И снова молчание.
Лицо горит, как ошпаренное, но Ника будто прирастает к месту.
Разговор оказался слишком личным, сокровенным. Его никто не должен был слышать. Тем более Ника. Гнетущая тишина сменяется поспешными шагами, и Ника с ужасом отпрыгивает от двери. Идут прямо к ней. Без мыслей она бросается к тяжелым шторам и ныряет за них. Прислоняется к углу комнаты. Ладонью зажимает рот, чтобы заглушить сбивчивое дыхание.
Господи, только бы не заметили!
Ника сама не понимает, чего боится. Но явно не того, что ее упрекнут в подслушивании. Она видит сквозь плотную ткань, как две фигуры молча проходят через комнату. Вскоре за ними закрывается дверь, и Ника с облегчением выдыхает.
– Больше никогда не буду подслушивать, – шепчет она и выбирается из укрытия.
Сердце все никак не уймется. Ника прижимает к груди ладонь и считает удары. Еще раз шумно выдыхает. Опасливо оглядывается на дверь, через которую ушли Анджело и Паола, но шаги уже почти затихли. Лишь далекие отголоски доносятся до нее.
Ника понятия не имеет, о чем они говорили. Но точно не о работе. Она качает головой и проходит в зал, который освещается бледно?лимонным светом торшеров. Между лопаток пробегает противный холод. Из груди вырывается хрип. Ника смотрит в середину комнаты, и ей кажется, что там сгущается туман. Мерзкий, склизкий, сырой. Больше она ничего не видит. Но чувствует, как вибрация прокатывается по телу, а сердце пропускает удары, бьется не в ритм дыханию. Оно облачком пара зависает в воздухе.
Графин выскальзывает из рук и со звоном разбивается о каменный пол.
Глава 5. Невидимый мир
Люса высыпает осколки графина в мусорное ведро. Они бьются друг о друга и обиженно звенят. Женщина отряхивает полные ладони и смотрит на Нику угрюмым взглядом. Таким обычно смотрят начальники на подчиненных.
Ника опускает голову. Кружка обжигает пальцы, от ложки кругами расходится чай, а воздух на кухне смешивается с запахом мелиссы и мяты.
– Простите за графин. Я не хотела.
– Забудь. – Мими садится рядом с Никой.
Ее глаза возбужденно горят, черные волосы заплетены в две неряшливые косы. Белая ночная рубашка подчеркивает бледную кожу девочки. Слишком бледную для итальянки.
– Ты правда видела привидение? – Мими преображается. Она больше не глядит на Нику свысока. Ее лицо оживает, брови изгибаются в причудливой дуге. Розовые губы приоткрыты. Девочка сама напоминает призрака. – Ну, скажи, скажи! Бабушка не верит, ну и пусть. А я верю! Всегда верила! И синьор Росси тоже, хоть и отрицает.
– Стефано?
Ника оборачивается и смотрит на Люсу, которая сидит возле окна, нахохлившись, как огромный воробей.
– Верю, не верю, – бурчит та, – какая разница. Если духи существуют, их лучше не тревожить. Особенно в Кастелло ди Карлини.
– Бабушка, никто их не тревожит. Они первые начали, – возмущается Мими и надувает губы.
Ника вспоминает, что девочка еще совсем ребенок, который сейчас смотрит на нее как на Святой грааль.
– Кто сеет ветер, пожнет бурю [5 - Итальянская пословица.], – только отвечает Люса и плотнее укутывается в шерстяную пепельную шаль.
– Не ты ли все время рассказывала о семейном проклятье?!
Мими сердито упирает руки в бока. Стул под ней качается от нервного подергивания ногой.
– Я уважаю память наших предков, но это не значит, что я верю во весь этот бред. И мне не нравится, что ты упорно доказываешь обратное. Я уже жалею, что однажды решила рассказать тебе сказку о Маддалене. Ты помешалась.
– Кто такая Маддалена? – Ника жадно впитывает каждое слово Люсы, не упуская самое важное – «проклятье».
Мими хмыкает и наклоняется к ней:
– Потом расскажу. Лучше ответь, ты видела?
