Агнесса занимала солидный и довольно денежный пост, материальных трудностей не было. Но она жаждала скинуть, в конце концов надоевшее, неопределенностью и. о. и получить, наконец, полноценное назначение, то есть полную власть над беспокойным гостиничным хозяйством и ещё более беспокойной, впряжённой в повседневную активность тягловую силу: всех этих горничных-лентяек, охранников с вечным перегаром, кокетливых девах в регистратуре, поварих и официанток в гостиничном кафе и прочий люд, который функционировал только чувствуя на горле ежовые рукавицы. Ну и зарплата предполагалась более радующая. Назначения Агнесса ждала с томлением упованья, недаром же у ней случались шашни с владельцем гостиницы при каждом его приезде для проверки дел.
* * *
Однако она и при нынешней зарплате смогла купить Тоне, что положено: часы, телефон, ноутбук, кожаный рюкзак, «чтоб не хуже, чем у людей». Но не забывала ей напоминать: «Вот как мне приходится пахать и вкладываться, чтобы у тебя все было! Ценить надо! А ты? Вот могла хотя бы и материны туфли почистить, а не только свои! Мало ли, что я не говорила, сама догадаться не могла?!»
Тоня училась без двоек, на родительских собраниях ее никогда не ругали и не хвалили, только однажды классная посоветовала Агнессе горло девочке полечить.
Агнесса возмутилась: «Привыкли, что у вас тут все горлопанят! Вот у вас слух и понизился»
И делилась с приятельницей по телефону:
– Довели меня училки эти: ребёнку надо то, ребёнку надо это! Воспитатели, блин! А у самих под носом девятиклассница забрюхатела! У меня Тонька всегда, как на ладони! Потому что контроль!»
Агнесса, действительно, регулярно проверяла не только дневник Тони, но и телефон, ноутбук, залазила в рюкзак и, порывшись, выкидывала оттуда каштаны, найденные девочкой в парке по дороге из школы, пакетик с раскрошенной булкой для птиц, птичье перо, счастливый камушек, похожий на гномика…
– Опять набила рюкзак всякой дрянью! Так и тянет тебя к грязи! Сколько раз говорила, что беречь надо вещи, охранять здоровье! Но ведь, бестолочь такая, опять за своё!
В моменты таких обысков у Тони кружилась голова, она сжимала кулаки, еле удерживалась, чтобы не затопать ногами, не закричать… Но пересиливал и удерживал привычный страх неведомого, но неминуемого наказания.
Ночью она долго не могла уснуть, плакала, думая о том, что вот так придётся ещё жить долгие годы пока вырастишь и попробуешь сбежать. Да ещё и неизвестно не догонит ли Агнесса с криком: «Куда?! Я в тебя вкладывалась!»
И разве не странно, что у них даже родственников нет: бабушки там… дедушки… Всех распугала, может, боится, что тайну откроют: не родные мы с ней… И никогда про отца ни слова, а ведь есть же он где-то! И потом по внешности мы не схожие… и животных она терпеть не может, а я обожаю. Все всегда за меня решает… На последний день рождения швейную мини-машинку подарила: мол, быстро подшить можно и юбку, и скатерочку, и обтрёпанные края брючные… нет, чтоб велосипед, например, всю жизнь мечтаю! И вообще… с ней и поговорить ни о чем нельзя, только молчи и башкой кивай-соглашайся, а то в лоб получишь… Перед ней только отчитывайся, и все! Небось, в гостинице все ее ненавидят!
Засыпала поздно, просыпалась с тяжёлой головой.
И снова начинался день по Агнессиному расписанию.
* * *
Но однажды, когда Агнесса вернулась в хорошем настроении и слегка подвыпившая после праздничного корпоратива, Тоня собралась с духом и спросила, кто ее отец и где он: якобы одноклассники вопросами досаждают.
Агнесса вскипела:
– Ты что, дурочка, не можешь даже отшить таких прилипал?! Зачем им знать, кто твой отец? Да и тебе на черта эта информация? Урод твой родитель конкретный! Он даже не в курсе, что в нашем городе у него дочка имеется! Слинял, свинья, на рассвете, когда все добрые люди ещё спят! Владелец заводов, газет, пароходов, и на вид милый человек! Доверилась ему, и пожалуйста: записочки мне на прощанье не оставил! А тебе оставил только это вот пятно родимое на шее, как у него! Носи и радуйся своему наследству! И чтоб больше никаких расспросов! Все настроение испортила нафиг, только от тебя и радости!
