– Ух ты!
Москвин, Акун, Бессон и толмач направились к пришельцам. Галька шуршит под сапогами казаков. Работа в лагере остановилась.
– Смотри-ка, колдунья вернулась.
– Ну, и тятьку сваво привела.
Отец Росомахи произвёл на российских колумбов сильное впечатление – настоящий патриарх новооткрытых земель. То был высокий, горделивый инородец, лет сорока или немного более; чуть сгорбленный, с большой узкой головой. Длинные седеющие чёрные волосы, крупные черты лица, несколько приплюснутый нос, широко расставленые миндалевидные карие глаза, грустные и мудрые…
Филин, протянув атаману небольшой (но и не самый маленький) кожаный мешочек, произнёс:
– Прими, вождь чужаков, дань благодарности за спасение моей единственной дочери. Знаю, вы пришельцы с полудня любите эти камни…
Москвин механически развязал мешочек и высыпал часть содержимого на ладонь.
– Золото!
– Янтарь!
Россияне подались вперёд, рассматривая дары туземца. Глаза казаков алчно горели. Седой инородец, поджав губы, покачал головой, изучающее разглядывая бледнолицых.
– Подели жёлтые камни со своими людьми —продолжал шаман.– Только не эти камешки настоящее богатство… Настоящее богатство вот эти земли, которые почти потерял мой народ… Богатство во всём, что вас здесь окружает, чужестранцы. КРАЙ ЭТОТ – НАСТОЯЩЕЕ ВЕЛИКОЕ БОГАТСТВО!
Казаки невольно поёжились под суровым, пронзительным взглядом авторитетного старейшины. Москвин пригласил его в лагерь. Но Филин отказался, испросив разрешение взять с собой главного спасителя дочери.
– Надолго?
– Вечером вернётся.
– Пойдёшь с колдуном, Акун?
Молодой лекарь утвердительно кивнул, покосившись на Росомаху. Глаза девушки светились нескрываемой радостью. «Сегодня она даже красивая…»
– 10-
Шаман повёл Акуна и Росомаху к северу от морского пляжа. Шагали долго. Поднялись на сопку. Обогнув пожелтевшую рощу, путники вышли на полосу слегка заболоченной почвы. Впереди расстилалась поляна бурой травы с ярко-зелёными кочками, на которых краснели бусины-ягоды. Дальше раскинулась гряда округлых холмов, покрытых редкими кривыми берёзами и зарослями стланика (кедрового кустарника), усыпанных большими шишками. Филин повернул к ближайшему взгорку. Под ногами чавкала болотная жижа.
Привал устроили в зарослях ивы, вблизи весёлого ручья на сухой земле. Разожгли костерок. Туземец достал из своей объёмной сумы, красиво сплетенной из трав, небольшой котелок китайской работы. Вода вскипела быстро.
Россиянин и туземцы объяснялись с помощью жестов и нескольких известных им слов их корякского и русского. Филин протянул молодому казаку ещё один мешочек (не уступающий по размеру первому, что был выдан всей ватаге) с золотыми самородками и кусочками янтаря.
– Тебе одному.
У первого помощника атамана Москвина перехватило дыхание. Взвесив на ладони щёдрый дар колдуна, он понял, что стал состоятельным человеком: «Сбылись мои надежды! Я чувствовал – сей поход возвысит меня! Спасибо тебе, Господи, не оставляешь!!!»
– Это ещё не всё, -ровным голосом говорил туземец.– Хочу предсказать твоё будущее. Я покажу его тебе. Нужно ли бледнолицему иноземцу это?
Казачий писарь почти угадал смысл речи мудрого шамана и утвердительно кивнул. Тогда колдун бросил в котелок с вскипевшей водой какие-то корешки и стал медленно размешивать их тоненькой веточкой, при этом тихо напевая протяжные заклинания. Акун покосился на Росомаху. Девушка пристально следила за действиями отца. «Учится!»
Когда вода в котелке остыла, Филин велел Свенельду сделать один глоток. Молодой лекарь, взяв в руки котелок, на мгновение застыл.
– Пей, -чисто по-русски произнесла туземка.
Глядя в глаза Росомахи, казак сделал глоток. Девушка запела звонким голосом. Акун слушая её задремал.
Сначала перед глазами лекаря закружились снежинки, их сменил дождь. И вот, из пелены дождя выехал богатый всадник. Он поравнялся с большим, красивым, двухэтажным домом, где на пороге его встречала молодая жена. Акуну очень хотелось рассмотреть женщину, но облик её как-то расплывался. «От, напасть!»
Всё же Свенельд рассмотрел супругу всадника: стройна, смуглолица с чуть выпирающими скулами, а длинные миндалевидные глаза чуть ли не до самых висков. «Да это же Росомаха!» -воскликнул Акун… Но присмотревшись понял – нет, на резном высоком крыльце стоит совсем другая женщина, очень похожая на дочь корякского колдуна…
Зато казак узнал в богатом всаднике себя…
– А сын наш где?
