Саша Регеда "Суперпозиция"

Дверь в комнату, из которой донесся голос, была приоткрыта, и Вера толкнула ее ладонью. Иссохшая старая женщина лежала на матрасе, положенном прямо на полу у боковой стены. Тут же на полу у матраса стояло судно. В комнате было жарко, но маленькое старушечье тело было спрятано под толстым пуховым одеялом. Женщина приподнялась, уперлась локтем в лежащий на полу матрас, внимательно и тревожно стала вглядываться в Веру. Ее морщинистое лицо напряглось, глаза неподвижные и настороженные замерли, пытаясь уловить в мозгу воспоминание, ассоциирующееся с вошедшей незнакомкой.

– Здравствуйте, – неловко произнесла Вера, – я Вера, подруга Ирины.

Старушечье лицо сморщилось еще больше, но через мгновение вдруг разгладилось, губы дернулись и растянулись в беззубой улыбке.

– Здравствуй, помню тебя, помню, – шепеляво произнесла старая женщина. В черных глазах появилось осознание. – Давно ты у нас не появлялась.

– Да, некогда все. Работа, дом, работа, – шаблонно сказала Вера, удивляясь, что старуха ее вспомнила. – Как вы?

Устало старая женщина опустилась с локтя на спину. Голова ее легла на плоскую белую подушку, а глаза продолжали внимательно вглядываться в лицо Веры. Под этим пристальным взглядом Вере стало неспокойно.

– Хорошо, – ответила мать Иры, тяжело вздохнула и повторила, – хорошо. Недолго мне уже осталось. Я чувствую.

Вера растерялась. Пыталась найти правильные слова, но не смогла. Что можно ответить на такое высказывание старого больного человека? Сказать о надежде, о выздоровлении, о том, что все будет хорошо? Но, ведь, это неправда. И обе они это знают.

Вера молчала в смятении, а старуха все глядела на нее своими глубокими черными глазами.

– А ты не спеши, девка, – сказала вдруг Ирына мать. – Твое время еще не пришло.

Сердце у Веры гулко ухнуло и упало вниз, стало биться в животе или в боку, сильно, как будто выросло до огромных размеров и перестало умещаться в теле.

«Старуха не может знать, что я задумала, – успокаивала она себя, испуганно глядя в морщинистое лицо матери Иры. – Это просто ничего не значащие слова старого человека. Ира ведь говорила, что ее мать страдает деменцией и часто мелет, бог знает что».

Она продолжала смотреть на старуху, а та смотрела не нее.

– Чего испугалась, дуреха? – проговорила женщина, тяжело дыша, – В тебе энергии еще на две жизни хватит. Вон, светишься вся изнутри! А ты чего удумала?! – Мать Иры снова приподнялась на матрасе, тело ее тряслось от напряжения, когда она оперлась на локоть. – Нечего сейчас страху на себя нагонять. Живи, да жизни радуйся, пока молодая, а не то накажет тебя Бог! Вот тогда и забоишься, да так, как никогда! – Она закашлялась и без сил опустилась на подушку, прикрыв глаза.

Вера стояла без движения, раскрыв в растерянности рот, ладони ее вспотели от волнения, а мысли испуганно бегали в голове, словно молекулы в хаосе.

Что-то коснулось ее плеча, и Вера дернулась, выведя тело из оцепенения. Рядом стояла Ирина.

– Ты почему не идешь переодеваться? – спросила ее подруга. – Дрожишь, как осиновый лист.

Она взяла Веру под локоть и вывела из комнаты.

– Не обращай внимания на мать, – сказала Ира, – мне кажется, что у нее совсем крыша съехала. Представляешь, вчера вечером стала ползать по комнате и искать свои вещи. Спрятала в карман свою чашку, и сказала, что собирается возвращаться к себе домой. Я с трудом заставила ее выпить лекарство, и только потом она угомонилась.

– Держись, – промямлила Вера.

– Держусь, – в голосе подруги звучала усталость и грусть. – Переодевайся, а я пойду на кухню, поставлю чайник. Тебе надо согреться.

Когда, переодевшись, Вера вошла в кухню, на столе уже стояли чашки, наполненные ароматным чаем. Рядом, на прозрачной стеклянной тарелке лежали бутерброды. Ира любила добавлять в заварной чайник разные травы, и в этот раз в воздухе витал душистый запах мяты.

Они уселись у стола.

– Бери бутерброд – сказала Ира, указав взглядом на тарелку.

– Нет, я не хочу.

