– Я думаю, что вы уже в курсе, почему я собрал вас в столь раннее и прекрасное утро, – громко произнес сержант Бейз, подбоченившись и скользя взглядом поверх наших голов. Он был выше самого высокого из нас чуть ли ни на голову. Шириной в плечах тоже превосходил крупнейшего из роты как минимум на треть. Глубокий шрам тянулся по правой стороне от глаза к виску и заканчивался где-то на затылке. Поговаривали, что он получил серьезную травму головы, после которой уже не мог воевать, поэтому его и определили на воспитательную работу в тыл.
На плацу стояла немая тишина. Даже прохладный утренний ветер замер в ожидании того, что должно было случиться дальше.
– Рядовой Хоксвелл, шаг вперед! – гаркнул сержант, глядя, как обычно, куда-то в пустоту. Он почти никогда не смотрел подопечным прямо в глаза, отчего поначалу мне казалось, что он либо слеп, либо страдает каким-то недугом. Как оказалось впоследствии, эта его особенность была частью имиджа.
Я выждал три секунды и вышел из строя.
– А ты не торопишься, – произнес сержант, повернувшись ко мне.
От него веяло несокрушимой силой и властью, хотя по военной иерархии он занимал не столь уж высокое положение. Однако когда Бейз обращал внимание лично на тебя, то ты невольно начинал ощущать себя слабаком и размазней. Я едва сдерживался, чтобы не ссутулиться или пригнуться.
– Рядовой Хоксвелл! Ты вчера был на посту у северного медсклада. Это так?
– Так точно, сэр, – ответил я.
– Есть информация, что ты видел рядового Гоббса перед самым отбоем. Она верна?
– Да, сэр.
– Ты разговаривал с ним?
– Нет. Только кивнул в знак приветствия.
– Неужели? – чуть сбавил тон сержант. – Есть информация, что разговор между вами все же состоялся.
– Она не верна, сэр. Караульным запрещено разговаривать с вольно разгуливающими служащими. Я не нарушаю устав.
Выражение лица Бейза не изменилось, однако я кожей ощутил напряжение в его поведении. Он словно сканировал меня. Я же в этот миг старался мысленно уплыть куда-нибудь подальше. Вспомнил детство. Как гулял под пурпурным небом Лямории. Увидел влюбленные глаза Клариссы и ее нежную улыбку. Попытался представить, как ухожу в увольнительную на пару недель, чтобы вновь ощутить вкус жизни. В общем, делал все, чтобы только отстраниться от «здесь и сейчас». Говорят, это помогает.
– Тебе известно, что произошло на медскладе в период с десяти до одиннадцати часов вечера? – после короткой паузы спросил сержант.
– Нет, сэр. Моя смена закончилась в девять часов тридцать минут, – ответил я, и ни один мускул на моем лице не дрогнул. Вдруг я вспомнил: ходили слухи, будто у Бейза был первый уровень псионика, а это в свою очередь означало, что сержант мог с легкостью распознать ложь. Но я тут же откинул эту паническую мысль, ведь будь это правдой, то он давно бы все уже узнал и принял соответствующие меры.
Сержант сделал три твердых шага в мою сторону и оказался рядом. У меня сбилось дыхание, в горле засаднило, и я едва сдержался, чтобы не кашлянуть. Слюна во рту высохла в один момент. Если мне недавно казалось, что я слаб и беспомощен перед этим человеком, то теперь и вовсе ощутил себя призраком.
– Рядовой Хоксвелл, – произнес Бейз чуть тише, отчего сердце в груди забилось еще сильнее, а по спине побежали холодные мурашки. – Тебе известно, что тебе грозит, если вдруг окажется, что ты стал соучастником преступления? А замалчивание правды – это ни что иное, как соучастие.
– Да, сэр, мне известны все последствия проступка, однако, как я уже и сказал, я ничего не знаю о случившемся на медскладе в период с десяти до одиннадцати часов вечера, – выпалил на одном дыхании я. Последние слова дались крайне тяжело – даже на поверхности солнца, наверное, влаги было больше, чем у меня во рту в тот напряженный момент.
– Встать на место! – резко приказал сержант и отошел на три шага назад.
Я выполнил приказ молниеносно. На последнем шаге чуть споткнулся, но этого никто не заметил.
