– Не хочу, вдруг Владу после работы понадобится куда-нибудь отлучиться, тогда мне придётся ехать домой на такси, а я этого не люблю, да и вдруг у меня какие планы появятся…
– Жаль, хотел попросить у тебя машину, на Сельму добираться общественным транспортом не слишком удобно.
– Там останавливается электричка.
– Да, но ближайшая только через полтора часа, а от станции ещё потом, судя по картам, минут пятнадцать идти до офиса. На машине всё ж было б удобней…
– Ничего страшного, прогуляешься – мать ставит точку.
– Ну да… ничего страшного, – повторяю за ней и делаю глоток остывшего кофе.
Всё же мать стала отстранённа не только по отношению к отцу, но и по отношению к жизни. В день встречи, она казалась абсолютно такой же, какой была несколько лет назад: жизнерадостной, энергичной, всегда открытой и искренней. Сейчас это будто тень того человека, мать холодна, неулыбчива и замкнута глубоко в себе. Раньше любой завтрак превращался в обсуждение грядущего дня и заканчивался теплейшими пожеланиями, после которых мы обнимались, а отца она целовала в щёчку. Конечно, чем старше я становился, тем меньше мне нравились подобные нежности. Дошло до того, что мы перестали обниматься вовсе, какое-то время это казалось мне естественным, ведь я рос и постепенно сепарировался от родителей, однако, когда я заметил, что и отца мать обнимать перестала, принятие сменилось удивлением и непониманием. После всё короче становились и разговоры, мама с затевала их с прежним задором, однако ни я, ни отец её рвения не разделяли, что, понимаю только сейчас, ранило её до глубины души, но она не сдавалась и продолжала попытки сохранить ту теплоту и искренность, что должна царить у семейного очага. К сожалению, силы конечны у всех. Восемнадцатилетним я сидел за столом в тишине, а по окончанию трапезы молча уходил в свою комнату, иногда раньше отца, иногда позже тем самым становясь свидетелем его молчаливого ухода.
– Мам, – попытка нарушить многолетнюю тишину, – почему я вообще должен этим всем заниматься? Почему я должен ехать в этот избирательный штаб, почему должен продолжать ненавистную мне учёбу, почему в конце концов должен вариться в политике?
Она смотрит на меня, затем опускает голубые глаза, снова смотрит на меня, складывает руки в замок и говорит:
– Потому что это твоя обязанность. Тебе нужно в этой жизни стать кем-то и политика – отличный путь…
– Но не я его выбирал, это сделали вы, а конкретно отец. Он настоял на том, чтобы я сдавал историю и обществознание, затем, чтобы подавал документы на политические направления, и даже решил за меня, что в МГУ буду учиться именно он. Я вообще терпеть не могу политику…
– Август, прекрати городить ерунду. Ты не знал, куда поступать после школы, отец помог тебе с определением, а дальше всё сделал ты сам, никто не мешал выбрать другое направление или другой институт. Всё было в твоих руках.
– Как же… то есть я могу остаться дома и заняться своими делами? – смотрю на мать, приложив кружку к щеке.
– Нет, сейчас ты поедешь в Калининград и будешь делать там то, о чём договорился с отцом, а после делай что хочешь.
– Но я ничего не хочу! – вырывается из подсознания.
– Значит этим и занимайся, но только после исполнения своих обязательств. Не забывай, что отец потратил огромное количество сил, денег и времени для того, чтобы ты мог сейчас иметь то, что имеешь. Пожалуйста, не подведи его.
– Что значит «не подведи»?
– То и значит, приложи все усилия к вашему общему делу, выполни своё обещание.
