Татьяна Дивергент "Пещера"

Андрей не выдержал и заржал в голос.

– Так ведь нет, – Рита схватила его за руку, – Она у нас уже пару раз предсказала точно. Одной бабушкиной пациентке сказала – зря, мол, лечишься, до осени все равно не доживешь. И точно, в конце августа позвонили бабушке, что она умерла. Что-то там с тромбом случилось. Второй раз – у нас такая открытая столовая была, когда тепло, все там любили собираться. И вот эта тетка пьет чай и задумчиво так говорит: «Завтра этого уже не будет». А ночью – пожар, и столовая сгорела.

– Может, она же и подожгла?

– Нет, там рядом домик у поварих стоял деревянный, в нем проводку замкнуло, и домик загорелся, А уже от него – столовка. Но самое, знаешь что жуткое? Агриппину можно увидеть там, где ее нет.

– Это как? – Андрей даже остановился.

– Я ее один раз увидела у себя в комнате, – твердо сказала Рита, зная, что у Андрея нет оснований не верить ей. Он верил ей всегда, даже зная, какое у нее богатое воображение, – Ты представляешь. Ночь, я, конечно, сплю. Окно закрыто, дверь, конечно, тоже. У бабушки с этим строго. Она меня с детства приучила – дверь запирать. Типа, у нас тут много людей живет, и люди эти разные. И вдруг я во сне просыпаюсь от какого-то страха, от чувства, что в комнате кто-то есть. И раз – в самом темном углу, в кресле сидит Агриппина. Ногу на ногу закинула. В своей длинной юбке. В кофте с рукавами. Она всегда так одевается, чтобы не было видно. Какая она худая. Я села… вот знаешь… простыню комкаю, так страшно… н не знаю, как от нее защититься. А она мне говорит: «Уходи отсюда». И я понимаю, что всего этого не может быть, но это есть!

Андрей смотрел на подругу с сочувствием. Он не то, чтобы поверил ей на все сто процентов – все-таки это было невероятно – просто Рита рассказывала о том, что причинило ей мучения, и он не мог не жалеть ее.

– Ну вот, а так-то мы с Агриппиной разговариваем. Правда, она вполне нормальная тетка. И на другой день я ей рассказываю, как она ночью ко мне приходила. А она посмотрела мне в глаза и говорит: «Я тебе правду сказала».

– Рита, а давай, правда уйдем, – это был какой-то толчок судьбы, которого Андрей давно ждал, – Нам остается один последний год в школе. И нафиг всё. Уезжаем в институт. Мы взрослые люди. Отпустят—не отпустят тебя, какая разница. В восемнадцать лет сама можешь решить…На крайняк..Я тебе не так, конечно, это хотел сказать. Но в общем, выходишь за меня замуж. И тогда за тебя отвечаю я, а не бабушка.

У него никогда не билось так сердце, как в те минуты, когда он ждал ответа на этот вопрос. Но Рита, кажется, его даже не заметила. Будто она относилась к их браку, как к делу естественному, решенному. Она лишь вздохнула:

– Я поговорю с бабушкой.

Но выражение ее лица и сдвинутые брови говорили, что она не ждет от этого разговора ничего хорошего.

Весь одиннадцатый класс прошел для Риты под знаком того, что она собиралась сказать Аглае Степановне о своем решении – и в последний момент трусила. Когда же разговор, наконец, состоялся, разразилась такая гроза, какой Рита не помнила за всю свою жизнь.

Сначала Аглая Степановна отрезала просто:

– Нет. Это невозможно.

– Ну почему невозможно? – Рита знала характер бабушки, и до последнего старалась вызвать вспышки, – Я люблю Андрея, мне больше никого не надо. Что странного в том, что мы поженимся? И в институте я тоже хочу учиться очно. Мы уедем…Потом, я может быть, вернусь. Наверное, даже.

– Ты ни за кого не выйдешь замуж, и работать будешь здесь, – бабушка говорила таким тоном, будто Рита была щенком, до которого хозяйка старалась донести прописную истину – нельзя спать на кровати и делать лужицы на полу, для этого есть специальные места.