– Итак, бойцы, – громко проговорил Бейз, снова проходя взглядом поверх наших голов. – Как вы уже знаете, прошлой ночью кто-то из вас пробрался на медсклад и выкрал несколько ампул экспериментального медикамента, применяемого в полевых условиях для мгновенной постановки раненых солдат на ноги. Разумеется, у нас есть подозреваемые, основной из которых – рядовой Гоббс, – никто не посмел скосить взгляда на Уиллиса, но воображение ярко нарисовало его силуэт перед моим мысленным взором. Боец стоял в паре метров справа и тоже, наверное, дрожал не меньше меня. – Однако у нас нет прямых доказательств его вины. Но вы – каждый из вас – можете проявить рвение и выдать всю имеющуюся информацию об этом инциденте мне лично. Или же, если у самого виновника хватить мужества, он может признаться в содеянном сам. В противном случае будет наказана вся рота. Это я вам обещаю, а свои обещания, как вам известно, я выполняю всегда. Выбор за вами. Буду ждать до обеда.
Никто не шелохнулся. Да никто и не сдаст Гоббса. Потому что никто ничего не знает. Кроме меня.
– Вольно, солдаты! – снова гаркнул сержант. – Разойтись!
Мы выдохнули. Начали медленно разбредаться по своим делам. Даже, казалось, прохладный утренний ветер снова задул, а тусклое красноватое солнце засветило чуть ярче.
– Спасибо, Алекс, – хлопнула меня по плечу тяжелая рука Гоббса.
Я дернулся и резко обернулся.
– Какого черта, Уиллис? – крикнул я, злобно глянув на сослуживца.
– Полегче, братик, не нужно так кричать, – широко улыбнулся Гоббс. Он был выше меня на полголовы и немного крупнее. Но вот с волосами были большие проблемы – несмотря на довольно молодой возраст в двадцать два года, он уже начал лысеть.
– Я на нервах все утро, – тихо произнес я и огляделся. Поблизости никого не было, да и стояли мы в слепой зоне – камеры нас видеть точно не могли.
– Понимаю, – кивнул он. – Но ты выдержал напряжение. Ценю это. Яйца не зря носишь.
– Какого черта ты полез за этими склянками? Да еще спалился!
– Они не знают точно, что это был я. Только подозревают, – покачал головой Гоббс.
– Все равно лазутчик из тебя хреновый, – вымученно улыбнулся я. – Так зачем тебе те ампулы? Неужели торчишь?
Уиллис гоготнул, театрально развел руками и проговорил:
– Обежаешь, Алекс. Я что, похож на какого-то сраного транка?
– Да черт тебя знает, – махнул рукой я. – Ладно, дело твое.
– Ценю в тебе это качество, – ткнул мне в грудь пальцем Уиллис.
– Какое? – нахмурился я.
– Ты не суешь нос в чужие дела. Правильная политика.
Я пожал плечами. Тут он был прав.
– Ну ладно, бывай. Нам всем еще наказание отбывать, – Гоббс снова хлопнул меня по плечу и подмигнул. – И еще раз спасибо, что не сдал меня. За мной должок.
Он ушел. А я же на некоторое время задумался о случившемся. Его слова «Нам всем еще наказание отбывать» никак не хотели выветриваться из моей головы. Он подставил всю роту. Позже мы трое суток мыли и чистили плац до кристальной чистоты, а самого Гоббса вызвало начальство на допрос. В результате никто его так и не расколол, а о инциденте все в скором времени забыли.
Уиллис же так и не отдал мне должок – через три месяца после этого случая его перевели в другую часть, а еще через месяц началась полноценная война с Империей, и нашу роту расформировали, раскидав нас по разным военным формированиям.
***
Я резко распахнул глаза. Отовсюду веяло сыростью и прохладой. Дышать было легко, но в воздухе отчетливо ощущался какой-то лекарственно-химический запах.
Попытался пошевелиться… Тело слушалось плохо, было вялым и тяжелым.
Я приподнял голову и огляделся. Лежу в прозрачном резервуаре. Ко рту и носу подведен дыхательный шланг, а я барахтаюсь в какой-то зеленоватой густой жидкости. По шею.
Коснулся маски и снял ее. Вдохнул воздуха, который хоть и лишился химического привкуса, но стал более тяжелым.
Где я? И что вообще случилось?
Почти забытые воспоминания, поднятые на поверхность моей памяти сном, начали снова блекнуть, передавая место последним воспоминаниям.
Сначала нас завели в какое-то помещение. Появился «кентавр», началась стрельба. Меня сначала ранило, а потом… я потерял сознание. И оказался здесь.
Я ничего не упустил?..
– Как ваше самочувствие? – раздался голос надо мной, и я поднял взгляд. Рядом появилась женщина лет двадцати семи в белом медицинском комбинезоне и обтягивающих перчатках. Лицо с невыразительными чертами хранило невозмутимый вид. Она присела ко мне и посветила тонким фонариком в глаза.
– Какого хрена здесь происходит? Где я? – спросил я, сощурившись.