– Ушёл в море, -отвечала сразу повзрослевшая женщина.– Кораблём он командует.
– То хорошо.
И вновь перед глазами Акуна закружили снежинки. Хрустально пушистый хоровод. Падая на землю, они превращались в жёлтые цветы.
Когда желтоватая пелена тумана, висевшая перед глазами, наконец рассеялась, Акун увидел, что лежит возле потухшего костра, на подстилке из веток стланика, застелённых звериной шкурой. Казак приподнял голову. Отец и дочь, несколько в отдалении, сидели к нему спинами, на поваленном стволе дерева. Колдун что-то говорил ровным голосом. Девушка внимательно слушала. Акун сел, встряхнул головой. «Чудеса!» -соображалось вяло, Свенельд машинально потирал впалые небритые щеки.– «Значит я увидел своё будущее… Если всё случится так как было в видении – неплохо. Только немного я из того видения понял… Впрочем, как говорится, и на том спасибо.» Взгляд казака остановился на котелке, стоявшем возле. «А что если?..» -пришла в голову дерзкая мысль.
Быстро схватив котелок, молодой казачий писарь сделал ещё один глоток. Очень уж хотелось Свенельду получше узнать своё будущее. Отставив посудину, он лёг на подстилку и забылся.
На этот раз видение долго не приходило. Синело небо. Мимо проплывали перистые облака. Посмотрев вниз, Акун узнал бухту, в которой укрылся от непогоды дощаник Москвина. Но как она изменилась. Теперь на берегу её стоял город-порт. «ЧуднОй какой-то град, я и не видел таких никогда?.. И всё же город-порт вырос на этих берегах!» На рейде застыло несколько кораблей. «Что за корабли такие непонятные; словно из железа сделаны???»
…Снова всё заволокло снежинками. Они опять кружили в своём снежном танце и опять падали на землю, превращаясь в жёлтые цветы…
Акун сидел, спиной прислонившись к большому камню. Рядом с ним на корточки опустилась Росомаха. Она теребит его за плечо и что-то озабоченно повторяет. «А, понял. Нужно возвращаться на дощаник.»
Вокруг висела непривычная тишина: смолкли птицы, перестал журчать ручеёк. «Или мне уши заложило» Казак потряс головой. Всё так же – тишина вокруг. «От, связался с колдунами!..»
Ночь вступала в свои права. Крупные звёзды одна за другой высыпали на бархатной синеве неба, дрожа и перемигиваясь. Из-за сплошной стены кустарника с шумом вылетела сова и сделав два круга над местом привала людей, растаяла в ночи, которая вновь обрела своё звучание.
– Нужно возвращаться на берег, -сказал по корякски шаман.
– Да, да, -Акун механически поднялся.
– *-
Поход к бухте занял значительно меньше времени. Расставались на краю пляжа. Отсюда был виден казачий костёр и тёмные силуэты служилых вокруг него. Акун долго смотрел на туземку. Молчали.
Вдруг девушка порывисто сняла с груди белый камешек на зелёной нити и повесила его на шею Свенельда.
– Никогда не снимай этот оберог. Он защитит тебя от многих бед! —корячка говорила на своём языке.
– Да! Спасибо! Всегда буду носить. —понял деву Акун.
– Прощай, мы больше не встретимся никогда… Я знаю! —невольные слезы выступили на глазах Росомахи.
– *-
Утро следующего дня было хмурым. Серая вата облаков низко спустилась к тёмным водам бухты и время от времени проливалась ушатами ледяных капель. Лишь изредка в сплошной пелене стремительно несущихся туч находило узкий прогал солнце, и его лучи на миг освещали воздух кроваво-оранжевым светом, чтобы тут же погаснуть в промозглом густом тумане.
Казачий дощаник покидал уютную бухту. Москвин хотел пройти ещё дальше на север и обследовать те места. Бросив взгляд назад, атаман изрёк:
– Хороша здешняя бухта. Очень хороша! Тут бы город-порт поставить…
Р.S. И город-порт вырос на берегах замечательной бухты. Сбылись мечты российских колумбов. Триста лет спустя родился на берегах Охотского моря город Магадан. Он стоит на берегу самой удобной по всему дальневосточному побережью бухты Нагаево.
Кстати, есть ещё один очевидец тех давних событий… Дожил до наших дней камешек-оберег, подаренный Росомахой казачьему писарю Акуну. Он по-прежнему белого цвета и по-прежнему висит на оленьей жилке, окрашенной в зелёное. Амулет дочери корякского шамана стал фамильным талисманом семьи Свенельдов – переходит от отца к младшему сыну. Мне показывал тот заветный камешек геодезист Павел Свенельд, коренной сибиряк, житель города Новосибирск. Он же и рассказал вашему почти покорному слуге историю своего пращура, случившуюся с тем в исследовательском походе Ивана Москвина.