Но Тоня не поверила, что отец «урод». Сбежал от неё, так это понятно, кто бы не сбежал. А о ней, Тоне, он, оказывается, и не знал!
Но ведь это поправить можно!
И с тех пор, как заброшенное в почву зёрнышко, стала прорастать мечта разыскать отца неизвестным пока способом, показать ему родимое пятно на шее, чтоб узнал-признал и увёз с собой. У него там наверняка и кот и собака, может, даже попугай жако, который говорящий… И на радостях отец купит ей крутой самокат… А она возьмёт с собой швейную машинку и будет ему одежду чинить, если понадобится…
Постепенно отец обретал в ее воображении облик высокого, сильного, который ездит только на мотоцикле, обгоняя самые навороченные тачки, щедрого и всегда готового прийти на помощь.
С каждым днём она привыкала к нему все больше и когда оставалась дома одна, то даже разговаривала с ним вслух, рассказывая о тайных походах в зоомагазин «Четыре лапы», о том, как училка шпыняет в школе, что она «отвечает урок, как рыба: только рот открывает, а слов не слышно». Но ведь это с детства так: Агнесса требовала!
Отец слушал, кивал сочувственно, ей становилось легче.
А на людях она советовалась с ним мысленно или просто перебрасывалась словами на ходу. Он всегда понимал и всегда был на ее стороне.
Жить Тоне стало полегче, она теперь была не одна, чувствовала и опору и защиту, держалась за свою надежду встретить реально этого воображаемого отца, как за спасательную шлюпку.
* * *
Однажды, вернувшись из школы домой, она увидела на крыльце возле двери в подъезд маленький пушистый клубочек. Нагнулась, пошевелила пальцем, котёнок проснулся, поднялся, мяукнул и прижался к ее ноге.
«Возьму его… только покормлю, пока Агнессы нет. А потом спрячу где-нибудь и буду подкармливать бедолажку. Правильно? – спросила у отца».
Он сжал кулак и выставил большой палец. И сомнения совсем исчезли. Тоня взяла котеныша на руки и принесла в дом. Напоила молочком с раскрошенной булочкой, подстелила старую матерчатую сумку, чтоб не холодно было ему лежать на линолеумном полу кухни, закрыла дверь, на кухонном столе разместила ноутбук, чтобы написать объявление: «Прекрасный котёнок в добрые руки».
Но не успела.
Как назло, вдруг явилась не вовремя, после какого-то скандала в гостинице и без того взвинченная Агнесса, заметив закрытую в кухню дверь, метнулась туда, и обнаружив на полу котёнка, заорала, как будто змею увидела:
– Это что за мерзость! Ты совсем без мозгов, что ли?! Хочешь и себе опоясывающего лишая, и со мной поделиться?!
Котёнок вздрогнул от шума, поднялся на лапки и обмочил подстилку.
Агнессу совсем перекосило:
– Немедленно выбрось вон эту дрянь заразную!
Чего застыла, я кому говорю, оглохла?!
Но Тоня с похолодевшими руками и ногами и замирающим сердцем, стояла, обездвиженная неожиданным появлением Агнессы и ее страшными приказами.
– Стоит, как пришибленная, бестолочь такая!
И схватив подстилку с котёнком, оказавшимся внутри закрытого с четырёх сторон узла, сунула этот шевелящийся и мяукающий узел в пластиковый пакет и выскочила с ним из квартиры.
Очнувшаяся Тоня кинулась за ней вслед, ухватила за рукав куртки:
– Не надо! Отпусти, он такой маленький, его добрые люди подберут. Я же покормила только!
Но Агнесса отбросила ее руку и выбежав из подъезда, направилась к мусорке, продолжая обличать «тупых людишек, которые моду завели жалеть всех сраных бомжей, от которых только вонь и болезни! Приюты им устраивать! Да штрафовать их надо за укрытие беспризорников!»
