Двор замело, там, где были песочницы, стояли двухметровые сугробы, от грибочков остались одни шляпки, ветер толкал заледеневшие качели, и они скрипели тоскливо и противно, как в морге.
На дороге блестела накатанная ледяная лента. Двое мальчишек скользили на ней, разбегались и проезжали на согнутых ногах.
В торце дома был магазин. Время от времени люди шныряли туда из своих подъездов. Все прикрывали носы перчатками и бегали одним маршрутом: из подъезда в магазин, из магазина в подъезд.
Ахмет тоже зашел в этот магазинишко погреться. В углу, где стояли пивные кегли, он попросил чашку кофе. Что-то ему развели из пакетика. Он понюхал, выпить не смог, но руки погрел о теплый стаканчик.
Внезапно нахлынули подозрения. Он отправил несколько сообщений: «С кем ты, Анжела? Кто у тебя в квартире? Признавайся, ты не одна?»
И снова ответ не пришел, из теплого магазина Ахмет кинулся на мороз, на ветер, под окно. Анжела не открывала, только дразнила моргающим светом.
Последний раз любимую женщину Ахмет видел месяц назад. Он лично вызывал для нее такси и быстренько выпроваживал из своей квартиры. Красивой женщине пришлось на ходу застегивать сапожки, на бегу подтягивать колготки, и в лифте разбираться с застежками и шарфиком. Свиданье пришлось сворачивать, потому что Ахмету позвонил его сын и сказал, что ему нужно срочно встретиться с папой.
Такое уже случалось. «Я еду, папа, это важно», – говорил ребенок, и Ахмет быстро отсчитывал сумму, которую выделял на жизнь для своей иностранки. Иностранкой, словом, в Турции почти неприличным, любимую женщину Ахмета называл его сын.
«Твоя иностранка сбежит от тебя в Россию, – дерзил мальчуган. – Ты ей не нужен, ей нужны только твои деньги». Ахмет прекрасно знал, что его ревнивый сынок повторяет этот тезис за своей матерью, но все равно побаивался.
Все десять лет после развода родителей мальчишка регулярно обламывал папе свиданья. Ему исполнилось семнадцать, но правила не изменились: парень звонит, Ахмет достает бумажник, Анжела выметается.
– Через порог нельзя, – она ему напомнила в последний раз.
– Увидимся, дорогая.
Ахмет ее торопливо чмокнул, уже не голодным, не горячим, скользящим сытым поцелуем.
Когда Анжела села в такси и уехала, ребеночек перезвонил и сообщил, что у него возникли неотложные дела в университете. И только сейчас!.. только сейчас, когда Ахмета приморозило на русской улице, он догадался, откуда у сынишки такое острое чутье на русскую любовницу. Соседка по лестничной клетке была знакома с бывшей женой и позванивала, если замечала, когда в квартире у Ахмета появляется высокая блондинка.
А если и так? Разве это повод – уезжать в Россию, запираться, держать кошачьего мужчину на морозе? Да на ночь глядя? Да в вашей варварской стране? Да тут у вас на Лизюкова его ограбят, в сугроб укатают и глазом не моргнут. И что потом мы будем делать?
Стемнело моментально, хотя не было еще и четырех часов. В окнах горел свет, по елкам бегали цветные огоньки, на третьем этаже танцевали парень с девушкой. Ахмет наблюдал с дикой завистью, как они перемещаются по теплой комнате, подходят друг к другу и обнимаются. Ахмет любопытствовал и слегка согревался, а парень взял и шторы задернул. У любимой Анжелы тоже окно не горело, по мерцающему приглушенному свету было понятно – любимая женщина спокойно смотрит телевизор.
3
Господин Ахмет знал своего ребенка очень хорошо. Да, мальчик у него манипулятор. Развод с его матерью случился, когда мальчишке было шесть, и до сих пор ребеночек умело нажимает эту кнопку. Правильно делает, Ахмет на сына не обижался. Если метод эффективен, почему бы им не воспользоваться многократно. «Молодец, сынок. