Мария Куприянова "Обратная сторона руны"

– Беркеры подошли вплотную к вашему дому, если бы не он… вы были бы мертвы.

– Мы уже мертвы, – прошелестела Эви.

Рин вопросительно поднял бровь.

– Разве вы не видите… – Она закачалась на стуле взад-вперед. – Кто нас будет кормить… Нам едва хватает на жизнь… Дети еще слишком малы… У нас нет никого… Некому помочь… Что нам делать… ЧТО?! – Она схватилась за голову и изо всех сил стиснула зубы, подавляя рвущийся на волю крик боли и отчаяния.

– Мамочка… – В комнату зашла малышка, таща за собой любимицу-куклу. – Мамочка… Я не могу уснуть.

Эви тяжело вздохнула, вытерла рукавом глаза и нацепила на лицо улыбку.

– Пойдем, солнышко, сейчас я тебя поцелую, и сон обязательно придет.

– Ласкажи мне сказку, – послышалось уже за дверью.

– Какую, милая?

– Пла тлех блатьев.

Рин тяжело нахмурился, крепко сжал кулаки и уставился в пустую кружку из-под чая.

– Про Мудрость, Могущество и Милосердие? Милая, ты же ее наизусть знаешь. – В голосе Эви слышалась нежность, смешанная с грустью.

– Все лавно!

– Ну хорошо, слушай. Давным-давно…

Жили-были три брата. Родители их давно померли, оставив скудное наследство: дом и небольшой клочок земли, который приносил какой-никакой, да урожай. Жили братья бедно, но дружно. Один хозяйство и огород вел, другой на охоту ходил, третий на базар плоды их труда свозил. И так, кто знает, продолжалось бы до сих пор, если бы не пошли они однажды в лес. Настигла их буря страшная, и, чтобы укрыться от нее, нашли они пещеру, а в ней – лаз. Старший брат, как самый мудрый, настаивал туда не соваться: а ну как на другом конце тоннеля их поджидает страшное чудовище? Средний брат, смельчак и задира, предложил спуститься вниз и исследовать глубины земли: а вдруг там сокровища несметные обнаружатся? Решение оставалось за третьим. Но он побаивался гнева среднего и не осмелился вступить с ним в спор, поэтому поддержал его стремление изучить лаз.

Долго шли они по тоннелю, пока не погасли у них факелы. Старший хотел было приказать остальным возвращаться, как вдруг вдалеке они увидели огонь. Приблизившись, разглядели, что вовсе не огонь это был. Посреди огромной пещеры сидел Аразиэль, могущественный демон, а обе его ноги и хвост, пылающие желтым огнем, сковывали водяные цепи.

Братья сначала испугались, а потом поняли, что, пока демона сдерживают цепи, он не опасен. А между тем Аразиэль заговорил с ними. Его сладкие речи проникали глубоко в сердце и захватывали саму душу. В обмен на свою свободу он предложил братьям загадать по одному желанию. Он мог осуществить любое, ведь власть демона была безгранична. Не выдержали братья искушения. Точнее, поддались соблазну лишь двое из них – младший же решил обмануть демона и не загадывать своего желания: двух на их семью будет вполне достаточно, а Аразиэль останется скованным последней цепью и никогда не получит свободу.

Первым загадал желание старший. Он, как самый умный из всех троих, пожелал стать самым мудрым из всех людей. Чтобы слава о нем разлетелась по всему миру.

Пала первая водяная цепь. Аразиэль усмехнулся, взмахнул рукой и громогласно произнес:

– Отныне ты владеешь мудростью всех мудрецов умерших, живущих и еще не рожденных. Но взамен я лишаю тебя зрения, ибо человеческие глаза лишь мешают видеть Истину.

Старший брат, названный отныне Мудростью, поклонился Аразиэлю: теперь, когда он овладел знаниями всех мудрейших, глаза ему и правда оказались не нужны.

Средний брат возжелал могущества: он всегда жаждал повелевать людьми, сражаться на поле брани и распоряжаться жизнями других.