– Нет, – Ника качает головой и слышит, с каким облегчением вздыхает Люса, – но он видел. – Она кивает на фотоаппарат.
Мими недоуменно смотрит на камеру. На фарфоровых щеках выступает нежный румянец.
– Что?
– Я не вижу духов, но чувствую их, – поясняет Ника. – И сегодня я ощутила, что в холле кто?то есть. Этот некто стоял посреди комнаты. Стоило протянуть руку, и я дотронулась бы до него, таким реальным он казался. Поэтому я не теряла времени и сфотографировала. Чтобы потом увидеть на снимке.
– Покажешь, покажешь, покажешь?
Мими подпрыгивает на стуле, но Люса тут же осаживает взбудораженную внучку:
– Хватит. Марш спать. Половина одиннадцатого, а тебе завтра в школу.
– Нет. Мы пойдем с Никой смотреть фотографии!
– Никаких фотографий, Мими. Мне не нравится, что ты в это впутываешься! – Брови Люсы сходятся на переносице, как два черных штриха. Она подходит ближе и хватает внучку за тонкую кисть. – Я потеряла сына, тебя я терять не собираюсь.
Ника делает глоток чая, и жидкость огнем прокатывается по горлу. Мама никогда не разговаривала с ней так. Никогда не кричала. Даже когда умер отец и Ника пустилась во все тяжкие, мама не изменяла тихому голосу и мягкой улыбке.
Девочка всхлипывает и остервенело вырывает руку.
– Мими, Люса права. Фотографии посмотрим позже. Это ведь пленочная камера, так быстро их не распечатаешь. Сначала надо проявить пленку. – Ника ласково улыбается Мими, но она нервно поводит плечами и уходит. За ней громыхает дверь.
Люса садится на опустевший стул и кажется большой, одинокой, как далекая гора на горизонте.
– Я сойду с ума от этой девчонки.
– В ее возрасте я была такой же.
– Ты и сейчас не изменилась, – отрезает Люса. Она не смотрит на Нику. Буравит пол, будто он виноват во всем. – К чему разговоры о призраках? Мими и так постоянно о них говорит. Вечно читает умные книжки об экзорцизме, духах и потусторонних мирах. Замок для нее – это лаборатория. А теперь еще подопытная крыса появилась.
– А почему вы так противитесь этому? Я вечно сталкиваюсь с аномальными вещами, и ничего. До сих пор жива.
– Жива, но разве счастлива? – Люса вскидывает голову и глядит на Нику.
– Поверьте, духи здесь точно ни при чем. – Ника морщится. – Скорее, живые.
– Прости. Я сунула нос не в свое дело.
– Не переживайте, сама грешу подобным.
Голос Ники ломается, как тонкая веточка. Она всегда старалась говорить непринужденно, и иногда ей казалось, но лишь казалось, что у нее получается. А на деле каждый звук, слетающий с губ, выдавал истинные чувства.
Люса усмехается и накрывает ладонью ледяную руку Ники:
– Ты чувствуешь духов, а я вижу раненые сердца. У каждого человека свой дар. – Она смотрит на дверь, через которую убежала Мими, и качает головой. – Но я не могу найти подход к собственной внучке. Бедной девочке пришлось пережить смерть родителей, и я – слабая замена. Мими ищет их в том мире, невидимом для нас, а я хочу, чтобы она отпустила прошлое.
– Они давно погибли?
– Два года назад. Тогда случилось много плохого. Для всех была черная полоса, не только для нас.
– Кто?то еще умер?
Каждый вопрос вызывает в Нике бурю протеста. Но она не может не спросить, потому что любая деталь дополнит картину того, что она видела в холле.
– Не важно, – отмахивается Люса. – Уже поздно, деточка. Бери новый графин с водой и больше не гуляй по ночному замку. Иначе будут сниться кошмары.
Ника робко улыбается:
– Спасибо за чай. – Она встает, но в последний момент замирает. – Расскажите мне сказку о Маддалене. Это ведь и есть семейное проклятье?
Люса тут же хмурится:
– Эта история как омут. Засасывает любого, кто хоть раз ее услышит. Поэтому не проси меня об этом.