Она подошла к огромному металлическому контейнеру, совсем недавно опустошенному, отпихнула уцепившуюся опять за ее рукав Тоню, и с размаху швырнула туда пакет. Было слышно, как он упал на дно с глухим звуком.
Тоня вдруг осела на морщинистый асфальтовый пятачок возле помойки.
– Вставай! Расселась тут! Слушала бы мать, ничего бы такого не случилось! – прикрикнула Агнесса.
Но Тоня только шевелила губами, сжимая и разжимая кулаки, не вставая и не в силах сказать ни слова.
Озадаченная Агнесса подхватила ее за подмышки и потащила домой. Тоня сидела на постели в своей комнате, а потом упала на неё, не раздеваясь!
Агнесса немного испугалась, особенно когда пощупала Тонин лоб и поняла, что у девочки поднялась температура. Она раздела ее, уложила и вызвала врача.
– Вот, уже схватила заразу от кота этого паршивого! – говорила она в ожидании врача.
Но Тоня молчала и отворачивалась.
Приехал врач: немолодая, опытная, расположенная к детям, как положено педиатрам. Смерила температуру, давление, обратила внимание на жёстко сведенные мышцы шеи пациентки. Внимательно выслушала версию матери: мол, раскапризничалась барышня, что приблудного больного котёнка оставить ей не разрешили, вот и разговаривать не хочет!
Но возразила: – Не может она, действительно, говорить, и это не каприз. Придётся вам с ней к психотерапевту… Я знаю очень хорошего, прямо сейчас и позвоню и запишу. Иначе Ваша дочка в школу ходить не сможет, – пресекла она начатые Агнессой возражения. И записала на бланке рецепта адрес Медцентра, имя психотерапевта.
Делать было нечего. На следующий день, смотавшись с утра в гостиницу и проверив все ли исполнено по ее приказу после вчерашнего скандала, Агнесса вернулась домой и повезла Тоню к психотерапевту.
* * *
Илье Ильичу Тихорецкому, полноватому, седоватому (хотя на вид не больше сорока), история рассказанная Агнессой, и угрюмое лицо девочки с тоскливым взглядом, поведали о давно затаившейся боли. Глаза у Тихорецкого были особенные… цепкие, как крючки, он словно удочку закидывал в чужое душевное болото, терпеливо выуживая оттуда застарелые болячки, слизь фобий и прочий мусор, мешающий жить без душевной боли и тревог.
Давным-давно, со студенческих времён он осознал и принял близко к сердцу естественную и неизбежную драму родительско-детских отношений. Особенно чувствительную для матери.
Родители отдают всю любовь, все старания, чтобы вырастить ребёнка самостоятельным, готовым к трудностям взрослой жизни. И когда это удаётся, взрослый ребёнок отделяется и начинает жить своей жизнью, где они больше не занимают главного места. Хотя чаще всего могут рассчитывать на благодарность и помощь, если начинают в ней нуждаться. Но совсем другой коленкор, когда детство ребёнка не напитано ни любовью ни пониманием, лишено так необходимого чувства близости с биологическими особями, которые произвели его на свет божий… И при этом они навешивают на него пожизненный долг благодарности.
– Первым делом мамашу бы в группу включить, – подумал он – Но ей только предложи…
Агнессу больше всего интересовало, сколько времени займут эти… как их… сеансы?
– Понимаете, на работе затык, не сегодня-завтра с проверкой владелец гостиницы нагрянет… Жду назначения, прикиньте, сколько лет уж и.о. управляющего ишачу! Представляете? – доверительно сообщила она Илье Ильичу. – А тут такое!
Но он ответил не утешительно:
– Вынужден Вас огорчить. У Вашей дочери психогенный мутизм. Спазмы в области шеи вызывают сокращение голосовых связок и тормозят речевой механизм. Быстро это не лечится. Кроме сеансов, как Вы их называете, понадобятся ещё и физиотерапевтические процедуры.
В школе отвечать будет только в письменном виде, я подготовлю предписание.
Агнесса пожала пышными плечами:
– Господи, и все это из-за какого-то паршивого котёнка!
