдержалась, повела себя как истеричка! И вот так походя взяла и сломала свою жизнь. Ну, почти сломала. Придется все выстраивать заново. Искать место. В наших краях не так просто найти работу по моей специальности. Всего два детских садика и одна школа. И вакансий музыкального педагога там нет. А куда-то уехать я пока не решаюсь. Да, до Москвы на электричке ехать чуть больше часа. Но я боюсь столицы. Слишком много людей, слишком суетно все. Можно попытаться устроиться в ближайшем большом городе. Надо думать…
– Лика, простите меня, пожалуйста. Я повел себя бестактно. Я не имел права обсуждать ваш дом и то, как вы живете.
Всхлипываю, чувствуя, как горячие соленые слезы стекают по щекам.
– Лика… вы плачете? Не нужно, пожалуйста.
Если бы все было так просто! Он отдает приказ – и я не реву! Но так не бывает.
– Лика… – О господи, его рука на моем лице, он большим пальцем стирает слезинку.
Судорожно пытаюсь дышать, но не получается, а он… Он все так же стоит близко. Почти касается телом.
– Простите, Лика, я просто реально испугался за вас. Этот район, дом-барак, пьяные вопли. А вы такая…
– Какая?
– Такая… хрупкая. Нежная. Вас сломать можно.
Силюсь улыбнуться. Сломать… Сколько раз пытались, а я все держусь, как-то живу. И даже… даже могу чувствовать себя счастливой.
– Лика… хм… Ангелика Витальевна, я прошу вас… Поедемте со мной. У меня большой дом. Есть несколько гостевых комнат. А завтра утром решим, что с вами делать.
Что со мной делать? Интересная постановка вопроса. Что со мной делать.
– Алексей Николаевич, я тут живу, это мой дом. Я не готова никуда уезжать. Мне это не нужно, правда.
– Я вас тут не оставлю. Если он очнется? Или придет кто-то еще?
– Очнется? А… что вы с ним сделали?
– Ничего, просто вырубил слегка, проспится – будет как новый. Кстати, кто это, сосед? Может, его привлечь за угрозы?
– Это мой отчим. Ну, вернее, бывший муж моей мамы, так вернее назвать.
– Ясно.
– Его периодически забирает участковый на пятнадцать суток. Потом обратно.
– Веселая жизнь. Так что, поедем к нам?
– Нет, извините. Это неудобно. На самом деле я живу нормально. Тут… тут многие так живут. Ну, не очень повезло, что ж… Я работаю, скоро накоплю на первый взнос, возьму ипотеку и перееду.
Не знаю, зачем я ему это рассказываю, но очень не хочется, чтобы он меня жалел, чтобы помогал из жалости. Не надо. Жалость его мне точно не нужна.
– Лика, я не могу вас тут оставить. Просто… не представляю, как я сейчас поеду домой, а вы останетесь тут. Одна.
– Не одна. Тут на самом деле соседи хорошие, помогают. И потом. Я правда тут давно живу. Раньше жила с мамой. Сейчас вот… одна. Все нормально. Это обычная жизнь обычного человека.
– Вы… не обычная.
– Нет. Самая обычная. Просто… это вы живете в другом мире. Так что… Возвращайтесь домой, Алексей Николаевич. У меня все будет хорошо. Первое занятие с Полиной послезавтра, так что… Вам нужно купить пианино.
– Лика, Ангелика Витальевна… – Почему-то у него такой хриплый голос. А я… все-таки справилась со слезами.
Я на самом деле не хочу его жалости. Ничего не хочу.
Я не верю в сказки. Такой мужчина, как он, не обратит внимание на такую, как я. А если и обратит, то это будет несерьезно. Мне будет очень больно. А он наиграется и бросит, перешагнет и пойдет дальше.
Эти уроки уже усвоены.
– Уже поздно. Я правда устала и хочу спать. Еще… еще в душ надо сходить, а то соседка будет ругаться, что я среди ночи ее бужу.
– Лика, подумайте хорошо, моё предложение вас ни к чему не обязывает.
– Алексей Николаевич, не нужно…
Мы оба слышим вибрацию. Его телефон. Он достает трубку.
– Да, солнышко. Конечно, я уложу тебя спать, уже еду.
Вот и всё. Он уезжает. И замечательно, а то… еще пара минут, и ему удалось бы меня уговорить. Я пошла бы с ним, а потом пожалела.
– Лика…
– Алексей Николаевич, вас Полина ждет. Не переживайте за меня, со мной все нормально.
– Хорошо. Мы… еще вернемся к этому вопросу. До свидания.
– Спокойной ночи.
– Не уверен, что она будет спокойной.
Он уходит, не оборачиваясь, тихо прикрывая за собой дверь.
Закрываю замок, стекаю по гладкой поверхности вниз.
Сумасшедший вечер.
Почему-то внутри тянет, свербит. Опять хочется плакать.
И еще… почему-то горят щеки, и я чувствую себя немножко счастливой!
А потом снова слышу стук в дверь…
Глава7
Просто жесть. Не знаю, какими словами это описать, но… Уехал от нее и каждую секунду после ругаю себя последними словами!
Нужно было просто взять в охапку и утащить из этого бомжатника.
Ну как? Как такая девушка там живет? И почему?
Надо бы справки о ней навести, уже подумываю позвонить своему «безопаснику», но в последний момент останавливаюсь.
Так нельзя. Нехорошо. За её спиной начинать какие-то расследования – непорядочно.
Выдыхай, Александровский. Захочет девочка – сама расскажет.
Стоп. Захочет – расскажет? Получается, что я жду, что мы с ней будет общаться?
Жду. И не только общаться!
Вкус ее губ клубничных запомнил хорошо. И мягкость тела в некоторых особенно важных стратегических местах.
Правда, не очень понимаю, во что это все выльется.
Она педагог моей дочери. Я ее будущий работодатель.
И каким будет наше общение? Чисто деловым?
При чем тут тогда клубничные губы и аппетитные формы?
При том, Лёша, при том! Что ты все понимаешь! Никаким деловым общением с малышкой Ликой ты не ограничишься.
Ты ее в койку потащишь, причем постараешься сделать это быстро!
Да, внутренний голос порой хочется заставить молчать, пластырем ему рот заклеить, чтобы ни-ни.
Да, я хочу Лику-клубнику не только в качестве преподавателя музыки. Не только затем, чтобы она мне на пианино сыграла. Я бы с ней в другие игры поиграл бы с удовольствием.
А она? Готова ли она играть?
Она ведь вроде сказала, что целовалась в первый раз?
Усмехаюсь, глядя на мерцающие впереди огни поселка.
Обманула же? Да? Как она может быть нецелованная?
Или польстить хотела? Так вот, сильно, остро, по-взрослому не целовалась?
Чёрт… в любом случае – разве это важно?
Опытная она или не очень опытная, я ее хочу. Хочу так, что сводит все внутри. И звенят бубенчики…
И надо что-то с этим делать.
Твою ж… придурок ты конченный, Александровский!
Делать что-то надо с местом жительства крошки!
В этой халабуде с алкашами и утырками всякими ей оставаться нельзя.
Но куда ее переселять? Уверен ведь, если сниму ей квартиру – не переедет!
Она что-то там про ипотеку лепетала. Но вряд ли у нее есть бабки на то, чтобы нормальное жилье взять.