Слова звучат как замогильный шепот, или у Ники разыгрывается воображение. Но даже лицо Люсы бледнеет и превращается в гипсовый слепок. Один из тех, которые Ника видела на стенах замка. Бескровный, безжизненный и обреченный.
* * *
Ника стоит в холле, прислушиваясь к собственному дыханию. Хотя полумрак искажает окна, а тени на стенах оживляют фрески с осадой замка, она ничего не ощущает. Если нечто и было здесь, то вся надежда остается на фотоаппарат, свисающий с плеча.
Ника выходит из зала и бредет по ночному замку. Крепко держит графин, но, когда в глубине поместья раздается глухой крик, вздрагивает и вода выплескивается на грудь. Холодные капли стекают за ворот хлопковой рубашки по горячей коже. Сердце замирает. Ника роется в памяти, отыскивает план здания. Если она не ошибается, в той стороне находится Северная башня. Комната Стефано.
По лестнице сбегает Паола, врубает светильники. Они обнажают потертые кресла возле окон, сетку трещин на потолке.
Ника морщится и прикрывает ладонью глаза.
– Ты слышала? Я была в библиотеке…
От укладки Паолы остались жалкие воспоминания. Волосы забраны в конский хвост, оголяя высокий лоб и заостряя тонкие черты лица. Глаза покраснели от усталости, а вместо привычной элегантной одежды – спортивное платье и кроссовки. Из?за ее метаморфозы Ника некоторое время растерянно молчит.
– Да. Кажется, кричали там. – И она неопределенно машет рукой.
– Стефано…
Паола срывается и бежит через комнаты к Северной башне, оставляя за собой раскрытые двери, словно беззубые рты.
Ника ставит графин на ближайший столик и спешит за ней. На ходу вытаскивает смартфон и включает фонарик, чтобы не споткнуться. Луч света выхватывает из темноты незнакомые стены, старинную мебель.
Здесь Ника еще не была.
Паола уже на винтовой лестнице, точно такой же, какая ведет к спальне Ники. Учащенное дыхание, гулкий топот разносится по башне.
– Стефано!
Ника слышит крик графини и неуверенно поднимается на последнюю ступеньку. Дверь распахнута.
Паола стоит посреди овальной спальни и тяжело дышит, а Стефано подбирает с пола фарфоровые осколки настольной лампы. Горят все люстры. От яркого света слезятся глаза, и Нике тяжело рассмотреть комнату.
– Ты кричал? – Паола успокоилась, но ее взгляд все так же растерян.
– Да, черт возьми. Этот замок сведет меня с ума! Я говорил, что не хочу здесь жить. Говорил! А ты уперлась, как…
Стефано замолкает. Рубашка натянута на спине, по широкой ладони стекает струйка бордовой крови.
Мужчина швыряет осколок в стену и встает. Он не видит Нику, и она отступает в глубь лестницы, коря себя за чрезмерное любопытство.
– Я разбил лампу. Опять померещилось, – бормочет Стефано.
Паола подбегает к нему и нежно обнимает за плечи.
– Прости меня, эгоистку. Но мне так страшно, без тебя я не справлюсь.
Женщина вздрагивает и оглядывается на Нику. Туманные глаза проясняются.
– Ника, все в порядке. Мы только зря испугались.
Стефано разворачивается и впивается в нее едким взглядом:
– Какого черта! Что она здесь делает?
Лицо кривится от злости, искажая красивые черты. Серебристые глаза темнеют, превращаются в холодную сталь. Ярость, необратимая ярость направлена на Нику. Она прижимается к стене, скользит ладонями по шершавым камням. Ступени уходят из?под ног.
– Простите.
Звон в ушах глушит слова, которые вылетают изо рта Паолы, словно Ника попадает в немое кино. Она отворачивается и, спотыкаясь, бежит по лестнице.
Дверь, еще дверь, снова дверь…
Ника возвращается в комнату, где оставила графин, и жадно пьет воду. Приступ затихает. Глубокий вдох. Выдох. Алчность и любопытство ее погубят.