Уж на что девушка впитала в себя порядки этого дома, но тут и у нее глаза распахнулись:

– Как ты это себе представляешь? Как ты можешь запретить мне выйти замуж?

– Ты не знаешь, о чем просишь, – Рита испугалась тона Аглаи Степановны, – Вспомни свою любимую сказочку про Русалку. Так это все равно, что Русалочка бы заявила: «Я хочу жить на берегу».

– И кто же в этой сказке ты? – Рита прищурилась, – Добрая бабушка или Морская Ведьма?

– В школу тебя теперь будут отвозить и привозить, – в этот момент девушке показалось, что Аглая Степановна ее ненавидит, – Ключа от ворот у тебя больше не будет. И в жизни твоей больше не будет не только Андрея, но и никакого института. А будешь возражать и жаловаться – пойдешь в корпус, за решетку!

Рита так и опустилась на постель. Многое, очень многое в ее жизни действительно переменилось после этого разговора.

С Андреем она теперь могла разговаривать только во время перемен – к моменту окончания занятий Риту ждала машина. И пожаловаться учительнице, директору, да кому угодно – как советовал Андрей – Рита тоже не смела. Даже если будет принято решение забрать ее от бабушки – а это еще не факт, дело будет тянуться долго. И бабушка не допустит, чтобы Риту отдали в интернат. Скорее уж действительно, припишет ей какой-нибудь психический диагноз и запрет в палате.

Оставалось, стиснув зубы, ждать выпускного. «А там посмотрим», – твердила себе Рита. Ей и на выпуск идти бабушка не разрешила – мало ли, что внучка может там учудить. Аглая Степановна добилась- аттестат Рите отдали заранее.

Девушка не заговаривала больше ни об отъезде, ни об институте – казалось, она смирилась. Но через неделю после выпуска, Рита ночью выбралась через окно. Клиника была обнесена надежной стеной, и девушка помнила о сигнализации. Сколько времени она ломала голову над тем, как можно выбраться отсюда… Единственный вариант, который им с Андреем пришел в голову, был таким – спуститься к пляжу, переплыть неширокую речку, а на том берегу Риту будет ждать Андрей с сухими вещами. Они успеют на первую электричку, и через два часа будут уже в городе.

Рита настолько боялась, что ее отыщут и там, что конспирация ее переходила уже все мысленные пределы.

– А там нужно пересесть на поезд, и дальше, дальше, – твердила она, – Может, куда-нибудь в столицу… Там уж точно затеряемся.

– Да брось ты, – Андрей смотрел на подругу с любовью и жалостью, – Не делай ты из старушки какого-то Шерлок Холмса. Ну побесится маленько, и отойдет. Пусть и дальше живет со своими психами.

Но Рита лишь мрачно качала головой.

**

В жизни бывают сны, которые возвращаются снова и снова. Так и Рите потом ночь за ночью снился побег. Территория лечебницы всегда была хорошо освещена, за исключением отдельных уголков. Поэтому те, кто здесь работал, носили с собой фонарики. Но этот путь до реки, который девушка проделала в полной темноте…Эта холодная черная вода… Рита хорошо плавала, но она часто воображала себе что-то страшное. Её пугало не течение, не водовороты – а то и другое ежегодно уносило жизни на этой реке – ее страшило, что кто-то схватит ее и утянет под воду. И еще много раз Андрею приходилось по ночам будить подругу, когда Рита кричала не своим, а каким-то сдавленным задушенным голосом.

Между тем побег их прошел вполне благополучно, и через два часа после того, как дрожащая Рита вышла из воды, они уже сидели в электричке. Волосы девушки еще не успели высохнуть. В городе им не составило труда снять квартиру (под причитания Риты, требовавшей уехать еще дальше, а лучше куда-нибудь на Камчатку или на Сахалин)

– Здесь такой хороший университет, – мягко убеждал подругу Андрей, – Если оба поступим, ну какие у твоей бабушки будут возможности тебя забрать? Смешно даже думать. Ты совершеннолетняя, все решения, касающиеся своей жизни, принимаешь сама…