– А я съем, пора уже и пообедать. Хотя для меня это завтрак, – Ира взяла бутерброд с тонкими слайдами колбасы и сыра, откусила, и продолжала говорить, пережевывая. – Я еще не завтракала, только кофе с утра выпила. Дел – куча. Вроде бы и работаю дома, а свободного времени совсем нет. Со вчерашнего дня обновили программу, так я с ней до сих пор не могу разобраться. Там меню теперь на английском языке, а я английского совершенно не знаю. Поможешь? Ты ведь английский хорошо знаешь!

Вера заверила подругу, что поможет.

Она пила ароматный согревающий чай и нервно думала о том, что собирается сделать. Взгляд ее невольно притягивался к дверцам шкафа, висящего на стене кухни. В нем, за стеклянной дверной вставкой Ира хранила все лекарства. Целью Веры была маленькая белая баночка со снотворным, которое прописали матери ее подруги.

– Ну что, пойдем в мою комнату? – спросила Ира, когда Вера выпила вторую чашку горячего ароматного чая и ее тело начало согреваться.

– Пошли, – Вера встала со стула, чувствуя досаду оттого, что не может придумать причину, чтобы остаться в кухне одной.

Ира сполоснула чашки под краном, и Вера последовала вслед за подругой по коридору в дальнюю комнату.

– Я вернусь на кухню, сполосну руки, – сказала она, когда Ира уже присаживалась за письменный стол, над которым синеватым светом горел монитор ноутбука. Подруга кивнула, сосредотачивая свое внимание на открытом в компьютере файле.

Быстро пройдя по коридору мимо комнаты Ирыной матери, Вера вошла в кухню и, подойдя к раковине, открыла кран, из которого с шумом потекла вода. Напряженно вслушиваясь, она на цыпочках подошла к висящему на стене шкафу и открыла его. Как бы упираясь задуманному ею, стеклянная дверца жалобно скрипнула, и Вера замерла от страха. Рука ее сама, бессознательно, стала перебирать лекарства, стоящие на верхней полке. Как во сне Вера двигала губами, беззвучно читая надписи на стеклянных и пластиковых баночках, картонных коробочках, полиэтиленовых пакетах и блистерных упаковках.

Нужная баночка стояла во втором ряду сбоку. Вера взяла ее, сильно сжав в ладони, и опасливо глянула в коридор сквозь дверной проем кухонной двери. Она вдруг поняла, что не знает, куда спрятать лекарство: карманов на одежде, что дала ей Ира, не было. Оставался один выход: засунуть снотворное себе в трусы. Определив заветной баночке место, Вера закрыла стеклянную дверцу, замерев на мгновение от ее очередного скрипа. Теперь можно было закрыть воду и убираться отсюда.

Голос подруги заставил ее вздрогнуть.

– Ты где пропала? – спросила Ира, появившаяся в дверях.

– Уже иду. – Сердце Веры прыгнуло внутри, ударилось о грудную клетку и замерло. – Не могла найти полотенце, – сказала она, с усилием переводя дыхание.

– Да вот же оно. – Ира взяла небольшое розоватое полотенце со спинки стула и передала его Вере. Та потерла о него сухие руки, повесила обратно на стул и с ватными ногами побрела вслед за подругой в ее комнату.

В течение часа Вера не находила себе места, не могла сосредоточиться на надписях на экране монитора, на словах, произносимых подругой; нетерпение и стыд от сделанного, заставляли ее рваться быстрее из квартиры, и еще эта баночка давила в паху, и Вера постоянно ерзала на стуле.

Наконец, они закончили, и Вера засобиралась домой. Она надеялась, что Ира не заставит ее переодеваться обратно в свою мокрую одежду, ведь тогда факт, что лекарство украдено, вылезет наружу прямо сейчас, и весь ее план рухнет.

– Ну, я пойду, – неуверенно сказала она, поднимаясь со стула и чувствуя в ногах слабость.

Подруга оказалась более, чем участливой. Она оставила Веру в этом подобном пижаме костюме, а сверху нарядила ее в прозрачный дождевик. Причитая о том, что Вера не заботится о своем здоровье, она поцеловала подругу в щеку и с благими напутствиями отпустила восвояси.

– Передай своему муженьку, – сказала она Вере, стоя в дверях своей квартиры, – если будет тебя обижать, я приеду и поджарю ему яйца.

