Одно радовало – её не запомнят,
но будут рыдать обо мне!
Твоя королева
И куда бы ты ни пошёл: направо или налево,
кругом только она одна, твоя королева.
От неё некуда деться!
Ты не можешь даже раздеться
без её обжигающих глаз.
Вот смотрит она сейчас
и думает думу дурную:
«Он меня не достоин, я его не ревную!»
Королева из твоей жизни уходит.
Но разум твой бродит
в поисках её глаз:
«Ну где же она сейчас?»
А она неторопливо
очень красиво
рассекает другую планету.
Смотришь ты по углам: нигде её нету.
Нет королевы, может быть и не надо.
Ведь с тобою твоя награда —
глаза её на фотографии
пронзительные глаза, почти порнография.
Инна-арлекина
Ничего не будет свято,
кроме совести твоей.
Нет, не простыни измяты,
просто надо быть смелей!
Ведь никто тебе не скажет:
«Как разделась, так лежи».
Рот твой сильно напомажен
и гвоздищи из груди.
Молча смотрит арлекино
на нескромный твой наряд:
дуло в плечи, дуло в спину.
– Нет, с такой опасно спать!
Будет Инна арлекином,
арлекиною сама:
дуло в плечи, дуло в спину
и усталый свой наряд
тихо снимет,
раскричится на бумагу и перо!
Подойдёт друг и поднимет
её тело всем назло!
Надо мне туда, где нет морей
Надо мне в большие города,
нужно мне туда, туда, туда,
где поэт поэту – друг и для меня;
где нет нефтяников, военных, рыбаков
и дядек с топорами – лесников;
где сумасшедшие художники живут,
а режиссёры нам не врут, не врут, не врут!
Надо мне туда, туда, туда,
где не ходят эти поезда,
пахнущие тамбуром в купе,
где метрополитен уже везде;
там умру я без своих морей,
без лесов, медведей, глухарей;
и воскресну, как поэт-звезда!
Люди, бросьте ваши поезда
и лесами засадите города,
а морями заливайте остова,
чтобы было мне комфортно и легко
там, где ждут меня давно, давно, давно.
Берегись меня, родня
Не жила я у вас нежилою,
не была бы я небылою,
не было б меня и не надо,
да разрослась в огороде рассада,
рассада вишнёвого сада.
А раз рассада пробилась,
значит и я прижилась,
прижилась я тут, вот и маюсь:
лежу не поднимаюсь.
И когда поднимусь, не знаю,
