От неожиданности я перестаю рыдать и, громко икнув, вытираю лицо ладонью.
– Я поеду с вами.
– Не прямо сейчас, – уточняет он. – Когда поправишься. По крайней мере, не ранее, чем я подготовлюсь к этой поездке.
– Хорошо. Другого выбора у меня всё равно нет.
– Не будь так пессимистически настроена. В твоей жизни приключилось настоящее дерьмо, но тебе просто необходимо жить дальше.
Я удивлённо смотрю на него, и он по-мальчишески усмехается. Задорно так. Почти весело. Интересно, почему?
– Я попробую, – серьёзно заявляю ему. – Не так-то это просто, когда у тебя нет ни дома, ни денег, ни документов, ни близких.
– Давай решать проблемы по мере поступления, ладно?
– Ладно.
– Вот и хорошо. Значит, ты отдыхаешь, а я пошёл. Постараюсь не задерживаться к обеду, но, если проголодаешься, поешь сама.
Я сдержанно киваю, и он уходит.
Смотрю телевизор, но спутанные мысли в моей голове никак не дают по-настоящему насладиться этим зрелищем.
Что имел в виду Егор, когда сказал, что узнает про мой дом? Узнает, что случилось в день нашей встречи? Или узнает, почему давно считалось, что в деревне никто не живёт?
Я знаю, что случилось. Но мне интересно знать, почему перестали доставлять продовольствия, почему дедушка никогда не стремился покинуть свой дом, даже когда стало ясно, что люди просто позабыли о нашем существовании.
Эти вопросы не дают покоя. Тревожат меня. Неожиданно мне начинает казаться, что за всем этим скрывается какая-то страшная тайна. И, пожалуй, впервые в жизни я задумываюсь над тем, кто я такая.
Дедушка никогда не рассказывал мне о родителях или других родственниках. Априори считалось, что нас только двое. Из года в год стареющий дед и его маленькая внучка Славка. Он обучал меня читать, писать и считать; нехитрым премудростям готовки, уборки и примитивного шитья – заштопать дырку на колготках или носках, поправить расползающийся шов на брюках или рубахе. Дедушка научил меня охотиться и рыбачить. Я разбираюсь в лесных ягодах и грибах, умею выращивать овощи, сушить их и мариновать. Но я абсолютно никакого понятия не имею о том, как выживать в мире людей. Как держаться в этом “большом” мире.
Что, если у меня не получится? Не так-то просто освоиться, зная, что никому нет до тебя дела. Дедушка говорил, что здесь нужно всегда помнить о том, что каждый человек может причинить мне вред, обмануть, воспользоваться наивностью. А теперь я осталась совершенно одна в условиях, когда мне приходится положиться на странного незнакомца, который волнует меня вовсе не из-за страха.
Когда мне надоедает гонять из пустого в порожнее свои мысли, я выключаю телевизор и иду на кухоньку. Знаю, что обещала Егору отдыхать, но ничего не могу поделать: мне кажется неправильным, что хозяин дома взвалил на себя заботу обо мне, так ещё и вернётся в дом, где толком ничего не приготовлено.
Инспектирую каждую полку шкафов и холодильника, стеллажи с банками и ящики с овощами. Запасы у мужчины весьма скудные, в основном, рыбные консервы, крупы, картофель, морковь, лук.
Варганю самый простенький рыбный суп с рисом и снова нажариваю сковороду картошки. Немного поразмыслив, ставлю простенькое тесто для лукового пирога. Дедушка очень любил его, и я думаю, что Егору тоже придётся по вкусу.
Ставлю пирог в духовку, перемываю посуду и вздыхаю, заслышав громкий лай огромного пса.
Мысленно готовлюсь к нагоняю от хозяина, но тут раздаётся громкий стук в дверь.
Странно, зачем Егору стучать?
Звук раздаётся снова, и я боязливо подхожу к двери.
Проворачиваю щеколду. Опускаю ручку.
В приоткрывшейся щели вижу красивую женщину, что изумлённо смотрит в ответ.
Женщина уверенно толкает дверь на себя и входит в дом. При этом она изучающе смотрит на меня. На платье с красивым цветочным принтом. На скрученные в плотный узел волосы. На дрожащие руки. Я не знаю, куда их деть, поэтому сплетаю пальцы в замок и бесконечно тереблю их.
Не разуваясь женщина проходит по коридору, толкает дверь спальни и кривится. Потом идёт на кухню, инспектирует кастрюлю с супом и сковородку с картошкой. Даже заглядывает в духовку!
От смущения я не знаю, куда себя деть. Так и хожу за ней, чувствуя тянущую боль в бедре, что разгорается медленным огнём.
Когда с инспекцией кухни покончено, женщина снова переводит взгляд на меня. Внимательно всматривается в черты лица, скользит взглядом по фигуре и останавливается на босых ногах.
