История одного лета
Анастасия Володикова
У нее все хорошо: муж, дети, успешная работа – счастливая жизнь! Возникло всего лишь одно дело. Нужно съездить в то место, где прошла вся ее молодость, чтобы уладить дела, связанные с домом умерших родителей. Казалось бы, что может быть проще? Но в доме она находит дневники своей юности, где описан каждый день ее первого совершеннолетнего лета. Именно с этого момента начинается ее личный ад.
Анастасия Володикова
История одного лета
Пролог
Мокрый асфальт. Безлюдное шоссе. Только по бокам дороги тонкие веточки деревьев пронзали безоблачное небо. Меня укачивало. Не люблю скорость, а он жить без нее не может. Да, мы с ним абсолютно разные, но, наверное, поэтому я и люблю его. Парадокс!
Я медленно повернула голову, увидела его сосредоточенное и, в то же время, улыбающееся от разговора с детьми лицо, и после уже невозможно было злиться. Хоть я и сидела рядом с ними, в одной машине, но их голоса были так далеко, будто я отделена от них звуконепроницаемым стеклом. Тошнота отступала. Расслабившись и сделав несколько глубоких вдохов, я расплылась в кресле и устремила взгляд вперед – на бесконечную дорогу.
Мы ехали в мой старый дом, в котором я провела все свои юные годы. После смерти родителей, а ведь прошло уже немалых шесть лет, я ни разу не приезжала туда. Все эти дела, работа, семья, дети…Как-то не до этого…Хотя…почему я обманываю саму себя? Дело было совсем в другом, и страшно было признаться… Впрочем, неважно. Одно я знала точно: я еду с твердым намерением продать этот чертов дом, с этими чертовыми воспоминаниями и чертовым прошлым! Дурацкое хранилище мусора, бесполезная выгребная яма!..
– Ты что-то сказала, милая?
– А? Что? – я отстранилась от своих губительных мыслей и поняла, что мои брови съехались к переносице. – Нет… – покачала головой, – нет… – видимо все же последние слова вырвались наружу. – Тошнота…
– В бардачке бутылка воды, возьми – станет легче, а не станет – остановимся.
– Да-да, спасибо… – я растеряно открыла бардачок нашей уютной хонды (если так можно выразиться в отношении машины), и копошилась в груде бесполезного хлама, уже позабыв, что заглянула туда в поисках воды.
– Да вот же! – не отрывая взгляда от дороги, он ловко поддел рукой завалявшийся журнал и, как фокусник, из ниоткуда, достал небольшую бутылку. – Тебе, видно, и, вправду, нехорошо, – произнес он сочувственно.
– Дэвид, твой бардачок, как сумка любой женщины! – прыснула я.
Он лишь чуть повел уголком рта, но я знала, что замечание показалось ему забавным.
– Мама, пи-пи! – с заднего сидения послышался писклявый голосок нашего двухлетнего сына Джимми. Точная копия отца, он требовал исполнения его прихотей незамедлительно. И хоть я им не потакала, всё же в биологоческой потребности сына отказывать было нельзя.
– Нам всё же стоит остановится… – вздохнула я, а Дэвид молча начал сбавлять скорость и съезжать с дороги к обочине.
Пока отец и сын занимались неотложными делами, я вышла из машины и вдохнула свежий июньский воздух. Кислород через нос будто бы побежал по венам. Здесь, в тени деревьев, вдруг возникшая после дождя жара была не такой ощутимой. Я завела руки назад, схватив левую руку правой, и чуть подала тело назад. Руки встретили уже нагревшийся под палящим солнцем металл машины, но кожу не жгло. Найдя удобную позу для опоры, я откинула голову и закрыла глаза. Ресницы трепетали… Ветер гладил меня по волосам, нежно касался щек, казалось, он со мной заигрывает. Мое тело откликалось на мягкие объятия ветра и начало покачиваться, будто я была самой настоящей русской березой, какой описывают ее поэты. Мои мысли уносились всё дальше и дальше, дальше и дальше… Я была уже не здесь, я была в своем родном доме шестнадцать лет назад.
***
Я открыла глаза. Утреннее солнце безжалостно проникло своими лучиками в мою маленькую комнату, обожгло кожу и заставило веки сощуриться, несмотря на то, что они еще были закрыты. Я растянулась на кровати, резко открыла глаза и вперилась взглядом в потолок. Хотелось растянуть этот момент долгожданного начала каникул. Я представила эту сцену в виде картины. Как нарисовал бы художник? Я легла так, как лежат женщины в картинах Тициана. Так? Затем приняла позу Иды Рубенштейн в картине Серова. Или так? А потом вновь плюхнулась на кровать и рассмеялась. Отличное начала дня!