Вера, с пакетом в руке, в котором умещались ее промокшие вещи, улыбнулась, махнула подруге на прощание и скрылась за дверями лифта. Он повез ее вниз, проезжая этаж за этажом и клацая металлом. По ходу движения лифта Вера быстро достала баночку со снотворным из трусиков и опустила ее в глубину пакета со своими мокрыми вещами. Чувствуя слабость во всем теле, она оперлась спиной о стену кабинки и закрыла лицо ладонями. Глубокая усталость вдруг навалилась на нее, такая тяжелая, что казалось, ее не поднять, не стряхнуть с себя.

Лифт доехал до первого этажа и остановился, металлические двери раскрылись, призывая ее к выходу.

Тело не слушалось ее, не поднимались ее свинцовые чужие руки, не двигались чугунные неповоротливые ноги. Проскользнув по стене на пол, она свернулась в позу эмбриона. Поджав под себя ноги, и пряча голову в колени, так и осталась сидеть на полу неподвижной лифтовой кабины, металлические двери, которой снова сомкнулись, в ожидании новой команды.

Ира закрыла за Верой двери, испытывая ощущение неудовлетворенности и тревоги. Она чувствовала, что с подругой творится что-то неладное. Ее замкнутость и нервозность настораживали, но на вопросы Иры, подруга отвечала совсем неохотно, и Ира не стала настаивать на своем. Возвращаясь по коридору в свою комнату, занятая мыслями о подруге, она услышала, как мать позвала ее.

Ира вошла в комнату матери, та лежала на матрасе, как обычно, укрытая одеялом.

– Я сходила в туалет, – сказала мать, – убери судно.

– Хорошо, – тяжело вздохнула Вера, подняла судно с пола и направилась из комнаты.

– Подруга твоя ушла? – спросила ей вслед мать.

Ира обернулась с удивленным выражением лица. Из-за прогрессивной деменции мать давно никого не узнавала. А Веру вдруг узнала, вспомнила.

– Ты вспомнила ее? Она ведь у нас несколько месяцев не была. Это Вера.

Мать молчала, ожидая ответа.

– Да. Вера уже ушла, – ответила Ира матери, выходя из комнаты. – В следующий раз она не скоро приедет.

Ира вымыла судно, вернулась в комнату матери и поставила его обратно на пол у матраса. Она подумала, что надо бы нанять для матери сиделку, хоть мать еще и может частично двигаться. Да и оставлять ее больше одну в квартире нельзя, мало ли, что может случиться, она ведь как ребенок теперь.

Мать лежала с закрытыми глазами, словно заснула, дыхание ее было медленным и глубоким.

Ира поглядела на нее с грустью, тяжело вздохнула и вышла из комнаты, тихонько прикрывая за собой двери.

– Твоя подруга больше не придет, – донесся до нее из-за двери скрипучий голос матери. – Она приходила попрощаться.

– Не говори глупости, мам, – ответила Ира, убеждаясь в мыслях насчет сиделки.

На кухне в почерневшей от времени медной джезве Ира сварила себе кофе. Мысли о подруге не оставляли ее. Она не могла уловить мысль, которая перепрыгивала в ее мозгу с места на место, словно играла с ней в прятки. Ира чувствовала, что упускает какую-то важную нить.

Прихватив тарелку с оставшимися бутербродами, она вернулась в свою комнату, поставила посуду на край письменного стола и уселась в черное офисное кресло. «Нужно будет ей позвонить вечером», – решила Ира с неспокойной душой.

Но на столе стоял компьютер со светящимся синим светом экраном, и бесконечная монотонная работа, которая, несмотря на нехватку времени, отсутствие сил и наличие личных проблем, должна быть сделана в срок; и эта работа всецело поглотила Иру до поздней ночи.

Как доехала домой Вера не помнила, но когда вернулась обратно, было уже темно, а на улице гремел гром, разрывая шумовую занавесу дождя, ярко сверкали молнии, местами освещая черный мокрый асфальт.

Квартира была пуста, ни сын, ни муж еще не вернулись.

Вера, насквозь промокшая, прошла в ванную комнату. Она закрыла сливное отверстие и открыла кран. Вода с шумом стала наполнять ванну. Еле уловимый цветочный аромат закружился во влажном воздухе. Вера принюхалась, подставила ладонь под льющуюся струю воды и поднесла ее к лицу: «Нет, конечно, ей показалось. Водопроводная вода не может пахнуть цветами». Она вышла в коридор и прошла в их с мужем комнату.

За окном было темно. Дождь лил сплошняком из бездонного черного неба, изредка освещаемого яркими вспышками молний. Вера поправила чуть смятое покрывало на кровати, оглядела всю комнату – идеальный порядок – подошла к шкафу и достала чистое полотенце, задумчиво посмотрела на него и положила обратно на полку. «Зачем оно ей?». Вышла из комнаты и пошла на кухню, где на столе стояла баночка украденных ею у подруги капсул со снотворным.