Ответить мне было нечего. Мать молча продолжила завтракать, а я, допив не бодрящий напиток, отправился в свою комнату. Лёжа на кровати, вставил в уши наушники, включил песню «Это пройдёт»[1] и уставился в потолок. Позже, когда веки самопроизвольно начали закрываться, я перевернулся на бок и взгляд забегал по интерьеру, останавливаясь то на переполненной книжной полке, то на плакате «Lumen», то на картине «Звёздная ночь»… Глаза всё же встретили темноту. Я вскакиваю на ноги и пулей отправляюсь в ванную комнату. Холодная вода помогает взбодриться, чищу зубы, ещё разок умываюсь и возвращаюсь в комнату, где на этот раз сажусь в компьютерное кресло. Послышался хлопок дверью, мать отправилась на работу. Откинувшись на спинку, капаю в глаза увлажняющего раствора и спустя пару секунд вроде бы окончательно прихожу в чувства.
Не хочу ехать в Калининград. Я не был там с тех пор, как поступил в университет, не приезжал специально, чтобы лишний раз не касаться воспоминаний о временах, безвозвратно ушедших. И вот сейчас мне придётся вернуться не просто в тот город, а в тот район, где я когда-то учился в гимназии. В восьмом классе к нам пришла Мария, которая как позже выяснилось, тоже жила в Пионерском. Да и, на самом деле, не только с ней у меня были тёплые отношения, местами компенсирующие растущий дефицит оных в семье. Мария, Демид, Мирон, Ася, пацаны с рукопашного боя, имена которых я давно позабыл, Коля, сосед по парте, столько людей тогда было рядом, а сколько ещё было неподалёку… Жаль, что ключевое слово здесь «было». После перехода в десятый класс многие исчезли из моей жизни, а после выпускного из школы к ним присоединились немногочисленные оставшиеся, в итоге какой-то период рядом не было никого. Знаю, во многом это моя вина, я перестал уделять внимание межличностным отношениям и растворился в учёбе, никогда не писал бывшим одноклассникам хотя бы для того, чтобы просто спросить, как дела или чем они занимаются, даже никого не поздравлял с праздниками, считая это чем-то ненужным. Думал, на развилке нужно забыть всех, разошедшихся по направлениям отличным от твоего. Дурацкая мысль. Много позже узнал, что тропинки имеют свойство пересекаться вновь.
Говорят, никогда не поздно что-то исправить. Сомнительное изречение, не под все ситуации подходящее, но может в моём случае смысл имеющее. Стоит ли написать кому-нибудь из старых друзей? Не без сомнений я захожу во Вконтакте. Онлайн лишь Мирон. Дата последних сообщений: 31.12.2020, он тогда мне отправил бесплатный подарок без какой-либо подписи – рогатую ёлку в новогодней шапочке. Ч отправил в ответ такой же.
– «Привет» – пишу сейчас. На что я вообще надеюсь, чего хочу?
– «Привет» – практически сразу отвечает Мирон. – «Это ты?» «Тебя не взломали?»
– «Это я, меня не взломали» – не знаю, что сказать дальше. Неловко. Минут пятнадцать я сидел, уткнувшись головой в стол прежде, чем решился положить пальцы на сенсорную клавиатуру. – «Я вернулся в область и сейчас планирую поехать Калининград, в район ТЦ «Сельма». Как ты смотришь на то, чтобы встретиться, пообщаться? Понимаю, от меня не было ни слуху, ни духу, но всё же, вдруг есть желание поболтать, как в старые добрые.» – отправляю, и зрение тут же становится расфокусированным. Мирон печатает…
– «Да, всё нормально, всё понимаю, дела» «Что касается встречи…» «Ну я в Питере, этим всё сказано» – кучка смеющихся до слёз эмодзи. – «Поступил здесь в магистратуру на юридический» «Хорошо ВУЗ оплатил перелёт, иначе бы тоже остался в Калининграде» «А ты какими судьбами?»
– «Да… по семейным обстоятельствам» «А кто-нибудь из наших вообще здесь?»
– «Смотря кого ты считаешь нашими» – смайлик. – «Но, если серьёзно – нет» «Демид в Казани, Ася как и я в Санкт-Петербурге, Тимур и Карина ещё после мобилизации уехали за границу» «С остальными я мало общался, поэтому про них не знаю»
– «Понятно» – поникши, ответил я. – «А как у тебя обстановка?»