Вторая цепь упала с демона, и он произнес:

– Отныне ты обладаешь могуществом, которое не знал до тебя никто из умерших, ныне живущих и еще не рожденных. Но взамен я лишаю тебя сердца, ибо истинное могущество не знает слабости сострадания.

Поклонился Аразиэлю средний брат. Невероятная сила разлилась по его телу, жажда власти и крови закипела в жилах, и, лишившись сердца, он почувствовал себя свободным от всего, даже от кровного родства. Выхватив из-за пазухи охотничий нож, Могущество хладнокровно вонзил его в Мудрость и, усмехнувшись, покинул пещеру.

Младший брат, обливаясь слезами, кинулся к умирающему, принялся его трясти, пытаясь вдохнуть в него жизнь.

Тогда Аразиэль холодно произнес:

– Ты думал обмануть меня, но ничего не вышло. Теперь тебе решать: спасти брата и освободить меня либо оставить на цепи, но лишиться самого родного человека.

И несчастный брат загадал последнее, третье желание. Чтобы спасти близкого, он пожелал стать целителем, способным излечить от любого, даже самого страшного, недуга.

Скинув цепи, Аразиэль рассмеялся:

– Отныне ты владеешь милосердием, которое не знал до тебя никто из умерших, ныне живущих и еще не рожденных. Но взамен я лишу тебя человеческих чувств, будь то любовь или же ненависть: ничто личное не должно трогать целителя и мешать ему делать свое дело.

Милосердие склонился над Мудростью и излечил его раны одним лишь прикосновением руки.

В комнате воцарилась тишина, пока детский голосок не нарушил ее:

– А что дальше?

– Аразиэль ушел в мир демонов, а Мудрость, Могущество и Милосердие – в мир людей.

– Мне его жалко…

– Кого, милая?

– Милоселдие.

– Отчего же?

– Я люблю тебя, мамочка. И Папочку. И блатьев. А он никого не любит…

– Спи, сладкая, это всего лишь сказка…

Больной метался по подушке, сжигаемый жутким жаром: глаза его ввалились, сухие, почерневшие губы едва шевелились, из горла доносились тихие сипящие звуки. Рин еще несколько минут простоял возле него, погруженный в собственные мысли, а потом крикнул:

– Хозяйка, неси воду. И побольше.

Неужели конец…

Эви всхлипнула, пытаясь унять дрожь в руках, чтобы не уронить корыто. Она осторожно зашла в комнату и застыла у кровати. Странный гость сосредоточенно рассматривал раненого и, не отрывая от него взгляда, сказал:

– Рядом со мной поставь и отойди.

Женщина повиновалась, чувствуя, что ее услуги понадобились вовсе не для посмертного омовения. Но тут же прогнала искорку надежды: столь горького разочарования она бы не вынесла.

Рин скинул рубашку, положил ладони на уродливую, гноящуюся рану и закрыл глаза. Какое-то время он просто стоял, глубоко и ровно дыша, как вдруг руки его задрожали, из-под пальцев заструился золотистый свет. Лучи окутали рану, и гнойная корка задымилась, словно опаленная огнем.

Эви тихо вскрикнула, но с места сдвинуться не смогла: невидимая сила удерживала ее, не давая сделать ни шага.

Яркое свечение проникло в тело Низая. Медленно, борясь с могильным ядом, оно разливалось по венам, сжигая на своем пути черноту.

Рин хрипло выдохнул, стиснул зубы. По лицу заструился пот, мышцы вздулись, словно ему приходилось тащить невыносимо тяжелый груз. Золотистые лучи распространялись по телу, пока не достигли наконец лица. Теперь Низай выглядел почти здоровым человеком: губы порозовели, кожа также приобрела естественный оттенок.

Вот только лекарь и больной поменялись местами: Рин тяжело дышал, волосы мокрыми сосульками налипли на лицо, губы посинели. Но он ни на миг не отрывал ладоней от места укуса. Рана, подобно беркеру, сопротивлялась, не желала сдаваться. Пульсировала, источала зловоние и черный дым, который, свиваясь в спираль, полз по рукам целителя вверх.

