Николай Лейкин "Тщеславие и жадность. Две повести"

– Господи! Да чего ты спишь-то?!

От этого восклицания Подпругин тотчас же проснулся, быстро поднялся, сел на диване и обалделыми глазами смотрел на жену.

– И не стыдно тебе? – спросила жена. – Как же ты ночь-то спать будешь?

– А который час? – задал он вопрос.

– Боже мой! Да двенадцатый. Разве можно так спать!

Подпругин стал приходить в себя.

– Действительно… Как же это я так? – проговорил он. – А все Алтунский… Вызвал я его к себе, пришел он и говорит, что у него гости. Повернулся и ушел. Мне какое дело, что у него гости! Я вызывал по делу, хотел решить с ним насчет наших журфиксов.

– Это еще зачем тебе?

– А новый столовый сервиз с вензелями пришел из-за границы, хрусталь. Кому же мы все это покажем? Ведь не для того же я все это купил, чтобы в шкафах только держать.

– А вот придут твои именины, так покажешь.

– Кому? Родственникам твоим и моим? Так что они понимают? Ничего они не понимают. Да и им можно показать. Пусть дивятся. А я, кроме того, хочу показать понимающим гостям. Ты как хочешь, а я гостей сортировать буду. Вот родственники пусть приезжают на именины, а через три дня после именин у нас по вторникам журфиксы начнутся, и будет уж аристократическая публика.

– Ну, делай, как знаешь. Тебя не сговоришь.

– Да и сговаривать не надо. Коли я что в своем воображении положил, тому и быть. Вот сейчас поеду в клуб и буду там приглашать на журфиксы, – закончил он и позвонил. – В клуб еду, – объявил он явившемуся на зов камердинеру. – Послать сказать, чтоб барынину карету не откладывали. Да дать мне умываться и приготовить серенькую парочку.

Камердинер побежал исполнять требуемое.

– Ты знаешь, Олечка, в чем Бутыхов ходит обыкновенно в клуб? – продолжал Подпругин, обращаясь к жене.

– Почем же мне знать? Я даже и Бутыхова-то вовсе не знаю.

– Бутыхова-то? Ну, матушка, уж это стыдно. Бутыхов – тайный советник, синюю ленту Белого орла через плечо имеет. Бутыхов – важная шишка теперь в мануфактуре и торговле. Через Бутыхова Кирилла Львовича можно все сделать. Вот и его на журфиксы приглашу. Надо только придумать ему соответствующий винт. Чтобы все ему под кадрель были. Вот генерал Тутыщев, я… Ах да… Так я не досказал, в чем он в клуб ходит. В самой старой коричневой парочке. Пиджачок совсем трепаный, даже на рукавах обившись. Дескать, все равно, попа и в рогоже знают. Вот и я хочу, на его манер, сегодня в серенькой парочке в клуб ехать.

Вошел камердинер.

– Готово-c… Пожалуйте одеваться… – сказал он.

– Не забудь положить мне сигар в портсигар, – проговорил Подпругин, взглянул на письменный стол и воскликнул: – Ах, боже мой! Куда же сигары-то делись? Тут в ящичке около десятка еще было. Тьфу ты, пропасть! Да неужели их Алтунский с собой унес? Он, он… Больше некому.

– Много разного добра к себе таскают-с… – заметил камердинер. – Сегодня у них гости, так повар им судак а-ля метрдотель на пять персон стряпает.

– Не твое дело. Молчи. Что говорят господа, то не должен говорить человек… – оборвал его Подпругин.

– Нет, я к тому, что можете на меня подумать. На прошлой неделе они малахитовую пепельницу к себе из мавританской комнаты унесли.

– Опять-таки, это дело до тебя не касающееся. Ну, идем одеваться. Напомни мне, чтобы я вынул новый ящик сигар.

Подпругин в сопровождении камердинера отправился умываться и переодеваться. Через десять минут он вернулся в серой пиджачной парочке и синем галстуке. От него отдавало духами. Жена все еще сидела в кабинете.

– Так вот, в мои именины у нас будут родственники и духовенство, – сказал он жене. – Эти будут друг другу в масть. А во вторник, в журфиксный день, – особые гости. Так ты, Ольга Савишна, и приготовься.