– «Нормально» «Вот сижу, разбираю уголовные дела» «Правда, сейчас я отвлёкся переслушать “Magic City”[2]», но это ладно» «Песня доиграет, пойду дальше в документах копаться» «У тебя как?»
– «Тоже нормально» «Скоро, как и говорил, поеду в Калининград» – ватным пальцем тычу по клавишам на экране.
– «Ну» «В таком случае, удачи тебе» – смайлик с розовыми щеками. – «Рад был списаться» «Надеюсь, когда-нибудь и до встречи дело дойдёт» – подмигивающий эмодзи.
– «Взаимно» – смайлик с розовыми щеками. – «Тоже на это надеюсь»
Мирон отметил последнее сообщение реакцией «Огонь», тем самым поставив точку в нашей непродолжительной переписке. Следовало ожидать, что я ни с кем не увижусь, да и хотел ли этого на самом деле до сих пор неизвестно, может быть да, а может и нет, одно знаю наверняка: в избирательный штаб я не хочу совсем.
По пути на вокзал мне не встретился ни один человек, и, кажется, если бы наушники оказались сняты, единственным, что уловил слух стала бы тишина, раз нарушенная проезжавшей по Калининградскому шоссе Audi. Город выглядит мёртвым. Впрочем, он для меня всегда был таким, независимо от присутствия на улицах людей, ведь среди них не бывало тех, кого я мог знать.
Навигатор привёл к нужному зданию. Лифт поднимает меня на восьмой этаж, где я, отыскав дверь с надписью «Народное объединение», кладу руку на кнопку звонка. Сразу нажать её не выходит, будто какая-то сила не даёт пальцу продавить белый прямоугольник внутрь, чтобы тот инициировал звуковой сигнал, обозначив моё прибытие. Из-за двери доносятся десятки голосов, образующих монотонный гул, слушая который, возникает желание снова надеть наушники, включить музыку и забыться в её звуковых волнах, однако невидимый защитник уходит, и палец давит на белую пластину. Раздаётся звенящий треск. Обсуждения за дверью не прекратились, будто никто кроме меня не услышал отвратительного звука, так резво режущего слух. Нажал на кнопку ещё раз. Даёт ли это Вселенная знак, что мне здесь нечего делать? Самое время развернуться, вызвать металлическую коробку и уехать вниз, чтобы, оказавшись на свежем воздухе пойти… Щёлкнул замок, и дверь распахнулась. На меня смотрит худощавый парень, лет восемнадцати на вид, одетый по всем правилам в белую рубашку и чёрные брюки.
– Доброе утро, – прячу руки за спину, – я Август Ледников, прибыл…
– Всё-всё-всё, можете не продолжать, я вас узнал, – улыбается парень и запускает меня в офис. – Сейчас позову Маргариту Валерьевну, а вы пока проходите, располагайтесь, вон, – указывает на диван. – Скоро вернусь, – он ушёл вглубь помещения.
Только я уселся на мягкий диван, как ко мне подошла женщина, ведомая встретившим, имя которого осталось неизвестным. Вскочив, хочу поздороваться, но она меня опережает:
– Здравствуй, Август, ничего, если будем на «ты»? – я киваю. – Замечательно, я Маргарита Валерьевна, руководитель избирательной кампании, для тебя просто Рита. Владислав Александрович предупреждал, что ты сегодня приедешь, и нужно будет тебе всё показать. Уверена, ты и так обо всём знаешь, но всё же давай быстренько проведу тебе небольшую экскурсию, и уже после приступишь к своим делам, хорошо?
– Хорошо, – снова киваю.