Эви подумала, что невозможно выиграть в этой схватке и что сейчас на кону стоит не только жизнь ее мужа. Рин рухнул на одно колено, упрямо борясь со скверной. Свечение, льющееся из его рук, покраснело, а на его груди вдруг проявился необычный знак. Кровавая руна. Она вспыхнула нестерпимо ярко, Эви зажмурилась, услышала громкий всплеск и яростное шипение.

Когда все стихло, женщина приоткрыла глаза и застыла, пораженная увиденным. Рин стоял на коленях, погрузив руки в корыто. Вместо воды там плескалась черная густая жижа. Руна на груди целителя исчезла, оставив после себя розоватый, чуть светящийся след.

Эви бросилась к кровати и склонилась над мужем, удивленно разглядывая затянувшуюся рану.

– Не бойся. – Тихий голос заставил ее вздрогнуть. – Теперь он здоров.

– Как… Кто вы…

– Уверен, ты не захочешь этого знать.

Рин с трудом поднялся, сделал несколько шагов в сторону двери. Пошатнулся и схватился за спинку кровати.

– Вам нужно прилечь, я помогу.

– Нет. – Он тряхнул головой и выпрямился, собрав последние силы. – Я сам. Ты только воду из корыта вокруг дома пролей. Ни один беркер в дом не пролезет.

Он добрел до очага, лег прямо возле него на шкуру и, проваливаясь в сон, произнес:

– Не давай огню угаснуть.

Женщина тяжело опустилась на стул, сжала виски руками. То, что она увидела, не укладывалось в голове. Кто он, этот таинственный лекарь? Откуда у него такая сила? И кровавая руна на груди… «Ты не захочешь этого знать», – вертелось в мозгу. Да, она не хотела, потому что боялась… Боялась, что знает ответ на свой вопрос. Но ведь еще час назад ее муж находился при смерти, а теперь здоров…

– Милоселдие спас папочку? – Неугомонная малышка прошлепала босыми ножками к камину, присела и поцеловала Рина в щеку.

– Что ты, маленькая, я же говорила… Ты почему не спишь? А ну, марш в кровать!

– Ну мамуля!

– Я сказала!

– Холосо… – Девочка подложила под руку целителя свою куколку и побежала к себе.

Эви подкинула дров в очаг, подхватила корыто с черной жижей и вышла на улицу.

Глава 2

Хэйндсел

10 лет назад

– Рин! Слезай, а то все пропустишь! – Вихрастый паренек нетерпеливо дернул за ногу другого. Тот сидел на заборе и не отрываясь смотрел куда-то завороженным, полным восхищения взглядом, пропуская мимо ушей настойчивые увещевания друга.

– Рин! Да куда ты уставился?

Никакой реакции.

– Эйдерин!

Если спросить у любого мальчишки, проживающего в нижнем городе, чего больше на свете ненавидит Рин, то каждый без запинки ответит: собственное полное имя. Смельчаки, которые решались проверить, так ли это, возвращались домой в синяках и побоях и надолго усваивали урок. Кнуд как лучший друг знал, в чем причина этой жгучей ненависти, и в любой другой ситуации ни за что бы не использовал подобное обращение. Но не сегодня.

Рин дернулся, как от пощечины, и уставился вниз.

– Опоздаем, – нажимал друг.

– Ты… Да ты… – задохнулся от возмущения он.

– Ты же сам хотел увидеть Его. – Кнуд специально сделал ударение на последнем слове.

Аргумент был весомый, так что мальчишка сменил гнев на милость и уже хотел было спрыгнуть, как зацепился штаниной за расщепленную доску и, вскрикнув, неуклюже грохнулся вниз. Кряхтя, поднялся и зло процедил:

– Рухх подери!

– Ну ты и растяпа, – цокнул языком Кнуд. – Больно?

Из большой ссадины на ладони сочилась кровь, но Рин не обратил на нее никакого внимания, расстроенно разглядывая порванные на коленях штаны.

– Совсем новые…

– Теперь мы точно опоздаем.

– Успеем, если поторопимся.

Он вытер кровь пучком травы, отряхнулся и заковылял следом за другом.