Комендант был здешним старожилом, он служил на Сиротке со дня основания колонии-поселения. А до того руководил антитеррористическими операциями. В том числе участвовал и в резонансном разгроме Комитета освобождения Марса – экстремистской группировки, боровшейся за независимость колонии. В свое время эти бунтари-боевики навели изрядного шороху в Системе, совершив три неудачных покушения на губернатора Марса и проведя несколько атак на земные космопорты и вокзалы. Столько крови пролили во имя своей цели, дьяволы с красной планеты!
Несмотря на то, что дисциплина в наших рядах хромала на обе ноги, Комендант как-то умудрялся поддерживать порядок в Форте. Он, точно рентген, видел насквозь каждого. Знал наши достоинства и, особенно, недостатки. Голем умел взбодрить вовремя сказанным словом, а когда требовалось, то и хорошенько припугнуть.
Как и большинство других антропоморфных роботов, Комендант имел свой индивидуальный характер. Видимо, у тех, кто его программировал, с чувством юмора был полный порядок, так что и свое творение они сделали хохмачом. Умение пошутить сочеталось у голема с цинизмом. К примеру, в его кабинете над письменным столом висела репродукция картины «Девочка с персиками». И наш глава Форта немного подправил этот портрет. Несколькими штрихами фломастера он превратил румяные фрукты в плазменные гранаты, а августовский день за окном – в дымящееся поле битвы. По центру картины красовалась надпись: «Гранат не надо бояться! Они ручные!».
А если бы у Коменданта имелся свой фамильный герб, там наверняка был бы изображен дьявольски острое мачете – смертоносный скипетр, с которым он никогда не расставался и предпочитал любому другому оружию. Этот полуметровый тесак голем выточил собственноручно из старой рессоры вездехода. В руках своего создателя он превращался в грозное оружие, способное рассечь надвое все что угодно.
Когда мы с Сапогом вбежали в кабинет Коменданта, чтобы доложить о происшествии, начальник как раз заканчивал точить мачете алмазным бруском. Наш сбивчивый доклад он выслушал внимательно, ни разу не перебив. Только понимающе кивал, похлопывая лезвием по перепачканной машинным маслом ладони, и бросал быстрые взгляды то на меня, то на Сапога.
– Все? – спросил Комендант, когда мы замолчали.
– Так точно, – ответил я.
– А что показал радар?
– А ничего. Умер радар.
– Как это «умер»? Когда?
– Четыре дня назад.
– Что за разгильдяйство? Почему мне не доложили?
Я почесал затылок:
– Из головы как-то вылетело.
– Из гялявы вилитела, – сюсюкая, передразнил меня голем и уже нормальным голосом констатировал. – М-да, с дисциплиной у нас полный швах. Чтоб это было в первый и в последний раз!
Комендант отложил в сторонку мачете и стал расхаживать по кабинету.
– Может быть, промахнулись с доставкой груза? – спросил он.
– Вряд ли, – усомнился я.
– А что, если это был метеорит?
– Да непохоже.
– А на что похоже?
– На летательный аппарат.
– Думаешь, тюремная баржа?
– Точно не баржа. По размерам не подходит.
– Остаются два варианта: вынужденная посадка корабля снабжения или… – Комендант выдержал театральную паузу. – Или начальство наконец прислало вам замену.
По моим губам скользнула мечтательная улыбка. Этот вариант мне очень понравился.
В разговор вклинился Сапог:
– Да стопудово, наши! Мое армейское чутье меня ни разу не подводило!
– Это не аргумент, – ответил Комендант.
– Ты меня что, за салагу держишь? Я ветеран, у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично! – истерично прохрипел Сапог.
Наш ветеран славился своим хамством и грубостью. Он был единственным, кто «тыкал» Коменданту. Тот относился к этому нарушению субординации снисходительно, наверное, полагая, что Сапога уже не исправишь.
– Так что? Когда выдвигаемся? – резко сменив тон на заискивающий, спросил Сапог.
– «Выдвигаемся»? – голем снова взял в руки мачете. – Для начала доложите, кто разрешил вам оставить пост?