– Кто ты такая? – поджимая губы, спрашивает она. – Впрочем, неважно. Егор вечно тянет в дом сирых и убогих.
Во мне поднимается волна негодования:
– Это вы кто такая? Ворвались сюда, как к себе домой, а Егор ничего не говорил… – запальчиво начинаю, но теряюсь под её насмешливым взглядом. – Вы его жена, да? Это ваши вещи?
Это простое осознание словно под дых ударяет. Гнев поднимается к самому горлу. Мне хочется закричать, и я пугаюсь этих незнакомых чувств. Что со мной? Почему одна крохотная мысль, что красивая незнакомка имеет отношение к хозяину этого дома, подобна яду? Скручивает содержимое желудка, переворачивает всю еду, и желчь взмывает кверху.
Хочу, чтобы она ушла. Чтобы пришёл Егор и выгнал эту женщину. Мне не нравится её взгляд. Её присутствие здесь. Словно она чужая. Не имеет права здесь находиться, хотя она, вероятно, имеет. В отличие от меня.
– Я думаю, что вам лучше уйти, – неуверенно говорю ей. – И вернуться, когда Егор придёт домой. Вне зависимости от того, кем вы ему приходитесь.
– Ты считаешь, что имеешь право голоса? – усмехается она, подходя ближе. Вплотную. Сжимает пальцами моё плечо и шипит мне в лицо: – Не знаю, что ты замыслила, девочка, но Егор мой. Ты можешь сколько угодно строить перед ним сиротку, я же вижу тебя насквозь!..
Заслышав шум из коридора, она замолкает и отпускает меня.
– Слава, ты что, выходила на улицу? Дверь не закрыта, – приближается голос Егора. – Я тебе витаминов принёс. Фрукты, овощи. И мазь, про которую Колян говорил.
Я поворачиваюсь к дверному проёму и вижу, как он входит в кухню. Окидывает меня взглядом. Удовлетворённо хмыкает. И тут же замечает застывшую посреди помещения гостью.
– Лена? – в его голосе звучит искреннее удивление, и плотный узел напряжения внутри моего живота расслабляется. – Ты чего здесь..? А-а-а, я понял. Тебя Николай прислал?
Мужчина раскладывает по местам покупки из сетчатой сумки. Я слежу за тем, куда и что отправляется с его подачи. Он, кажется, никак не обеспокоен визитом, который жутко нервирует меня.
– Только он сказал, что проверит пациентку дня через три, – закончив с продуктами, Егор протягивает мне коробочку с мазью, и я беру. – У нас всё хорошо.
Его голос звучит немного рассеянно. Невпопад. Я вдруг так ясно понимаю, почему она пришла, что мне хочется рассмеяться. Неужели он не понимает..?
– Я приехала по другим вопросам, Егор. Зашла домой, а тут – ну надо же! – такой сюрприз!
Та, которую зовут Леной, проходит мимо, становится, загораживая спиной обзор, и продолжает:
– Если пациентке действительно лучше, думаю, я заберу её в больницу. Так будет удобнее всем.
Молчание раздражает. Я подаюсь в сторону, выискивая взглядом Егора. Он угрюмо смотрит в пол. Меж густых бровей пролегла глубокая складка, словно он сосредоточенно обдумывает наилучший вариант.
Мужчина поднимает глаза, натыкаясь на мой взгляд, и медленно кивает.
– Да, ты права… – глухо говорит он, и я понимаю, что это конец. – Да, ты права, – медленно повторяет Егор, – пациентке действительно стало лучше, но ни в какую больницу она не поедет.
Что?! Я ослышалась? Перехватываю его взгляд, и мужчина мне подмигивает. Он мне подмигивает!
– Господи, да почему, Егор? – спрашивает женщина. Её голос звучит визгливо, истерично, и я морщусь.
– Кризис миновал, я не думаю, что будут осложнения. Николай предупреждал о таком развитии событий. – Егор пожимает плечами.
– О каком ещё таком развитии событий?!
– Что госпитализация может и вовсе не понадобиться. Лен, ну ты же медик, почему я должен объяснять тебе прописные истины?
– Прописные истины, Егор? – её голос взлетает на несколько октав.
– Слава, будь добра, – обращается ко мне мужчина, – оставь нас, пожалуйста, наедине.
Я лишь киваю. Ни жива ни мертва от страха выхожу из кухни и припадаю спиной к стене. Сердце колотится у самого горла, отдаваясь глухим стуком в ушах. За его биением я с трудом различаю речь.
– Зачем ты пришла, Лена?
– Медсёстры судачили, что у тебя поселилась какая-то девчонка…
– Тебя это не касается.
– Егор, я… – она говорит всё тише и тише, и я не могу разобрать ни слова.
– Лен, это не твоё грёбанное дело, – Егор повышает голос.