Вера тяжело вздохнула. Хотелось плакать. Она, словно под действием сторонних сил, достала из буфета чистую кружку и набрала в нее воды из-под крана, дрожащими руками открутила крышку баночки и высыпала часть капсул на ладонь. Несколько секунд нерешительности, и капсулы оказались во рту. Давясь, Вера, запила их водой и разрыдалась. Слезы вдруг полились из глаз нескончаемым неконтролируемым потоком, из груди вырывался дикий животный рев вперемешку со всхлипами. Так она и стояла, опершись руками о кухонный стол, плача, стеная и жалея себя. Жалея себя ту, предыдущую, и ту, что сейчас в настоящем, и ту, которой уже не будет в будущем. Вода тем временем наполняла ванну.

Успокоившись, Вера растерла по щекам слезы и вернулась в ванную комнату. Ванна уже наполнилась, Вера закрыла кран, наклонилась и попробовала рукой теплую воду, сняла с себя костюм, который дала подруга, и повесила его на стену на крючок. Как есть в нижнем белье, она опустилась в воду, посидела немного, затем медленно легла, глядя перед собой на голубую, местами потрескавшуюся плитку, и расслабилась, снова улавливая обонянием таинственный травянисто-цветочный запах.

Вода ласкала ее тело, согревала своим теплом, баюкала. Вера закрыла глаза, все еще мокрые от слез и будто резко упала куда-то вниз. Упала и оказалась лежащей в высокой траве, на концах которой пестрели маленькие фиолетовые цветочки. Еще выше было небо, светло-голубое, манящее, живое. Казалось, протяни руки и дотронешься до медленно плывущего по нему белого облачка. Вера долго лежала на зеленом лугу в мягкой траве, любуясь бесконечным небом, вдыхая сладкий цветочный аромат лаванды, от которого кружилась голова и таяли тяжелые мысли. Покой и умиротворение медленно окутывали ее тело, постепенно избавляя ее мысли от бесполезной земной суеты, погружая в вечную пустоту и забвение.

Вдруг откуда ни возьмись налетел сильный ветер, небо над головой стало темнеть, маленькое белое облако раздулось, завертелось и стало превращаться в воронку, втягивающую в себя все вокруг. Вере вдруг стало тяжело дышать: аромат лаванды из сладкого и легкого превратился в густую тянущуюся массу с сильным и резким запахом. И каждый раз, как она вдыхала его, ее грудная клетка наполнялась этой тяжелой жижей, а воронка на небе приближалась к ней все ближе и ближе. Вот ее уже оторвало от земли и понесло вверх прямо в центр черной дыры, всасывающей в себя и небо и зеленый лавандовый луг. Дышать становилось все труднее, потому что черная лавандовая жижа уже наполнила ее легкие и бронхи и колыхалась в горле, словно липкое нефтяное пятно на воде. Последний вдох не удался, и вертящаяся черная воронка поглотила ее. Наступила тихая пустота.

Глава 4

Она кашляла и чувствовала, как жидкость выходит из ее горла и заходит опять обратно. В панике нервными протянутыми вверх руками, Вера нащупала что-то твердое и гладкое, схватила и рывком потянулась, высвобождаясь из воды. Она с трудом приняла сидячее положение и огляделась, откашливаясь и сплевывая воду и слюни. В ванной комнате витал аромат лаванды. Яркий свет падал на стены с зеленой мраморной плиткой, отражался, летел и ударялся о поверхность потолка, пола, глянцевую столешницу с белоснежной раковиной и растворялся в зеркале на стене.

Вера решила, что тяжелый сон продолжается наяву. Или она уже в аду.

Ее рука, лежащая на зеленом мраморной подиуме, в который была встроена ванна, соскользнула в воду. Вера дернулась, быстро вынула руку из воды и схватилась ею с силой за край ванны. Взгляд ее остановился на пальцах, ногти которых были покрыты глянцевым ярко-красным лаком. Она посмотрела на другую руку, в надежде, что ей померещилось, и она увидит свои пальцы, как обычно, не тронутые эмалью, и издала удивленный возглас. Пытаясь подтянуть ноги, Вера обеими руками уперлась в края ванны, чтобы встать и вдруг упала обратно в воду, сильно ударившись головой о мраморную поверхность ванны. Боясь снова захлебнуться она рванулась и села, не понимая, что происходит. Минуту спустя, осознавая неясную мысль, Вера медленно снова попыталась подтянуть к себе ноги. Они не двигались. Вера повторяла попытку за попыткой, заставляя ноги слушаться, пока не обессилила вовсе. Беззвучно плача, она из последних сил оперлась руками о край ванны, легла на него животом и перевалилась, соскользнув мокрым телом на теплый нагретый электричеством пол. Повернувшись на живот, она медленно с огромным усилием ползла по полу к двери, волоча ноги, словно испорченная кукла в фильме ужасов.