А ведь сегодня особенный день. Первый день лета. Я скрестила руки на груди и мысли направились в совсем иное русло, более лиричное. Я знаю: этим летом меня точно ждёт что-то новое. Что-то, что заставит моё сердце биться сильнее, что заставит улыбку появиться на моем еще не загорелом лице, что заставит кричать и плакать от счастья.
Прежде, чем подняться с кровати, я зевнула напоследок и, наконец, резким толчком поднялась, оставив полный бардак на моем ночном ложе. Спустившись по лестнице вприпрыжку и выйдя на кухню, я увидела маму, стоящую ко мне спиной. Еще не дойдя до обеденного стола, я сразу почувствовала свой любимый запах. Оладьи. Обожаю!!!
– Доброе утро, – поприветствовала она меня, даже не обернувшись.
– Да уж, ты знаешь, как сделать его действительно добрым, – я прошла к маме, схватила один оладушек и присела на небольшой стул у барной стойки.
– Какие планы на день? – участливо спросила мама. Повернув голову в мою сторону, она все еще глазами следила за порцией новых скворчащих на сковородке оладий.
Я любила маму за мягкость и теплоту, коей не могла получить ни от кого другого. Она будто бы понимала меня с полуслова, и хоть благодарности это, наверно, не требовало, всё же я всегда мысленно говорила ей «спасибо».
– Ты же знаешь… Сегодня я планирую делать… абсолютно ничего! – я делала паузы, чтобы прожевать кусочек вкуснятины у меня за щеками. – В моих планах только наслаждаться свободой, предоставленной всего лишь на три жалких месяца, – фыркнула я.
– Свобода потому и ценна, что её никогда не бывает много.
– Мам, мне всего семнадцать, давай без твоих философских реплик! – я закатила глаза.
– Ладно, ладно, как скажешь, – отступила она, но я чувствовала, что она не обижается, а наоборот счастлива видеть меня такой задорной и веселой, что редко бывает по утрам.
– Я пойду! – уже стоя в дверном проеме и надевая кроссовки, крикнула я. – Чаппи возьму с собой!
«И дневник с ручкой, без них я никуда» – это уже про себя.
Чаппи был нашим старым псом дворнягой, но я в нем души не чаяла. Он был моим лучшим другом, моим спасением. Друзей среди людей найти мне было трудно, поэтому я выбрала наиболее легкий путь.
Как только мы вышли за калитку, я тут же бросилась бегом к моему любимому месту. Чаппи, высунув язык, с радостью принял эстафету «кто быстрее добежит до ивы». Конечно, как лучший друг, он не мог не знать, куда мы направляемся. Когда до пункта назначения оставалось всего пару метров, Чаппи остановился, явно к чему-то прислушиваясь. Догнав пса, я поняла, почему мой друг стоит в нерешительности. С места, которое являлось моим убежищем от лишних глаз, доносились голоса! Надо же! Кто вздумал забрести в такую даль, сквозь эти поросли травы? К слову, чтобы добраться до этого места нужно было приложить немало усилий, даже я добиралась той удобной дорогой, которую протоптала сама, царапая ноги высохшей от солнца травой. Видимо, и они пришли сюда «моей» дорогой. В том, что это были именно «они», я не сомневалась. Я слышала, как мужские, так и женские голоса. Надо сказать, всё это меня порядком разозлило, и я направилась прямиком к моей любимой лавочке под ивой. Чаппи, склонив голову вправо, посмотрел на меня своими умными глазами и затрусил следом.
Отодвинув печально свисавшие ветки старой ивы, я увидела двух парней и трёх девушек. Из этой компании двое точно были парой, потому что одна девушка сидела на коленях парня, обвив руками его шею, как цепь, а он ухватил ее одной рукой за талию, будто если он уберет свою лапищу, его пассия с него свалиться! А вторую бессовестно положил на бедро так до неприличия высоко, что моя ива стыдливо прикрывала их своими ветвями в надежде, что я не увижу его руку на белой коже её длинной ноги. Двое других девушек, наклонившись друг к дружке, сидели рядом, очевидно, что я прервала их оживлённый разговор. А еще один юноша со светло-русыми волосами, стоявший немного в стороне, держал в руке недокуренную сигарету, что мне на минутку даже стало страшно, что она обожжёт его пальцы. Все они одновременно повернули на меня головы и вперились глазами, изучая. Так в тишине мы смотрели друг на друга: я на них, они на меня – пару секунд, а такое ощущение, что вечность.
