– На Амальтею не скоро. Сначала из Полночи – в Полдень. Сначала ты будешь учиться. Если очень захочешь, сможешь попасть на Амальтею. Только имей в виду, учиться придется всерьез.
Миша невольно расплывался в ответной улыбке. Он верил, что «всерьез», но это же как раз хорошо, если всерьез! Этим разве можно напугать?!
Очкарик заулыбался еще шире.
– Миша, ты возьми, что тебе хочется. Ничего из одежды не нужно, но может, что-то хочется на память.
Миша рванулся к своему дому.
– Ку-уда? Садись, давай.
Миша взялся было за ручку задней дверцы – куда качки втащили Петьку.
– Не туда! Твое место теперь здесь.
Миша нырнул внутрь машины. Совсем не как в папином грузовике. Просторно, на панели много приборов, пахнет кожей, металлом, еще чем-то непонятным… но хорошим.
Переднее сидение отделено от заднего прозрачным стеклом. Там, сзади – неприятно-неподвижные качки. Между ними Петька глотал сопли и слезы. Искаженное бледное личико. И никакой крутизны в Петьке не было. Ни опасности не было, ни лихости. Просто перепуганный подросток.
– Вы его… это… на корм львам?
– Пожалел? А он-то тебя пожалел бы?
Миша понимал, не пожалел бы. Петька с удовольствием кинул бы его львам, а сам бы смеялся. И все равно что-то мешало… Василий наблюдал и улыбался. Понимающе, но улыбался.
– Такие опасны… Это ты понимаешь?
– Может быть, он еще исправится?
Миша сам слышал – голос у него прозвучал робко: он не верил, что Петька «исправится».
– Проверим. Хочешь научиться проверять? Выяснять, на что способен человек?
– Лучше я на Цереру.
– Одно другому не мешает, – теперь Василий улыбался хорошо. – Поступишь в интернат, там решишь. Ты теперь не в Полночи, а в Полдне.
– Полдень… Полночь…
– Полночь – это где зоны. Где живут те, кому ничего не интересно.
– А Полдень…
– А это где те, кому интересно. Ты теперь в Полдне. Главное, запомни – ты уже не дурак. И дураком не будешь никогда. Ты – человек, как и все. Ничем ты не хуже других.
Миша облизнул губы. Это надо было осмыслить. Он не умел чувствовать себя не хуже других.
Василий тронул что-то на панели, махолет покатил, словно машина – прямо к Мишиному подьезду.
– Сбегай, возьми что-то на память. Попрощайся.
– Если я с вами улечу, я больше в Мир не вернусь?
– Вернешься, как только захочешь. Хоть на время, хоть навсегда. Только ты не скоро захочешь, поверь мне. Я в своей Зоне после Освобождения только один раз побывал; с тех пор ни ногой.
Совершенно удивительная мысль.
– Вы родились… родились…
У Миши не находилось слов.
– Есть такое правило: куратором Зоны в Полночи может стать только тот, кто родился в зоне, – терпеливо говорил Вася. – Но не в той, где он будет куратором. Это ясно?
Миша неуверенно кивнул.
– Я вырос в Зоне, даже был пионером. У вас же в Зоне пионерами не делают?
Миша покачал головой.
– Ну вот. А у нас в зоне ходили строем, в барабан били.
В улыбке Васи появилось что-то нехорошее.
– Я лучше всех в барабан бил, громче всех речевки кричал. И все равно потом дураком оказался – очень уж знать хотелось то, на что остальным наплевать. Меня забрали, как вот я тебя забираю.
– У вас в Зоне тоже нельзя было оружия?
– И оружия нельзя, и дури всякой.
– Это вы мусор сжигаете?
– Конечно. Мы в Полночи стараемся поддерживать порядок, хоть какую-то чистоту. Нельзя же позволять Зоне совсем уж мусором зарасти. И нельзя, чтобы друг друга резали.
Миша обвел глазами с рождения знакомое пространство. Порядки ветшающих домов под синим пронзительным небом. Остатки сугробов, ледок хрустит под каблуками. У некоторых подъездов, между домами – тихие кучки людей. Мужиков среди стоящих совсем не было. Женщины, одна с ребеночком на руках, девчонки, три парня постарше. Стояли у соседних подъездов, молча смотрели.
Под этими взглядами Миша зашел в дом. Почему-то он двигался тихо. Ему показалось, что в квартире нависла какая-то давящая пустота. Он не мог бы сказать точнее, что?
Мама переставляла чашки на кухонном столе. Переставит, потом ставит обратно. Папа сидел перед дебилящиком, но лицо такое, словно он ничего в нем не видел.
Что-то помещало Мише снять со стены распечатку – картинку поверхности Цереры. Что ему надо взять с собой? Хоть Вася и не велел, сунул в сумку запасные носки и трусы… Учебник… Две книжки…
Папа сидел неподвижно.
– До свидания…
Папа кивнул, не поворачивая головы. Никогда не видел у него Миша такого мрачного выражения лица.
– Мама, я вернусь.
Мама странно открывала и закрывала рот. Она все переставляла и переставляла чашки, словно не слышала Миши.