И всё же, пока не опубликовали списки тех, кто был прият на первый курс, Рита старалась не выходить лишний раз на улицу, и просила Андрея звонить в дверь особым звонком – три раза, чтобы она сразу ему открыла. Парень подсмеивался над ней, но про себя думал о том, как обманчиво впечатление. Всем и всегда семья Риты казалась более, чем благополучной. Любящая бабушка и тихая, благонравная внучка-отличница. Но до какой же степени у девушки была сломлена воля…

К огромной радости молодых людей – они поступили оба. Причем Рита выбрала не биофак, который ей прочила бабушка, а вместе с Андреем подала документы на исторический факультет. Став студентами, они расписались, хотя декан и ворчал: «Женатый студент – это не студент вообще». Денег у них не было даже на самую скромную свадьбу, зато им дали комнату в общежитии, на втором этаже, где жили семейные пары. Плата была символической, собственно, это и подвигло ребят так быстро оформить свои отношения. Это был такой период их жизни, когда они экономили на всем.

Рита не сразу поверила, что у них началась обычная студенческая жизнь. С лекциями и семинарами, с походами в кино и экскурсиями, и даже с ежегодным «Зимним балом», который устраивался в атриуме. Девушкам приходить нужно было непременно в длинных бальных платьях. И почему-то почти все девчонки надевали платья невест. Наверное, они казались им больше всего похожими на старинные, с их кринолинами и шлейфами. Рите тоже кто-то одолжил такое платье, и она с восторгом разглядывала себя в зеркале.

– Значит, всё равно мне была судьба его надеть, – повторяла она, – На свадьбу не пришлось, так хоть сейчас…

Хотя учеба и была сложной по сравнению со школой, время неслось. Особенно сессии пролетали мгновенно. Андрей и Рита засиживалась над конспектами далеко за полночь – хорошие оценки, от которых зависела стипендия, были им жизненно необходимы. Немного втянувшись в учебу, оба начали подрабатывать. Андрей без долгих сомнений устроился на полставки дворником в детский сад. А Риту взяли официанткой в кафе на четыре часа в день.

На выпускном курсе Рита забеременела. Они еще не мечтали о ребенке. То есть думали, что он, конечно, будет, но немножко позже. Однако, когда врач подтвердил догадку, оба – и Андрей, и Рита – восприняли это как какое-то чудо, пришедшее в их жизнь.

Андрей настоял на том, чтобы Рита уволилась с работы – он сам будет теперь обеспечивать семью. Ее обязанностью было теперь лишь посещать лекции, и писать конспекты для них обоих.

Они защитили дипломы, и лишь тогда Рита поверила, что прежняя жизнь уже не вернется. К тому времени умерла бабушка Андрея, завещав внуку дом. Андрей съездил в деревню, продал наследство. И молодая пара смогла купить маленькую квартирку в городе. О ремонте, который нынче превращается в цель жизни и произведение искусства, оба даже не задумывались. Побелили потолки, наклеили свежие обои. Купили на Авито самую необходимую мебель, в том числе, детскую кроватку. И почувствовали себя богатыми как Крез…

Почти всё время Андрея занимала работа, а ночами он нередко писал курсовые и дипломные работы – это тоже давало молодой семье какую-то копейку. Андрею хотелось оплатить Рите пребывание в больнице. Его мать потеряла первенца из-за того, что ее «проглядели» медики, и Андрей хотел приложить все силы, чтобы с его женой не произошло ничего подобного.

Девочка родилась в последний день лета, такой тихий и теплый, будто с неба лилась благодать. С точки зрения врачей всё прошло нормально, и без особенностей, хотя самой Рите роды, конечно, дались нелегко. Пришлось наложить швы, да и слабость молодая женщина чувствовала ни с чем не сравнимую.

И ее пожалели. По условиям Рита должна была находиться в одной палате вместе с малышкой. Но, видя, что роженица не может толком приподняться в постели, врач сказала ей:

– Отдохни. Отоспись сегодня. А дочка твоя – как ты ее назвала, Вика? – побудет сегодня в детском отделении с другими малышами. Утром принесем кормить.

Рита попробовала было протестовать, но она сама видела, что устала смертельно, просто засыпает на ходу.