– Отлично, тогда за мной, – застучали Ритины каблуки. – Давай по порядку, здесь у нас пиар отдел, в принципе главный отдел, тут мы разрабатываем стратегии продвижения в социальных сетях, наполняем их контентом, комментариями, – добавила она игривым шёпотом, – следим за количеством лайков и в целом за тем, чтобы имя Владислава Александровича ассоциировалось у людей с положительными качествами: честностью, обязательностью… ну и так далее, уверена, и без меня понимаешь. В этом отделе, – Рита показывает другую комнату, – мы договариваемся о встречах, показах на телевидении и, конечно, об оказании помощи тем или иным некоммерческим организациям.
– По сути тоже пиар, лишь с небольшой оговоркой.
– Совершенно верно, – Рита слегка улыбается. – Если уж говорить совсем честно, то всё, чем мы занимаемся – это пиар, просто каждый отдел отвечает за отдельную его часть. Здесь, кстати, сидят ответственные за организацию выездных мероприятий. В принципе, я показала всё. Естественно, у каждого отдела своя иерархия, свой руководитель, но об этом рассказывать не вижу смысла, тебе проще со всеми самому познакомиться. Разберёшься.
– Да, разберусь. В таком случае, я могу приступить к работе?
– Разумеется.
– Ам… – жду дальнейших указаний, но их всё не поступает. – И что мне делать?
– Что посчитаешь нужным, – говорит Рита. – Ты сам себе начальник, поэтому можешь присоединиться к любому отделу или работать со всеми сразу, как тебе больше нравится.
–Так просто? – недоумеваю. – Я думал вы мне дадите задание или определите в какой-нибудь из отделов, где требуется лишняя голова.
– Август, мы же договорились на «ты».
– Прошу меня извинить. И всё-таки, я не до конца понимаю, что мне тут делать, – в прямом и переносном смысле.
– Повторяю, делай то, что посчитаешь нужным, хочешь иди к интернет-пирщикам, хочешь к ребятам, занимающимся переговорами, в общем, найди то, что тебе по душе. У каждого отдела работа отлажена, поэтому абсолютно без разницы в какой именно ты пойдешь, в любом случае ничего не сломаешь. Стало понятней?
– Более чем, – смотрю на ребят, рассаженных хаотично по самой большой комнате.
– Вот и славненько, тогда я возвращаюсь к работе. Если возникнут трудности – обращайся.
Рита ещё раз улыбнулась и ушла к себе в кабинет, я остался стоять посреди помещения, в нерешительности пытаясь выбрать к кому прибиться. Из всех вариантов не нравится ни один. Отписавшись отцу о прибытии на место и прохождения первичного инструктажа, я отправился к отделу раскрутки кандидатуры Ледникова старшего в социальных сетях. Оказавшись в компании ребят, примерно одного со мной возраста, я сел на свободный стул и принялся ждать. Через некоторое время ко мне подошёл мужчина, как позже выяснилось, глава отдела, и поинтересовался, что я тут делаю. Назвался и сказал, что прибыл работать.
– Август Ледников, значит… как же я вас не узнал… – мужчина поглаживает подбородок. – Хорошо. Меня зовут Роман Степанович, я здесь главный. Смотрите, у нас всё схвачено и продумано, ребята между собой распределили обязанности, поэтому даже не знаю, куда вас можно пристроить… Вы же, по-моему, тоже занимаетесь личной страницей своего отца, нет?
– Занимаюсь, пишу посты и выкладываю истории.
– Да-да, видел-видел – сказал Роман Степанович и снова взялся за подбородок, – в таком случае даже не знаю, что вам предложить. У нас есть ребята, занимающиеся постами так что… В общем, поговорите с ними и, если уступят, присоединяйтесь или можете пойти к Коле, он выдаст мобильник, с которого будете писать комментарии. Одним словом: разберётесь.