– Вы находитесь в регенерационной камере. Судя по показателям, ваше здоровье полностью восстановлено, – сказала медик, скосив взгляд на что-то ниже. Я проследил за ее глазами и понял, что она смотрит на табло с какими-то данными.
– Я рад, как новорожденный младенец. Но какого черта это самое здоровье нужно было сначала портить? Зачем нас закрыли наедине с «кентавром»?..
Девушка не ответила, а продолжила так же увлеченно следить за цифрами и мелькающими строчками на табло. Несколько раз коснулась сенсорной панели пальцем.
– Эй, спасительница душ человеческих, я с тобой разговариваю.
Медик подняла на меня взгляд и спокойно произнесла:
– Извините, но я ничего не могу вам сказать. На все вопросы ответят позже.
– Кто ответит?
Девушка в белом комбинезоне несколько раз моргнула и ответила:
– Извините, но говорить об этом – вне моей компетенции. Моя обязанность – следить за состоянием вашего здоровья.
– Замечательно. А где остальные? Со мной было еще четыре человека.
– Как и вы, они содержатся в регенерационных камерах.
И тут я услышал утробный крик, а потом:
– Ах ты ж твою мать!.. Палач! Лис!.. Кто-нибудь!..
Голос принадлежал Олушу.
– Минуточку. У одного из вас, похоже, детерминационный шок.
Медик быстро зашагала на голос, а я ухватился за борта резервуара и подтянулся. Голова чуть закружилась, но я пару раз моргнул, и все прошло. Крикнул как можно громче:
– Не ори, здоровяк, я здесь.
– Палач?.. Это ты?.. Стоп, а ты кто такая? Палач, что это за баба в белом комбезе?
Раздался голос девушки, но что она сказал, я не расслышал.
– Это наша спасительница. Ее нужно любить.
– Что?.. Кого?..
Я вылез из резервуара и оглядел себя. Из одежды на мне было… ничего не было. Вот же черт!.. Глянул на ноги – туда, куда пришелся выстрел из пушки «кентавра». Никаких ожогов и даже шрамов не увидел, что не могло не радовать.
Снова послышался голос медика, Олуш выругался, но уже без агрессии, даже с нежностью. Похоже, начал флиртовать.
Я осмотрелся. Мы находились в вытянутом прямоугольном помещении с невысоким потолком, на котором располагались тусклые квадратные светильники. Регенерационный резервуар, из которого я вылез, стоял в ряду из десяти точно таких же ванн. В трех из них в мутной жидкости лежали тела, в одной из которых я узнал Ханжу. Резервуар Олуша стоял дальше всех, у стены.
– С вами все в порядке. Можете покинуть регенерационную камеру, – сказала медик и повернулась ко мне. Я резко прикрыл свои причиндалы ладонями.
Девушка приблизилась, чуть коснувшись отстраненным взглядом. Вниз даже не посмотрела, но ее лицо озарила едва заметная надменная улыбка. Стало даже как-то обидно.
– С вами, судя по всему, тоже все в порядке, – бросила она, проходя мимо.
– Нам бы одежду какую-нибудь, – сказал я ей вслед.
Медик подошла к резервуару, что стоял рядом с моим, и принялась внимательно изучать данные на табло. Потом коснулась сенсорной панели. Тело в емкости дернулось, перевернулось на бок и замерло.
– Не волнуйтесь, вам скоро все выдадут.
Олуш тоже вылез из камеры, сел на борт и начал с интересом оглядываться. Спросил:
– Ты хоть что-нибудь помнишь, Палач? Что с нами случилось?
– Нас закрыли на каком-то полигоне, куда выпустили «кентавра». И он нас всех перестрелял. Я, похоже, отключился одним из первых.
– Угу, – задумчиво протянул он. – На кой хрен они это сделали?
– Не знаю, – покачал головой я. – Наверное, хотели проверить, как мы поведем себя в экстренной ситуации.
– Зачем?
– Да откуда я знаю?! – развел руками я.
– Эй, красавица в халатике, что ты на это скажешь? – спросил Олуш, повысив голос.
В регенерационной камере, рядом с которым стояла медик, «ожил» еще один из наших. Когда он поднял голову, я узнал в нем Лиса.
– Я не имею полномочий отвечать на такие вопросы, – ровным голосом произнесла девушка и обратилась к Коннору: – Как ваше самочувствие?
Лис сорвал маску, с хрипом втянул воздух, кашлянул и начал испуганно озираться. Когда увидел меня, взгляд его стал более осмысленным и спокойным.
– Не удивляйся, что ты воскрес. Мы в раю, – сказал я, глядя ему в глаза.