Это был самый блаженный день в ее жизни. Она сознавала, что всё страшное позади, что у нее здоровая крепкая девочка. Правда, Рита еще толком не разглядела ее, но медсестрички говорили, что девочка – красавица. Рита то засыпала, то просыпалась. Ей принесли цветы от Андрея, ужин был вкусным. И Рита надеялась, что силы к ней быстро вернутся. В ту ночь она заснула крепко, как в детстве.

И так же неожиданно проснулась. Шел второй час ночи. Окна роддома выходили на лес. Это была, как теперь говорят, «фишка» больничного городка. Медики гордились тем, что здесь самый чистый воздух, и больные имеют возможность гулять по лесопарковым дорожкам. Но вот фонари в лесу не горели. Ничто не освещало комнату. И в самом дальнем, самом темной ею углу на стуле, предназначавшемся для посетителей, сидела женщина.

У Риты волосы стали приподниматься на голове – она узнала гостью. Свободные брюки и блузка с длинными рукавами. Агриппина вроде бы не постарела. Руки ее были сцеплены на коленях. И Рита едва не закричала, когда на пальце чуть блеснул камень в кольце. Сон не может быть таким ярким. Таким реальным. Рита закусила губу, стараясь, одновременно, удержаться от крика и причинить себе боль, надеясь, что она все-таки проснется.

– Уходите отсюда, – сказала Агиппина.

Слова были теми же, что и в прошлый раз. Почти. Вот только она сказала не «уходи», а «уходите».

Рита наконец-то догадалась зажечь фонарик на телефоне. Верхний свет она не могла включить, выключатель был далеко – там, где сидела страшная гостья.

Фонарик вспыхнул, и Рита успела подумать, что просто умрет на месте, если Агриппина действительно пришла сюда и сидит в нее в палате. Ее не остановил ни охранник у входа, ни сестра на посту. Но в углу никого не было. Только тумбочка, на которой стоял графин воды. И пустой клеенчатый стул.

Рита сжала руки. Если это не дурной сон, то что? Галлюцинация? Неужели она тоже сходит с ума, как бабушкины пациенты? Андрей сто раз объяснял ей, что всё уже в прошлом. Что бабушка нашла ее записку «Уезжаю учиться» и смирилась. Иначе она бы уже давно отыскала непокорную внучку и попыталась ее вернуть. Время ушло. Щупальца прошлого до сегодняшнего дня уже не дотянутся никак.

Рите хотелось дойти до детского отделения, забрать дочку и держать ее возле себя. И завтра попросить врача выписать их из больницы как можно скорее. Дома, где только от нее самой зависело – открыть или не открыть непрошенному гостю дверь, она чувствовала себя увереннее.

Ей пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы отказаться от этого плана. Она снова легла в постель, накрылась в головой одеялом, как в детстве, когда устраивала себе «домик», и пряталась в нем от ужасов прочитанной книжки.

Но в постели было так тепло, а сил у Риты – так мало, что она все же заснула, и проснулась вновь уже на рассвете.

Родильное отделение тоже пробуждается рано. Уже к шести часам дежурные акушерки развозят младенцев матерям. И Рита ждала возможности хорошенько рассмотреть дочку. Говорят, что девочки похожи на отцов…

Но раз за разом раздавались звуки – мимо провозили тележку с новорожденными, здесь ее называли «Музобоз», потому что проголодавшиеся младенцы голосили. Но дверь в палату Риты никто не открывал. Наконец, настала тишина, а ей всё еще не принесли ребенка.

Рита с трудом поднялась и, оставив под кроватью тапочки, босиком зашлепала к двери.

Больница жила своей жизнью. Шло кормление детей и в коридоре можно было увидеть только медиков, торопившихся по своим делам.

– А мой ребенок? – спросила Рита у первой же девушки в белом халате, – Почему мне не принесли?

Сестричка дернула плечиком.

– Я не знаю. А вы из платной палаты? Ребенок должен быть с вами. Или у него какие-то проблемы со здоровьем? Обычно слабеньких наблюдают…

Рита торопливо объяснила, почему ее дочка сейчас в детском отделении.

– Ну, постучите туда, спросите, – разрешила медсестра.