Я снова оказался перед выбором, но на этот раз шириной всего в два варианта. Подхожу к парням, во всю обсуждающим пост, посвящённый размышлениям «отца» о развитии туризма в Калининградской области, и молча усаживаюсь рядом. На меня не обратили внимание, а я и не желал его привлекать. Отец хотел, чтобы я сегодня был в избирательном штабе, но не говорил, что мне здесь нужно делать, поэтому в моих руках оказался личный смартфон с запущенным приложением Telegram. Минут сорок я просидел, читая обо всём, что постилось в имеющихся каналах, начиная с новостей, заканчивая теориями заговора, в любом случае это было гораздо интересней, чем сочинять очередную ложь. В один момент парни меня заметили и у нас завязался непродолжительный разговор, в ходе которого я предложил свою помощь, на что они ответили неявным отказом. Навязываться не стал. Все вернулись к своим делам: пиарщики к размышлению над размышлениями, я к чтению постов из Telegram-каналов.
Какой смысл тут сидеть, если всё, чем я занимаюсь – трачу время на какую-то ерунду? Эта мысль побудила убрать смартфон и покинуть место создания интернет-образа Владислава Александровича. Я направился к отделу переговоров.
На новом месте без изменений. Я также молча сел подле работников, а те также до поры до времени игнорировали моё присутствие, затем заметили и после непродолжительной беседы оставили в стороне. «К телефонам вас подпустить не можем, понимаете сами…» – сказал старший. Я отошёл к окошку. Внизу люди торопились по своим делам, кто пешком, кто на машине. Чуть подальше виднелся громадный торговый комплекс «Сельма» и некогда моя гимназия, оба места друг от друга неотрывны, скреплены едиными воспоминаниями, ни одного учебного дня не проходило без похода дружной компанией к гипермаркету за едой или просто, чтобы развлечься. Даже бегали туда на большой перемене поиграть в автомат с игрушками, тогда мне так ничего и не удалось вытянуть, однако на моих глазах в руки Демида попал плюшевый жук, размером с его голову, если не больше. После я ещё много раз слышал, как кто-нибудь вытягивал какую-нибудь интересность, однако никогда более не становился свидетелем такого события, хотя точно знаю, их ещё было много. Игрушки, которые мне нравились, всё время кем-то вытягивались до того, как я возвращался к автомату с деньгами и чёткой целью заполучить приз. Ниточка воспоминаний оборвалась ножницами повышенного голоса. Кто-то на том конце провода, видимо, не понимал, что от него хотят, и чтобы это исправить человек на этом конце не придумал ничего лучше, кроме как членораздельно выкрикивать каждое слово.
Оказавшись в коридор, я столкнулся с Ритой, неспешно идущей в сторону своего кабинета. Она остановилась и поинтересовалась, всё ли у меня хорошо. Я ответил, что да.
– И чем же ты решил заниматься? – спросила заведующая штабом.
– Ну… – я замялся, – всем понемногу. Везде места заняты, а отбирать у кого-то работу мне совесть не позволяет, поэтому всё, что мне остаётся – наблюдать за процессом, – пожимаю плечами и улыбаюсь. Вроде выкрутился.
– Да-а-а… работа и правда распределена, все при деле, – озадачилась Рита. – В любом случае, можешь остаться и наблюдать или… если у тебя есть свои планы, можешь идти. Не думаю, что для тебя найдётся занятие интересней.
– То есть ты меня отпускаешь?
– Я же говорила, ты сам себе начальник, – у Риты зазвонил телефон. – Теперь извини, мне надо бежать, – глянув на экран, сказала она.
А мне что делать? Вот уж вопрос, которым чем чаще задаюсь, тем чаще понимаю, что ничего не знаю. Поворачиваюсь к входной двери. И в самом деле, моё присутствие здесь вовсе не обязательно, да и кому оно нужно? Точно не мне и не Рите. Наверное, и правда лучше сходить куда-нибудь погулять или поехать домой, заняться учёбой, а вечер убить за просмотром сериала. С другой стороны, отец точно будет не в восторге от того, что я ушёл отсюда так рано, однако узнает ли он… Оглядываюсь на кабинет Риты. Скорее всего узнает, не думаю, что Маргарита Валерьевна будет меня покрывать, рискуя к себе доверием и рабочим местом. Ей это незачем. Скажет всё как есть, что встретила, показала офис и оставила в свободном плавании выбирать себе занятие по душе, а я уплыл в неизвестном направлении, вместо того, чтобы… Да к чёрту! Если хорошо подумать, отец не говорил сколько должной быть потрачено времени на «работу» в избирательном штабе. Снова поворачиваюсь к выходу, в голове не осталось сомнений, это единственная дверь, которую я хочу открыть. В последний раз окидываю взглядом офис и ухожу.