– Что? Какой, к черту, пост?! Когда… Когда… Звездолет! – захлебываясь словами, затараторил Сапог.
– Самовольное оставление боевого поста приравнивается к дезертирству. По законам военного времени дезертирство карается расстрелом на месте, без суда и следствия. Но так как мы живем в относительно мирное время, ограничимся штрафом и записью в личном деле, – отчеканил Комендант.
– А я не покидал пост, я в увале. Сегодня Проныра заступает, – нашелся подлюка Сапог.
А я сказал:
– Штрафуйте сколько влезет. А еще лучше увольте и отправьте домой.
– Оштрафую, не переживай, – закивал наш главный и стал размышлять вслух. – Так, давайте подобьем бабки. У нас есть два варианта: неудачная посадка или аварийное приземление… Для начала надо составить рапорт и отправить куда следует.
Тут и я не выдержал:
– Да какой, к черту, рапорт?!
Меня поддержал Сапог:
– Комендант, нужно поторапливаться. До места посадки или… крушения путь неблизкий. И время нас ждать не будет. Пыжи уже туда, как пить дать, намылились. Тут дело такое, кто успел, тот и съел.
После непродолжительной паузы тот, кому по должности было положено принимать решения, произнес:
– Ладно. Даю добро. Предлагаю назвать нашу поисковую экспедицию «Дорога перемен». Вопросы есть? Вопросов нет.
– Вот это по-нашему! – просиял Сапог.
Но веселился он недолго.
– Ты остаешься в Форте, – огорошил его голем.
– Остаюсь?
– Так точно. Я сам возглавлю поисковый отряд. А на время моего отсутствия командование Фортом примет старший техник Гуччин.
Сапог весь позеленел от злости:
– Гуччи? Этот кретин будет мной помыкать? Мной? Ветераном! Да у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично!
Уязвленное самолюбие Сапога рвало и метало. Сначала он уговаривал Коменданта взять его в отряд, бравируя своим боевым прошлым, – не сработало. Потом умолял, чтобы его поставили главным вместо Гуччи, – и опять мимо лузы. И тогда Сапог перешел на угрозы. Тут я еле сдержал смех. Угрожать? Кому? Боевому роботу? О, наш ветеран точно был не в себе!
– Я буду жаловаться! – закричал вконец отчаявшийся Сапог.
Это был предел.
«Как низко ты пал в глазах моих, брат по оружию! А ведь я и так был невысокого мнения о тебе», – подумал я, чувствуя, как засвербело в скулах от желания поскорее поведать об этом историческом падении Циклопу, который бы по достоинству оценил произошедшее.
Реплику ветерана Комендант встретил своим самым лучшим смехом.
– Что касается жалобы – пиши, имеешь полное право, – нахохотавшись вволю, сказал он.
– И напишу, – огрызнулся Сапог.
– Даю вам час на сборы, и выдвигаемся, – постановил руководитель поискового отряда и огласил список тех, кто отправляется с ним.
Мое имя он назвал первым.
Вот ведь не было печали, да черти накачали. Была бы моя воля, я бы сразу же, без раздумий поменялся с Сапогом местами. От ветерана проку в походе всяко больше, а мне самое место здесь, на караулке. Но как убедить в этом Коменданта? Ответ только один – никак.
Также в отряд вошли отец Никон, Циклоп и Мира. Капеллан и мутант были неплохими стрелками, а медичка – на тот случай, если на борту звездолета окажутся раненые. А вот кандидатура Циклопа меня немного смущала. Мутант ни разу не покидал пределы Форта, и взять его с собой означало нехило так подставиться. Да будь он хоть трижды Вильгельм, мать его, Телль, в бою я бы предпочел стоять плечом к плечу с опытным и обстрелянным Сапогом.
Но вслух я предпочел этого не говорить.
Почему?
Да потому, что спорить с нашим Комендантом было бес-по-лез-но.
Но право думать, размышлять и предполагать у меня отобрать никто не мог. И с каждой секундой мысли, приходящие мне в голову, становились все мрачнее и пессимистичнее.
«А ведь Сапог прав. Пыжи тоже наблюдали в небе это светопреставление. И они наверняка уже бегут сверкая пятками к месту посадки. А это означает, что будет заварушка. Мы, конечно, лучше вооружены и экипированы, но у пыжей есть существенные преимущества. Их тупо больше, и они лучше знают местность. А если принять на веру существование фомичей, то шансов у нас не так много», – тут я реально вздрогнул.
Меня охватило мучительное чувство сожаления. Чем я вообще думал, стремглав несясь с докладом к Коменданту? Нет чтобы все сначала обмозговать как следует.
Эх, надо было прикинуться больным или организовать небольшой самострел. Но, как известно, хорошая мысля приходит опосля. Так что оставалось только надеяться, что все обойдется без эксцессов и наш поход не превратится в похоронную процессию.
Прежде чем продолжить повествование и перейти к рассказу о наших приключениях-злоключениях, я уделю внимание описанию здешних бессловесных соседей, так сказать, членов экосистемы. Сделаю что-то типа лирического отступления. Но и к тому, что будет происходить дальше, это тоже имеет отношение.
Флора планеты не блистала разнообразием: кустарники, мхи, лишайники и жесткая, как щетина обувной щетки, трава. Фауну же представляли крыланы, урсусы и симурги. Все они отличались высочайшей приспосабливаемостью и живучестью, могли нормально функционировать практически в любой атмосфере и даже в вакууме.
Крыланов завезли на Сиротку космостаратели. Это был новый вид грызунов-вредителей, который обитал по всей Системе. Внешне они напоминали ящериц не самых крупных размеров. На одном конце их тела располагались лапы, на другом – гроздь щупальцев. В минуту опасности уродец расправлял скрывающиеся в боковых разрезах перепончатые крылья, отсюда и произошло название. Крыланы жрали все подряд, вплоть до пластика и экскрементов. Эти гаденыши не признавали границ и проникали повсюду, но мы успешно боролись с вредителями с помощью химической отравы и обычных мышеловок.
И если крыланы появились в ходе какой-то извращенной эволюции, то остальные упомянутые виды, населявшие планету, появились на свет в недрах лабораторий. Ходили слухи, что когда-то на Сиротке проводились эксперименты по созданию биологического оружия, одним из результатов которых стало выведение урсусов и симургов.
Итак, урсус – массивный шестилапый зверь, с ног до головы покрытый бурой шерстью. Своей мохнатой мордой чем-то напоминал земного медведя. Рост урсуса мог составлять до двух метров в холке. Когда же зверь вставал на задние лапы, то мог достичь высоты порядка четырех-пяти метров. Несмотря на свои внушительные габариты и зубастую пасть, он был олицетворением кротости. Питался преимущественно травой и лишайником, а половину жизни проводил в спячке. Свое логово гигант устраивал в каком-нибудь укромном месте: например, в овраге или в пещере. Но горе было тому, кто встретит на своем пути урсуса, проснувшегося раньше времени. По аналогии с нашими медведями, этих бродяг называли шатунами. Ставший шатуном урсус вмиг забывал о своей вегетарианской диете и превращался в агрессивного хищника.
Я не раз наблюдал этих массивных зверюг издали, а вблизи видел лишь однажды, и этот единственный случай едва не стоил мне жизни. Дело было давно, во время нашей вылазки, сейчас уже не припомню, с какой именно целью, за пределы Форта. Нас было трое: Комендант, я и Гуччи. Едва мы вышли за пределы силового купола, как нарвались на урсуса-шатуна. Зверь был просто громадиной, морда злющая-презлющая, а пасть вся мокрая от пены. Он бы вмиг разорвал нас на клочки, если бы не Комендант, который своим мачете расхреначил зверюгу, как какую-то пиньяту. Мы были спасены и к тому же пополнили запасы провизии свежим мясом. По вкусу оно напоминало курицу, только пожестче. Но в тот день мы поторопились и не дожарили мясо, в результате чего почти все слегли с сильным пищевым отравлением. Единственным человеком, который не пострадал, оказалась Мира, поскольку она держала какую-то диету и совсем не ела мяса. Усилия фельдшера вернули нас к жизни, но, наученный горьким опытом, Комендант строго-настрого запретил нам питаться едой извне, которая прежде хоть как-то скрашивала наш бедный рацион. Кстати сказать, пыжи высоко ценили мясо урсуса, а из его толстой кожи изготавливали доспехи.