Она ползла в адском красном полумраке, цепляясь пальцами за гладкий скользкий паркет, за мягкий пушистый зеленый ковер, ползла уже без какой-либо цели, просто ползла вперед, чтобы не остановиться и не начать снова задыхаться от черной вязкой жижи. Она ползла вперед и в темноте ночи перед ее глазами неясно вставал образ старухи, которая твердила: «Твое время еще не пришло… Небеса накажут тебя! Вот тогда и бойся!». Беззвучный смех на сморщенном скукоженном старушечьем лице – последнее, что увидела Вера, скорчившись на полу в чужой спальне перед тем, как потерять сознание.

Она не видела Анну, которая рано утром, постучав и не услышав ответ, робко вошла в спальню и, увидев хозяйку на полу, позвонила по телефону и вызвала семейного врача Полянских. Она не слышала голоса врача, который произнес перед уходом, что он сделал, все, что нужно, и теперь ей, Вере, необходимо поспать и прийти в себя. Она не ощутила, как другой мужчина, войдя в комнату, подошел к ее кровати и безмолвно стоял, глядя на нее со страхом и ненавистью.

Когда Вера открыла глаза, был уже день. Дождь закончился и солнце яркими и длинными лучами пробиралось в комнату сквозь щели в плотных занавесах, неровными отрезками падало на белые стены, скользило по полу, забиралось на кровать, касаясь кончиков ее пальцев, играло кончиками ее ресниц.

Она проснулась и лежала неподвижно, не решаясь открыть глаза, молясь про себя, чтобы вчерашний кошмар оказался лишь дурным сном. Пусть новый день начнется как обычно, монотонно, но успокаивающе привычно. Тело ее ныло от боли, а спина, казалось, вся насквозь пронизана острыми иголками. Сквозь щелки в глазах, Вера оглядела комнату, и ужаснулась. Это была комната чужих людей. Слезы снова стали наворачиваться ей на глаза, когда в дверь постучали. Сердце Веры замерло. Она потянула оделяло вверх, укрылась с головой и замерла. Такой и застала ее Анна, войдя в комнату.

– Кристина Михайловна, – позвала она хозяйку в нерешительности.

Вера не двигалась, надеясь, что голос испарится сам собой.

– Кристина Михайловна, – повторил голос, – как вы себя чувствуете?

Вера слышала, как голос приблизился к ее кровати и остановился совсем рядом.

«Не уйдет», – подумала она и немного приспустила одеяло с лица, одним глазом выглядывая наружу.

У кровати стояла большая баба в переднике, лицо ее с пухлыми розовыми щеками выражало озабоченность, глядя вниз на Веру, спрятавшуюся под одеялом.

– Врач сказал, что вы выпили вчера большую дозу снотворного, – заговорила женщина, двигая маленьким пухлым ртом, – и чуть не утонули в ванне.

Вера вытянула голову из-под одеяла, удивляясь тому, что женщина говорит именно о том, что действительно с ней произошло вчера. Откуда она знает?

– Он предполагает, что вы пытались покончить с собой. Это ведь не так? – вопрос прозвучал как утверждение, и Вера отрицательно замотала головой.

– Вот и хорошо. Я ему так и сказала, что это был несчастный случай. Так ведь?

Вера закивала.

– Давайте, я помогу вам подняться, – сказала гром-баба и протянула руки, но Вера почему-то еще больше испугалась и быстро сказала:

– Я сама.

Вера не узнала собственного голоса, прочистила горло и повторила:

– Я сама, не надо, – голос был точно не ее.

Вера попыталась сесть на край кровати, но все, что у нее получилось, это поднять в кровати верхнюю часть своего тела. Ног она не чувствовала. Жар бросился ей в лицо. Резко сбросив одеяло, она посмотрела на ноги, они были на месте. Они были на месте и, одновременно, их, как будто и не было! Комната поплыла перед ее глазами, и она уже почувствовала, что теряет сознание, как толстуха просунула свою руку ей подмышки и резко пересадила ее в кресло-каталку. Встряска привела Веру в чувство. «Наверное, я сошла с ума», – подумала она, глядя на добродушное лицо женщины.