– Ну? – нарушил тишину парень с прилипшей к нему молодой особой женского пола.
– Что ну? Это мое место, попрошу удалиться, – начала я и, нахмурив брови и переместив вес на одну ногу, скрестила руки на груди, все еще держа в одной из них ручку с блокнотом и моими тайнами в нем.
– Не понял…
– Да ты, видно, туповат, – дерзила я. Выражение его лица, и вправду, было отнюдь не дипломатическим.
– Полегче с выражениями! – взорвался парень, но тут девушка ласково провела рукой по его волосам, как ласкают маленького котенка, мол, успокойся. Какого черта здесь вообще происходит?! Они испохабили мое сокровенное место! – Сейчас мы здесь, а потому оно не твое, да и вообще сколько нас и ты одна, думаю, не трудно уступить твоим новым друзьям, – он ехидно улыбнулся. – Тем более уроки ты сделаешь и дома! – он посмотрел на дневник и расхохотался.
– Ну, во-первых, мы вдвоем, – я глазами указала на Чаппи, – а во-вторых, о какой дружбе речь?
– Да ладно тебе спорить, пошли, – сказал парень с русыми волосами и махнул рукой в сторону дорожки.
– Да что ты робеешь перед этой… – всё возмущался тот нахал. – У нее, вон, даже друг – собака! – он ткнул пальцем на Чаппи и присвистнул, а все остальные поддержали его заливистым смехом, что довольно сильно разозлило меня, но не настолько, чтобы я спустила на них моего друга. Иначе это повлекло бы за собой серьезные последствия, а разборками в суде мне совсем не хотелось омрачать первые дни лета.
– Я знаю место и получше, ниже по реке, пойдем, – наконец, все остальные поднялись и даже эти двое прилипших. Все пятеро прошли мимо меня. Интересно, почему четверо человек послушали одного? Может, он имеет перед ними какой-то вес или силу? Ну, или он их главарь банды… В общем, что-то типа того.
Последним ушёл именно тот русоволосый, он бросил так и не выкуренную сигарету и, смотря себе под ноги, засунув руки в карманы джинсовых шорт, побрел за остальными, даже не подняв на меня взгляд, что по непонятным причинам меня обидело. Я потрепала Чаппи за ухом и села на лавочку. На глаза попалась сигарета: «Неужели нельзя было выбросить ее в другом месте?» И вдруг я увидела кроссовки, потом кожу ног, чуть темнее, чем у меня, джинсовые шорты, свободную белую майку и русые волосы – именно в таком порядке – снизу в верх. Он наклонился к земле, взял догорающий окурок, кивком указал на него, сказал: «забыл», и мельком улыбнувшись, развернулся и свободной походкой направился вниз по тропинке.
Проводив его взглядом, я уставилась на бурлящую в реке воду. Чаппи покорно лежал рядом, прикрыв глаза, но сквозь узкую щелочку век присматривая за мной. А вдруг что?
– А он ничего, хоть и нахал, да Чаппи?
Пес лишь дернул носом. Что ж, полагаю, это значит нет, а Чаппи мастер чувствовать плохих людей, так что стоит прислушаться и не забивать себе голову ерундой, поэтому я открыла свой дневник, который вела сколько себя помню, и начала писать.
Это был мой последний год в школе. Все экзамены были сданы еще в мае. И хоть вроде бы должно быть какое-то облегчение от того, что вся суета, связанная с последними днями «заточения», наконец, утихла, всё равно что-то было не так. Возможно, дело было в одиночестве, в котором я собиралась проводить всё лето, возможно же, что причина была в моей неуверенности: в какой университет мне лучше поступить; а, возможно, тяготил мой предстоящий отъезд из дома, где я прожила всё свое детство, где разделяла все горести и радости, но тем не менее, на душе было не спокойно.
Когда же я говорю, что собираюсь провести лето в одиночестве – это абсолютно не значит, что я дикий социофоб, или что у меня совсем нет друзей. Друзья у меня были, да притом, довольно много. Просто кто-то уехал, кто-то предал, кто-то завёл новые знакомства, а я… я дружила с Чаппи – и нисколько не жалела, что моим единственным другом был пёс. Я поддерживала общение с некоторыми подругами, мы даже виделись иногда, но ближе, чем Чаппи, не смог пока стать никто. Кроме того, у меня была прелестная семья: мама, знавшая меня наизусть, и любящий отец, в чьих руках я до сих пор чувствовала себя маленькой принцессой. Мы были дружной семьей, и все это знали.