И коротко о симургах – летающих рептилиях, или, по-другому, птерозаврах. Они напоминали огромную полинявшую птицу с изогнутым клювом, когтистыми лапами и кожистыми крыльями. Молодые особи были величиной с воробья, а взрослые – с доброго теленка. Фидель как-то рассказывал, что птерозавры гнездятся группами, вдалеке от людей. Обычно они охотились на урсусов и крыланов, хотя и не брезговали человечиной. Случалось, что симурги нападали на пыжей, но только в том случае если те забредали на их территорию. Птерозавры ревностно охраняли свое обиталище и не любили чужаков. Мясо симургов считалось несъедобным, зато из их острых и твердых, как камень, когтей в Поселухе мастерили изогнутые ножи, известные своей прочностью и способностью держать заточку.
Честно говоря, я долгое время считал симургов выдумкой, пока года полтора назад не увидел одного из них воочию. Как сейчас помню – я дежурил в паре с Циклопом, которому рассказывал о своих похождениях. Ясная и относительно безветренная погода развязывала языки почище любой выпивки. Я, как и Гуччи, никогда не скрывал от сослуживцев своего преступного прошлого. Вся эта липа про «капитана космофлота Вука Обрановича» была предназначена исключительно для фараонов и особистов, а на Сиротке я был тем, кем я был на самом деле: ловкачом и мошенником Пронырой, который поймал судьбу за хвост, но так и не смог удержать. И вдруг мой рассказ прервал крик Циклопа: «Проныра, смотри!». Он показал пальцем на крышу Форта. Там сидело существо, напоминавшее горгулью, словно сошедшую со средневековых гравюр. Этой горгульей и оказался симург. Какое-то время птерозавр сидел неподвижно, а потом резко взмахнул крыльями и улетел.
А как же восприняли новость об огнях в небе мои сослуживцы? Все они разом уверовали в то, что это был долгожданный звездолет, до отказа набитый продовольствием и нашими сменщиками. Другие версии даже не обсуждались.
– Мои молитвы услышаны, – сказал отец Никон и размашисто перекрестился.
Гуччи пустил скупую слезу и немедленно полез за фляжкой, а Мира молча пожала мне руку. Даже унылая Ксюха как-то вся разом приободрилась и разулыбалась.
Но больше всех отличился Арчил – он наконец прервал свой обет молчания.
– У меня тут припрятано немного тушенки. Я приберег ее для особого случая. И… – было видно, что слова давались ему с трудом. – И вот он настал!
V
На дне
У нас были пушки и боеприпасы, шесть фляг с питьевой водой, гора протеиновых батончиков, медикаменты, три палатки, способные выдержать падение метеорита, фонари, теплые одеяла… Короче говоря, все, что нужно для семейного похода.
Но прогулочное настроение отсутствовало напрочь. Когда мои сослуживцы узнали, что за рыбкой, то есть за звездолетом, придется лезть в прорубь, в смысле – отправляться на его поиски, их энтузиазм слегка поутих. Единственный, кто с радостью встретил свое назначение, был отец Никон. Капеллан заметно повеселел и охотно принимал участие в сборах.
– Ишь как скачет, а ведь еще за завтраком жаловался на радикулит, – съязвил Гуччи.
Услышав его слова, отец Никон озорно улыбнулся и сказал:
– Молитва и пост творят чудеса, сын мой!
А вот Циклоп воспринял приказ голема в штыки.
– Никуда я не пойду. Не хочу и не пойду, так и передай Коменданту, – упорствовал он.
– Думаешь, это что-то изменит? – хмыкнул я.
– А что, если в лапы к пыжам попадем?
– Не попадем.