– Да мне что же приготовляться? Я всегда готова, – отвечала супруга.

– Ну, то-то… А братцу своему и сестре о журфиксах ни гугу…

– Да они и сами не придут. Они даже не любят твоих особенных гостей.

– Ну и отлично. А я за эти дни буду подбирать сорт к сорту и приглашать, кого следует. Вот сейчас кого увижу в клубе, так приглашу на журфиксы. На ужин тюрьбо дадим. Пусть повар тюрьбо разыскивает.

Подпругин сел к письменному столу, отворил ящик, взял оттуда бумажник и положил в карман.

– Пенсне изволили взять? – напомнил камердинер.

– Ах да… Оно в уборной осталось. Принеси.

– Сию минуту-с. Платок?

– Платок в кармане.

– Визитные карточки?

– В бумажнике есть.

– Извольте сигары достать. Приказали напомнить.

– Возьму, возьму. Ты мне пенсне-то принеси.

Камердинер побежал за пенсне. Подпругин выдвинул второй ящик из письменного стола, достал оттуда сигары и стал их накладывать в серебряный портсигар.

– И ты, Олечка, съезди завтра с визитом к баронессе фон Дорф и попроси ее к нам на журфиксы по вторникам, – сказал он.

– Ну что… Немка…

– Немка, да. А посмотри, как она по приютам?.. Шишка первого сорта. И к Анне Степановне Белослоновой тоже съезди.

– Хорошо.

– Белослонова приедет. Я знаю, приедет. Она говорила Дынину, что нужно взять с меня сто рублей на убежище. А в понедельник надо не забыть сказать садовнику, чтобы пять штук букетов приготовил. Каждой даме за ужином на прибор по букетику цветов. Знай наших! В ноябре живыми цветами потчевать будем.

Камердинер принес золотое пенсне.

– Карета у подъезда, – доложил он.

Подпругин поднялся и взглянул на часы.

– Без четверти двенадцать, – сказал он. – В самый разгар в клуб приеду. Хорошо, кабы побольше солидняков встретить. Ну, я пошел. Прощай, – кивнул он жене. – Ты теперь спать?

– Неужели же танцевать? Почитаю на ночь, лежа в постели.

– А вот я не могу. Как за книгу или газету – сейчас и глаза под лоб.

Подпругин зашагал и скрылся за тяжелой портьерой кабинета.

V

Специально назначенные для езды по вечерам рослые вороные полукровки быстро домчали карету Анемподиста Вавиловича Подпругина до клуба. В шинельной клуба Подпругин быстро сбросил с себя легонькую ильковую шубку на руки прислуге и спросил:

– Его превосходительство Кирилл Львович Бутыхов здесь?

– Здесь еще. Они сегодня в обеденную пору приехали, – отвечал человек, принявший от Подпругина шубу, шапку и калоши.

«Фу ты, пропасть! Стало быть, надо торопиться, а то не уехал бы грехом домой, тогда его и позвать не удастся», – подумал Подпругин и поспешно, не взглянув на себя в зеркало и не поправив прически, начал взбираться по устланной ковром лестнице.

– На чье имя записать прикажете, Анемподист Вавилыч? – спросил его верхний швейцар, стоявший у конторки перед входом в комнаты клуба.

– Само собой, на имя Бобруйского, – отвечал Подпругин и прибавил: – После, после заплачу входные деньги. Тороплюсь поговорить с его превосходительством Кириллом Львовичем.

Подпругин проскользнул в комнаты. Он был не член и ходил в клуб гостем на имя отставного полковника, старика Бобруйского. Подпругин алкал и жаждал записаться в этот клуб членом. Бобруйский с год назад хотел его рекомендовать туда для баллотировки, но предварительно просил дать ему времени порасспросить членов, как будет ими принята кандидатура Подпругина, и через неделю отвечал Подпругину, что баллотироваться в члены клуба надо ему еще подождать более благоприятных условий.

Переваливая свое грузное тело с ноги на ногу и кивая кланяющимся ему лакеям в серых фраках, Подпругин вошел в первую карточную комнату. В комнате играли только на четырех столах. Он подошел к одному из столов и поклонился только что кончившему сдавать краснолицему лысому старику в отставном мундире полковника. Это был Бобруйский.