[1] «Это пройдёт» – песня рок-группы «Порнофильмы».
[2] «Magic City» – альбом рэп-группы ЛСП.
9. Цена спокойствия
Дорблю, почёсывая плешивую голову, рассматривает фотографии, я стою рядом в ожидании вердикта. Барыга никуда не торопится. В контейнере-магазине стоит едкий запах, в честь которого его владелец и получил своё прозвище. От зловонья не спасают даже повсюду развешанные освежители воздуха, они, напротив, добавляют сладкие нотки в смрад помещения, отчего он становится ещё более отвратительным.
– Пятьсот тысяч, – наконец сказал Дорблю и протянул мне смартфон.
– Чего? – мои глаза округлились.
– Рублей, – сверкнул золотым зубом барыга. – Пятьсот тысяч рублей – сумма, которую я могу предложить за камень. Предварительная, конечно. Окончательную назову, когда смогу взглянуть на него собственными глазами, если всё хорошо – дам столько, сколько сказал, а если всё-таки что-то не так – цена будет снижена, сам понимаешь. Ну, что, привезёшь?
– За пятьсот тысяч? – впился в него глазами. – Да этот кусок стоит гораздо дороже! Посмотри какой инклюзив, таких ещё никто не вылавливал! За него можно просить несколько миллионов минимум.
– А кто тебе заплатит такие деньги? – Дорблю усмехается. – Я тебе предлагаю сегодня же привезти товар и получить, что тебе причитается, – он кладёт руку мне на плечо, – наличными сразу в руки. Где ты найдёшь покупателя, который даст тебе больше? Правильно, нигде. А я предлагаю быструю и главное, выгодную сделку.
– Кому выгодную, тебе? Не пытайся меня обмануть! Мы оба знаем, что пятьсот тысяч за такую находку – это смешно! – скидываю его руку с плеча. – Так что давай разговаривать конструктивно.
– Давай! Давай, почему нет? Конструктивно тебе объясняю: дороже ты своё добро никому не сбагришь, никто у тебя его за миллионы не купит, пойми наконец! Не спорю, оно таких денег стоит, но, чтобы их получить придётся так задницей рисковать, что тебе и не снилось, и поверь, далеко не факт, что камень удастся быстро продать. Знаешь сколько времени уйдёт на поиск клиента? То-то же! Давай ты не будешь искать себе приключений ради нескольких лишних тысяч, иначе можешь влезть в дела, которые не потянешь. Продай камень и спи спокойно!
– Ага, ещё чего? Я тебя хорошо знаю…
– И я тебя хорошо знаю, – перебил Дорблю, – и знаю, что никому дороже ты его не продаёшь, – всё твердит он. – Ну нет у тебя таких связей, нет! Ты можешь отнести его кому-нибудь ещё, пожалуйста, только больше меня тебе никто не заплатит, и вряд ли кто-то вообще захочет с таким янтарём дело иметь.
– Здесь магазин «Рыболовство»? – спрашивает заглянувший мужчина и, увидев удочки, понял, что пришёл куда надо. Дорблю сразу же подлетает к забредшему покупателю, лыбясь во всё лицо. Я стою в стороне, не сводя глаз с барыги, старательно чешущего языком во имя собственной прибыли, которую он так непринуждённо привык обзывать «выгодой». Не спорю, зачастую Дорблю предлагает действительно большие деньги за найденные камни и янтарную крошку, но с ним нужно быть начеку, особенно, если приносишь нечто необычное, вроде «Янтарного аммонита» или белого янтаря. При мне как-то раз барыга выкупил кусок такого практически за бесценок у незнакомых, видно, неопытных ловцов. Пришлось помалкивать, чтобы не попортить отношения с этим уродом, да и лишний раз не хотелось светить осведомлённостью в делах, связанных с незаконным оборотом полезных ископаемых. Мутишь – мути тихо.