Тоня лечилась долго: Илья Ильич выловил ее вечно ноющую болячку и старался подобрать ей «пуленепробиваемый жилет», но понимал, что жизнь рядом с Агнессой он вряд ли сделает его полностью непробиваемым… По крайней мере, хоть голос удалось вернуть, правда, слабенький, и почему-то одно и то же слово само повторялось дважды…
Но у Тони была ещё своя тайная защита: «вернулся» отец, и она рассказывала ему все, а он слушал, качал головой, обнимал за плечи: мол, держись, все будет тип-топ… И она держалась.
* * *
Однажды вечером, когда Агнесса сидела в гостиной на диванчике с круассаном и чашкой чая в руке перед включённым телевизором, а Тоня в своей комнате – над учебниками, раздался вдруг громкий вскрик Агнессы и затем её возбужденный призыв:
– Тоня, беги сюда! Твой папаша объявился в телевизоре!
Обомлевшая Тоня кинулась в гостиную, к телевизору.
На экране она увидела человека с волосами припорошенными сединой, но с ясным лицом, без морщин и мешочков под глазами, твёрдым подбородком и немного ни то усталыми, ни то печальными глазами. Правда, галстук и воротник рубашки заслоняли шею, не давая рассмотреть родимое пятно. Но все равно Тоня тут же «узнала» его, легко заместив придуманный образ реальным.
Телеведущая, нарядная, умело нагримированная, с явным удовольствием объявила, что вот удалось пригласить на передачу замечательного человека, известного бизнесмена, создавшего фирму по производству медицинских инструментов и аппаратуры – Королькова Сергея Павловича.
У Тони радостно забилось сердце:
Ура! Она узнала имя отца и своё настоящее отчество!
Оказалось, что отец ни в какой загранице не жил, и фирму основал в одном из уральских городов!
Но о своей фирме он говорить ничего не стал.
Он вздохнул и сказал, что есть вещи и поважней.
В прошлом году у него погиб сын-подросток, ввязавшись в спор с одноклассником: у кого отцовская тачка круче. Оба взяли без спросу из гаража автомобили, хотя навыков вождения было ещё мало, и устроили гонку, кончившуюся трагически… И это, к сожалению, не единичный случай, когда дети состоятельных родителей гордятся и хвастаются причастностью к особой среде – к среде богатых, а значит «верхушки». И как печально, что только после такого трагического происшествия он понял, что новое поколение считает, будто назначение человека – стать богатым и влиятельным, то есть которым всё можно, иначе жизнь прожита зря.
Что дело не просто в упущениях воспитательных каких-то отдельных семей. Все сложней, масштабней, глубже. И не пора ли задуматься о глобальном – о переходе от техногенной цивилизации к антропогенной, то есть такой, где люди станут трудиться не для того, чтобы обогащаться, иметь непомерные излишки и баловать себя ими, как вздумается, а сделать похвальной и разумной целью массовый поиск смысла жизни – в творческой активности, поисках своего настоящего жизненного назначения. И что главным, общим принципом воспитания должны быть возможности для самореализации – вот на что расходов не надо жалеть!
– Ты смотри, какой умник нарисовался! – желчно высказалась Агнесса, когда телеведущая в заключение передачи предложила телезрителям задавать вопросы, если у кого есть.
– Ну-ка, позвони своему папочке, скажи, что есть у него в городе N брошенная дочка, пусть все услышат, а он почешется!
Тоня с пылающими щеками взяла телефон, набрала номер, замерший на экране, и передала спотыкающимся каждом словом аудиосообщение:
«Меня зовут Тоня. Я живу в городе N. Я знаю, что я – Ваша дочь. У меня такое же, как у Вас, пятно на шее».
Оператор, сортирующий звонки, хмыкнул, посчитал, что этот звонок не по теме и не пропустил его.
Но после передачи Корольков захотел прослушать все отзывы на его выступление, особенно те, что в эфир не попали. Услышав Тонино сообщение, он переменился в лице.
Вернувшись в гостиницу, он сказал помощнику Максу, что получил сообщение, которое стоит проверить: похоже, что это, как ни странно, не лажа.
Макс замахал руками:
– Да лажа, конечно! Вечно к Вам аферисты прилипают! Кто не хочет такого папаньку заиметь!