1995—1998г. г. Магадан
Сентябрь 2020г. Стерлитамак (последняя редакция)
Глава вторая
КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ
или
Почти колымская легенда
.(случилось сие в 1657 году.)
ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ЕВРАЗИИ. ОКРЕСТНОСТИ РЕКИ ЯМЫ. */
…Весеннее солнце залило прибрежную ламутскую деревушку Инган теплым светом. Бревенчатые юрты туземцев, покрытые дерном, бодро, двумя рядами тянулись вдоль небольшой речушки, несущей свои воды в спокойное море. Жители селения собрались на восточном земляном валу (земляные валы со всех сторон защищают селение туземцев). Шум, гам, смех.
Зеленовато-голубое небо. Серо-зеленое море. Желто-зеленая тундра и зеленовато-коричневый низкорослый лес на дальних сопках.
На поляне, замкнув круг, стоят мужчины в замшевых одеждах, их длинные волосы развевает ласковый ветерок. Почетное место отведено тойону ламутов – чуть впереди остальных. Сразу за его спиной четверо казаков в ярких, но поношенных, кафтанах. В центре круга пылает костер, над которым подвешен огромный китайский котел. Пар и ароматный запах валят из гигантской посудины. Полтора десятка проворных женщин суетятся возле кострища. Круглолицые ламутки разливают варево по берестяным плашкам и оделяют ими мужчин согласно местной иерархии. Еще возле двух костров, разложенных за пределами живого круга, хлопочут туземки – вареной медвежатиной должно угоститься всё селение Инган.
Дошла очередь до Микешки. Двадцатилетний казак взял берестяную миску в обе руки и озадаченно нахмурился:
– Дядька Варлаам, я ложку в крепости забыл, – обратился парень к своему старшому.
– Эк-ма, зелень! – скривил рот бывалый казачина. – А еще чАВо оставил дома?.. Так хлебай.
Ели стоя, таков «медвежий пир». По окончании трапезы вождь туземцев поднял с земли медвежью голову и положил ей в пасть кусок тюленьего жира. Туг же возле тойона возник вертлявый шаман. Он водрузил топтыжью голову на длинный шест, который надежно воткнул в землю. Действия старейшин сопровождал дружный хор жителей Ингана.
– О чем они? – ткнул в бок Потап толмача якута.
– Задабривают дух убитого мишки.
– Хитро, – усмехнулся Мята, четвертый казак.
Тойон повернулся к русским, на скуластом лице коренастого аборигена лоснилась улыбка:
– Однако курить пора; отдыхать пора; мала-мала веселиться пора.
Глава деревни провел гостей на земляной вал, где уже были расстелены для сиденья шкуры. Сели; подбежало несколько девочек, поставили перед казаками берестяные кувшинчики с холодной водой. Туземочки не отрывали глаз от земли.
– Это рабыни, – пояснил якут.
Позже подошла еще одна девчушка, лет девяти, наделила всех табаком.
– Гемалак! – погладил тойон девочку по голове. – Биют!
– Дочкой своей хвастает, – толмач дернул тяжелым подбородком в сторону миловидной дикарки, усевшейся подле отца. – Пёрышком ее кличут.
На поляне начались игры. Первыми состязались женщины. Была отмерена дистанция, и несколько вышедших вперед ламуток устроили бег наперегонки. Наблюдатели весело поддерживали соревнующихся. Еще женщины и девочки состязались в прыжках на двух ногах или на одной – кто первый придет к финишу. Микешка искренне порадовался за шуструю дочку тойона. Пёрышко победила в соревновании по прыжкам на одной ноге. Когда раскрасневшаяся девчушка вернулась к отцу, молодой казак одобряюще подмигнул ей. Биют не по-детски задержала карий взгляд на горбоносом лице молодого русича…
Затем пришел черед мужских забав. Здесь состязались так; двое брали в руки крепкую палку и каждый тянул на себя. Борьба велась до тех пор пока один из противников не уступит, либо не упадет.
Всех побеждал Нунта, крепкий плечистый воин средних лет, чья длинная коса была украшена белым орлиным пером.
Казаки с интересом следили за игрищами туземцев. Табак, которым их угостил ламутский старейшина, оказался довольно необычным. Русские курили, подражая тойону, набрав в рот воды, и от этого почувствовали, что пьянеют.
– Эге! какое у них мудреное курево! – старался открыть пошире глаза Мята. – Не уступит ядреной браге. Варлаам, я пойду, поборюсь с ентим бугаем Нунтой?
Не дожидаясь ответа, служилый соскочил с подстилки, снял саблю и вразвалку направился к состязающимся. Мята встал против ламута. Аборигены с удовольствием отметили, что бледнолицый ничуть не выше их мужественного соплеменника.
Руки борцов сжимали палку; глаза в глаза. Поединок между казаком и коренным дальневосточником длился долго: оба покраснели, оба взмокли от напряжения…
Однако Нунта оказался сильнее – выпустил из рук Мята палку.
– Экий конфуз! – просто подпрыгнул Микешка. – Одолел косоглазый служилого.