Дальше раздаётся неразборчивый бубнёж, и Егор громогласно заявляет:
– Ты с ума сошла?! Сколько, по-твоему, ей лет?
И снова бубнёж. Ну неужели так сложно говорить поразборчивее?!
– Это всё равно ничего не изменит. – отрезает мужчина. Женский голос возражает, и он добавляет: – Как знаешь. Дело твоё.
Слышу шум шагов и торопливо скрываюсь за ближайшей дверью. Судя по звукам, женщина уходит. Егор закрывает за ней дверь, возвращается на кухню. По пути он громко зовёт меня:
– Слава! Ступай обедать! – И я тихо выныриваю из укрытия.
Подойдя к мужчине, заглядываю через плечо. Он режет хлеб неровными ломтями. Глядит на меня с хитрой улыбкой.
– Наливай суп, хозяюшка моя, да будем садиться за стол.
Я подчиняюсь просьбе. Жар приливает к щекам от его слов. Уверена, что я вся красная, как перезрелая рябина! Хорошо, что он возвращается к своему занятию и не смотрит мне в лицо!
Едим мы молча. Он – с большим аппетитом, я же еле заставляю себя глотать.
– Вкусно. Спасибо! – громогласно говорит Егор с сытой, довольной улыбкой. – Ты отлично готовишь.
– Не стоит благодарности. Это меньшее, что я могу для вас сделать в ответ на вашу доброту.
– Ты о больнице? – хмурится он. – Брось. Я же обещал, что не отправлю тебя туда. Главное правило, помнится, было: что ты будешь хорошо питаться и поправляться.
Я быстрее работаю ложкой, вызывая сдержанный смех. Удивлённо смотрю на мужчину и вижу, что он и сам крайне удивлён чужеродному звуку, исходящему из самой глубины его души. Скрипучий, лающий смех ласкает слух, наполняет моё тело теплом, и я улыбаюсь в ответ.
– Я отойду ненадолго, Слава. Помочь нужно хорошему человеку. Посуду не трогай, вернусь и всё помою сам.
– Да ну, глупости. Я справлюсь, – отмахиваюсь от его слов.
– Ну как знаешь, – не спорит он, оставляя меня одну.
До самого глубокого вечера я не знаю, чем себя занять. И где только Егор? Мне беспокойно быть одной. Словно все мои кошмары вернутся: те мужчины ворвутся сюда и завершат начатое.
Мои нервы натянуты до предела, и я решаю прилечь. Кажется, только на минутку смыкаю веки, а просыпаюсь уже в непроглядной тьме.
Лишь изредка вспыхивает жёлтыми всполохами свет маяка.
В доме стоит тишина. Егор вернулся или ещё нет? Непонятно. Но я решаю проверить. Иначе страх съест живьём.
Крадучись добираюсь до комнаты, где спит Егор. Еле сдерживаю вопль ужаса, вглядываясь в темень. Но вот глаза привыкают, и я различаю в центре зала две фигуры.
Крупная мужская, подобно изваянию мраморному, стоит, уперев руку в бок. Вторая же рука покоится… на женской голове… путаясь пальцами в волосах.
Другая фигура, женская, стоит перед ним на коленях.
Мужчина тихо стонет, стягивая волосы в кулак, и поднимает свой взгляд прямо на меня.
– Слава, иди сюда, – напряжённо говорит мне Егор.
Словно кролик перед удавом, я нервно вытягиваюсь и, часто надсадно дыша, иду на звук его голоса.
– Разбудили? – как ни в чём не бывало спрашивает мужчина, и с моих губ срывается нервный смешок. Но я продолжаю молчать. Не издаю ни звука, кроме свистящего дыхания, которого не хватает. Словно я надышаться не могу! – Извини, я не хотел побеспокоить тебя. Посвети, пожалуйста.
От страха я даже не сразу понимаю, что между ними тускло светит фонарик. Именно его и протягивает мне хозяин дома.
Я беру согретый его жаром металлический предмет и направляю луч света примерно в том же направлении, куда он и светил. И смущённо ахаю.
Егор стоит со спущенными штанами, а его бёдра покрыты ожогами!
– Так лучше? – хмуро спрашивает он у Лены, которая сидит на полу. Рядом с раскрытой аптечкой.
– Просто супер, – её голос сочится ядом.
Она промакивает свежие раны бинтом, местами отрывает куски кожи, где-то вытирает сочащуюся кровь.
Неожиданно Егор снова грубо за волосы оттаскивает женщину.
– Ну я же просил! – шипит он. – Не надо срывать ошмётки. Просто обработай и нанеси послеожоговую мазь!
– Не веди себя как неандерталец! – цедит сквозь зубы Лена. – То, что ты придерживаешь мне волосы, чтобы не попали в твои же раны, не значит, что ты можешь тягать меня за них!