– Ещё раз спасибо, – говорит мужик, упаковывая новоприобретённую удочку, – не зря мне советовали это место.
– Всегда пожалуйста, – Дорблю провожает его к выходу. – Если ещё что понадобится – вы знаете, где меня искать. Подскажу, подберу, помогу, одним словом.
Дверь закрывается, улыбка с лица хозяина падает, он поворачивается ко мне и спрашивает:
– Что надумал?
Смотрю на его жабью рожу, и кулаки сами собой сжимаются, не будь он мне сейчас нужен один из них точно отправил бы в полёт к его челюсти. Можно вечно смотреть на жадного торгаша, представляя, как раскрошишь ему лицевые кости, однако передо мной стоит иная задача: договориться с ним, не оставшись в дураках. Для этого приходится шевелить мозгами в другую сторону. Я, кажется, понял в какую:
– Вот что: давай ты найдёшь покупателя и договоришься о сделке, потом вместе её провернём, десять процентов с продажи твои, – сверлю взглядом его жадные глаза. – Уверен, десять процентов больше пятисот тысяч.
– Десять процентов? – усмехается барыга. – Пятьдесят минимум! Ты, кажется, конструктивного разговора хотел, а несёшь какую-то околесицу.
– Не забыл, что «Янтарный аммонит» нашёл я?
– А ничего, что ты предлагаешь мне выполнить большую часть работы? Найти клиента, договориться о встрече, проследить, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, – он гнёт пальцы, – а всё, что ты сделал – постоял в море с сочком. Семьдесят процентов, и я в деле, – Дорблю протянул волосатую руку.
– Двадцать максимум, – стою на своём. – Не думай, что ты единственный, кому можно предложить это дело, у меня ещё есть контакты. Не ты – так кто-то другой.
– Интересно кто же? Хорошо, шестьдесят пять процентов, это моё последнее слово. Не устраивает – ищи другого партнёра, только знай, идиотов согласных работать на двадцать процентов ты не найдёшь!
– Двадцать пять процентов – последнее предложение, – тяну руку. – Нет – ухожу.
– Всего хорошего, – Дорблю усаживается за прилавком.
Хлопаю дверью. Столько лет работали с этим уродом, и в самый ответственный момент он выкидывает такое! Понимаю, торговец нелегальщиной, тоже хочет получить прибыль, тоже рискует, но у всего должна быть грань! Стоявшая неподалёку банка «Tornado» пинком отправилась в воздух. И что теперь делать? Есть ещё пара контактов, но… Твою мать, этот при всех недостатках был лучшим! Возвращаться тоже не вариант, подумает, что мне идти не к кому, да и ради чего, ради десяти процентов на троих? Смешно же! Какая блесна ему в палец воткнулась? Зато теперь я знаю, что «Янтарный аммонит» действительно стоит несколько миллионов, не меньше, и его вполне реально продать, иначе бы Дорблю с ходу не предложил пятьсот тысяч. Условно, если взять эту сумму за одну десятую от цены янтаря, получается пять миллионов – минимальная стоимость найденного сокровищу. Продав кусок за такие деньги, со своей доли я с лёгкостью оплачу маме операцию и навсегда избавлю её от проблем с сердцем, раз никто другой этого сделать не может. Нужно связаться со всеми, кто так или иначе может посодействовать в поиске покупателя.
– Алло, – послышалось из динамика.
– Здоров, Паха, – отхожу от магазина. – Дело дрянь, Дорблю выдвинул слишком невыгодные условия, поэтому с ним сотрудничать мы не сможем. Предложил всего пятьсот тысяч или десять процентов с продажи, что, мне кажется, значит одно и тоже.