– На ваше имя, Михаил Денисыч, – сказал Подпругин.

Бобруйский протянул ему руку и проговорил:

– Очень рад. В картишки перекинуться пришли?

– Партии, полковник, теперь, пожалуй, не найдешь.

– Отчего? Вот сейчас приедут из Михайловского театра и из оперы, так и составится партия.

– Да уж приехали, – заметил носатый черный партнер полковника, разбирая сданные карты. – Карнаухов сейчас прошел в столовую, Гвоздь Гвоздевский. Это завсегдатаи Михайловского.

– Нет, я уж так сегодня… Я заехал повидаться кой с кем, – отвечал Подпругин.

– А откуда? – спросил полковник.

– Заседаньице тут одно у нас было.

– А я думал, от крали писаной.

– Хе-хе-хе… Не держим, Михаил Денисыч. У нас жена молодая, – сказал Подпругин и направился во вторую карточную комнату.

Там играли опять на четырех столах. Здесь знакомых было побольше. Подпругин поздоровался за одним столом с тремя партнерами и вдруг увидал около соседнего стола старика Бутыхова, но на этот раз Бутыхов был не в старой коричневой парочке, а в вицмундире и со звездой. Он сидел около играющих в винт и смотрел на игру.

Около него на маленьком столике помещалась бутылка с водой «Аполинарис» и гренок с положенным на нем филейчиком рябчика. Подпругин как с цепи сорвался, подлетел к Бутыхову и, осклабив лицо в широчайшую улыбку, произнес:

– Честь имею кланяться, ваше превосходительство.

Бутыхов, маленький, худенький старичок в пушистых седых бакенбардах и с зачесом целой пряди волос с виска на темя, протянул ему руку и сказал:

– А, почтеннейший! И вы здесь? Сейчас, должно быть, приехали?

– Из заседания, ваше превосходительство. Тут у нас было одно, по сиротским делам, – вставил Подпругин, все еще кланяясь.

– Ну а я так сегодня здесь прямо со службы. Обедал, отдохнул в биллиардной, повинтил и уж почил от сих дел. Сбираюсь ехать домой. Да что! Нейдет карта, бьет карта.

– В любви, должно быть, счастливы, ваше превосходительство, хе-хе-хе…

– Ну, какая уж тут любовь в наши годы!

– Любовь всякая бывает-с. В любви подчиненных к своему начальнику, в любви всех нас окружающих, так как вы достойное лицо и глубокоуважаемый человек, – нашелся Подпругин.

– Ах, вот что. Ну, это-то, пожалуй…

– Присесть можно к вам, ваше превосходительство? Не обеспокою?

– Будьте добры. Пожалуйста.

Подпругин бросился за стулом, но стоявший невдалеке лакей подал ему стул.

Подпругин присел, почтительно наклонился к Бутыхову и сказал:

– Специально приехал сюда затем, чтобы видеть вас, ваше превосходительство.

– А что такое? Что такое?

– Затеваю я с будущего вторника у себя журфиксы по вечерам, так прошу почтить их присутствием вашего превосходительства.

– Вот как! Благодарю. Но, милый мой, можете вы думать, я почти никуда не езжу по вечерам, кроме как вот в наш клуб.

– А уж меня осчастливьте, ваше превосходительство. Не ударим в грязь лицом. Все будет в порядке. Живем, слава богу… – совсем уж бестактно похвастался Подпругин.

– Знаю, знаю. Я слышал. Слышал и не сомневаюсь… – улыбнулся Бутыхов. – Вы ведь в своем доме на Захарьевской?

– Точно так-с. Особнячок себе скопировали и живем не хуже других. Денег не жалели. На прошлой неделе граф Малиновский присылали архитектора посмотреть мой зимний сад.

– Ах, и зимний сад есть?

– Люблю цветочки грешным делом. Так уж осчастливьте во вторник, ваше превосходительство, своим присутствием, – еще раз поклонился Подпругин.

– Во вторник? Постараюсь, постараюсь.

– Зимний сад еще не вполне скопировали, жду, где статуи из Флоренции, но и без статуев все-таки в лучшем виде… Фонтан бьет, и все эдакое. Букетец роз вам можем…