– Ну…я пошел…
Папа еще раз кивнул. Мама как будто и не слышала.
На улице Миша еще раз оглядел Мир, на пороге совсем другой жизни. Что бы ни было ТАМ, сюда он уж точно не вернется.
– Поехали?
Смуглые руки Василия уверенно забегали по панели, между лампочек, датчиков, цифр…
Миша не ошибался – начиналась совсем другая жизнь.
Миша ошибся в другом – через много лет он еще вернется сюда.
Он даже станет куратором другой Зоны, в Полночи… Но это уже совсем другая история.
Жанна Васнева. Неправильные дроби
– Мама, помоги мне с домашним заданием по математике.
– Конечно, конечно, – сказала мама и, как всегда, отнеслась к делу обстоятельно.
– Дай мне тетрадь, – попросила она.
Тетрадь Стас давать не хотел, потому что знал, что при виде нее мама начинает злиться. Стасины каракули являются притчей во языцех не только в семье, но и в школе. И он этим заслуженно гордится. Кроме того, маму всегда сильно раздражают пятна, граффити и комиксы, обильно украшающие скудные записи. Мама открыла Стасину тетрадь по дробям.
Дальше события развивались по спирали эмоционального накала. В тетради мама увидела домашнее задание на вчерашний день и домашнее задание на сегодняшний день на соседних листах. Вчерашнее задание – перевод смешанных чисел в неправильные дроби – было выполнено неправильно. Точнее, результат записан от фонаря, так как дело было вечернее, напрягаться и думать Стасу не хотелось. Он наврал маме, что все понял и все сделал. К сегодняшнему заданию – переводу неправильных дробей в смешанные числа – он не знал, как и подступиться. Так как тема была новой мама решила повторить с ним пройденное на уроке.
– А где лист с работой в классе? – пока еще спокойно недоумевала мама.
– А вот, – жестом фокусника Стас вынул из ниоткуда драный листок с неразборчивыми каракулями. Даты на листке не было. А было, по его словам, правило по переводу неправильных дробей в смешанное число и обратно.
– Ну, читай, – начала закипать мама, отчаявшись прочесть это самостоятельно.
С первым правилом Стас справился быстро, прочитал, а на втором застрял. Маму понесло на волне справедливого негодования.
– Стас, зачем мы ходим в школу?
– За знаниями, – поняв, что скандала не избежать, обреченно сказал Стас.
– Тогда прочти мне те знания, которые ты здесь написал.
– Не могу.
– Стас, для кого и для чего ты это написал, если это нельзя прочесть? – мама уже кричала.
– И что вы делали два часа основного урока по математике?
– Екатерина Валерьевна писала на доске, а нам записывать было не надо, – с ходу сочинял Стас.
От его очевидного вранья мама взбесилась еще больше. Она понимала, что таких учительниц, которые бы запрещали записывать новую тему в тетрадь, нет в природе. Даже в вальдорфской природе.
– Все мамы дома объясняют, – намекал Стас, что пора бы приступить к работе.
– А я не учительница. Почему я должна заплатить за школу и еще дома все объяснять. А потому, что ты именно на это и надеешься. На уроках не слушаешь и не вникаешь. Я сейчас позвоню Екатерине Валерьевне и спрошу, чем ты занимался на уроках. Что она мне ответит?
– Я только один раз передал записку от Ильи, – сдуру подставился Стас.
– Стас, за что я плачу бешеные деньги? За то, что ты нулем в школу уходишь и нулем приходишь? Это я могу получить и бесплатно, в соседней школе, – кричала и плакала мама.
Плакала она уже на кухне, где, затаившись, ужинал папа. Ужинал вкусно, жареным мясом. Находясь вне темы, среди быстро разгоревшегося скандала, когда все вокруг него кричали и плакали, папа забеспокоился о собственной безопасности. Он слишком хорошо знал, что разогревшаяся мама одним Стасом не ограничится и дипломатично пытался подыграть и нашим, и вашим.
– Ну не плачь, не плачь. А ты Стас, почему так?
«Пронесет, не пронесет», – быстро доедая и теряя аппетит, думал он.
– Все! Завтра же забираем документы, и ты переходишь в другую школу. Сплошная экономия, и ездить не надо.
– Нет! Не хочу в другую школу! – теперь уже заплакал и закричал Стас. —Дай мне шанс! Я буду стараться.
– Никаких шансов! – мама выхватила пылесос и стала готовиться к уборке. Стас бросился к щетке. В последнее время пылесосил он.
– Дай хотя бы убраться.
– Мне не нужны домработницы! – кричала мама и вырывала щетку из его рук. Получила она ее уже свернутую набок.
– Когда ты сломал щетку и почему молчал? – скандал набирал новые обороты.
– Это не я! – рыдал Стас. – Сейчас еще и это на меня свалите.
– А кто? Весь последний месяц пылесосил только ты.
– Да! Это я, я, – еще громче заплакал Стас.
– Когда ты успел?
– Да сейчас. Пока ты ругалась. Сел на нее, и там что-то хрустнуло.