Что ж, после того, как я перенесла все свои мысли на бумагу и в деталях описала сегодняшний инцедент, я поднялась с лавочки и направилась домой, где меня ждал вкусный мамин обед. Хлопнув дверью, я вприпрыжку доскакала до кухни, где уже ароматно пахла запечённая курица с картошкой.
– Чего такая радостная? – улыбнулась мама, поставив тарелку для себя последней. Она всегда заботилась сначала об отце и дочери, а потом уже и о себе.
– Хороший день…– я прошла к столу и уселась на свое место в ожидании начала трапезы.
– И кто ж сделал его таким хорошим?
– Я сама!
– Куда поступать будешь, думала? – мама резко сменила тему.
– Думаю, – нахмурилась я. Не люблю такие скучные разговоры.
– Интересно, какие одногруппники будут?
– Да все они одинаковые, чего о них думать-то? Девчонки – о парнях, парни – о себе… Ничего интересного, – я пожала плечами. – Лучше садись скорее за стол, а то у меня уже слюнки бегут!
– Да как же, студенческая жизнь – самые лучшие годы! – мама упорно игнорировала мои просьбы перевести разговор в другое русло. – Мы вот с твоим отцом познакомились именно так. Помню, как он после пар меня ждал, как целовались под лестницей украдкой, как розочки мне дарил, хотя я их терпеть не могла! – смеялась мама, смотрев куда-то в потолок.
– А чего ж ты их принимала тогда? Почему прямо не сказала? – слова вылетали корявыми, потому что я уже за обе щеки уплетала курицу.
– Это любовь… Обидеть боялась. Он же старался… Ой! – звонок в дверь. – А вот и папа!
В комнату они зашли уже вдвоем, улыбающиеся…а мама еще и с букетом красных роз.
***
– Ну что, вы там всё? – крикнула я мужу.
– Да… – донеслось издалека. – Да… – уже ближе. – Долго нам вообще ехать-то еще? – совсем рядом.
– Нет, буквально тридцать минут.
– Тогда залезайте скорее, а то я что-то уже уморился.
Мы сели в машину, и хонда мягко покатилась по дороге.
Глава 1
Мы с семьей въехали в мой родной город. Жуткой ностальгией пронзило сердце. Такие знакомые места… Любимая небольшая кофейня на краю города, в которой мы часто проводили время с бывшими друзьями, торговый центр с самым вкусным мире мороженным, парк, где мы с родителями прогуливались и болтали о всяком, школа… бррр… Наконец, колеса зашуршали по гравию: мой старенький домик и… огромная ива, которая виднелась за несколько метров до въезда во двор. Мда. Я даже не заметила, как заглох мотор машины, а Дэвид хлопнул дверцей. Я вернулась из ступора только тогда, когда муж постучал по стеклу.
– Мы вообще туда приехали? – с нетерпением спросил он, когда я все-таки открыла дверь.
– Да… да, прости, что-то задумалась…
– Ты сегодня странная какая-то, – он прищурился, как опытный детектив, решающий трудную загадку.
– Нет, просто… просто я думаю о родителях, ведь это их дом, воспоминания накатывают.
– Понимаю, прости.
– Ничего.
Я вышла из машины, хлопнув дверью сильнее, чем обычно. Дети радостно выпрыгнули и побежали прямиком к дому. Дэвид чуть приобнял меня за талию: это его жест примирения. Я улыбнулась. Как не улыбнуться, когда рядом с тобой такой любящий муж?
Дом выглядел так, будто в нем все еще есть жизнь. Приятный, теплый, зеленый цвет радует глаз и навевает приятные воспоминания. Выцветшая краска чуть отслоилась, но даже так он выглядел довольно мило. Я вытащила из кармана джинсовки уже заржавевший ключ. Калитка открылась со скрипом. Весь газон зарос бурьяном, так, что даже будку Чаппи было не видно. Чаппи… При мысли о нем снова защипало глаза.
Там, где раньше были цветы, за которыми мама тщательно ухаживала, теперь только борщевик. Как же больно все это видеть – как в доме, где раньше царил уют и слышался смех дружной семьи, теперь только тишина.
Мы подошли к двери дома. Я долго ковырялась со связкой, вертела в две стороны, пробовала разные ключи, пока муж пытался приструнить детей, которые порядком проголодались.
– Да черт! Дэвид, помоги! – мои нервы сдали.