Вчерашние сестры уже сменились. И те, что заступили, никак не могли понять Риту.

– В платных палатах дети всегда с матерью…

– Да нет же у меня никого! – у Риты сорвался голос, – Моя дочка у вас!

Тогда и у сестры выражение лица стало растерянным.

– У нас никого нет. Всех новорожденных разнесли мамам…

Рита взяла себя за волосы и зарыдала. Она сползла по стене, сидела на корточках, плакала и не могла остановиться. Она понимала, что ведет себя постыдно, что это, наверное, гормоны. Надо как-то сдержаться… Ничего страшного не могло произойти. Дочку сейчас найдут. Но остановиться было выше ее сил.

Она слышала быстрые шаги. Ей сунули стакан с очень холодной водой. Наверное, торопясь, налили прямо из-под крана. Поднялась суета. От Риты не отходила пожилая санитарка.

– Сейчас найдут твою девочку, – добродушно говорила она, – У нас на днях детей во время кормежки перепутали. Мамка берет дочку – а батюшки – у нее брови за ночь выросли. Она кричит: «Не моя!» А ее девку другой женщине дали, которая у окна лежала. Ой, смех был, как они менялись…

Санитарка сама смеялась, вспоминая, но до Риты это все доходило плохо. И окончательно ее сердце оборвалось, когда она увидела, что по коридору к ней торопливо идут заведующая роддомом, дежурный врач и старшая медсестра.

Видимо, им очень не хотелось, чтобы сцену эту еще кто-то видел. И заведующая, Нелли Александровна подцепила Риту под локоть:

– Пойдемте ко мне в кабинет, поговорим…

– Её нашли? – Рита почти взвизгнула.

– Пойдемте, сейчас во всем разберемся.

Когда зареванная Рита села в кабинете Тетерниковой возле ее стола, она обратила внимание, что старшая медсестра привалилась к двери, чтобы никто не зашел. Заведующая выключила ставшую уже не нужной настольную лампу.

– Ребенок должен был быть с вами? Так? – сказала она раздельно, точно внушая.

– Да что вы мне все это говорите! Я вчера просила-умоляла, пусть дочка будет со мной! Мне отказали. Ее унесли…

– Вы точно помните, что ее унесли?

В каком бы смятении духа Рита не находилась, она понимала, что персоналу так было бы проще. Если б ребенок пропал из палаты, где находился вместе с матерью. А не из детского отделения, где был на попечении медиков. Конечно, больница все равно виновата, но мать то куда смотрела?

– Вику даже не приносили ко мне в палату, – сказала Рита, впервые назвав дочь тем именем, которое они с Андреем для нее выбрали, – Вы ее так и не нашли, да?

– Сейчас сюда поднимется охранник, – сказала Тетерникова, – Он уже сменился, но еще не ушел.

– А камер видеонаблюдения у вас нет?!

– Нам не выделяют на них денег, – сухо сказала заведующая.

Охранник оказался пожилым, седым уже мужчиной маленького роста. Он только разводил руками:

– Я не отлучался… Не видел я, чтобы ребенка выносили.

– А через служебный вход кто-то мог зайти? – этот вопрос задала уже Рита. Помимо основного, в корпусе был еще служебный ход – дверь возле лестницы. Изнутри он закрывался на крючок. Девчонки, которые лежали в роддоме, знали об этом, и порой сбегали на часок-другой: повидаться со своими, погулять в лесу, или даже домой ездили – помыться и навестить старших детей.

Заведующая вскинула брови и поторопила охранника с ответом:

– Ну…

– Ну я ж не разорвусь за всем зданием приглядывать. Я у себя сидел. Время от времени ходил по коридору. Ничего не слышал, было тихо.

– Ведь все проверили? – спросила заведующая у старшей медсестры.

– Всё, – вздохнула та.

– Что ж, надо в полицию звонить, – И Нелли Александровна взялась за телефон.

Рита не помнила, как доплелась до своей палаты. Тут и Андрей приехал, едва дождавшись утра. Рита обещала показать ему дочку. Но он увидел жену и не узнал ее – такое мертвое у Риты было лицо.

– Андрей, я знаю, кто ее украл, – сказала она.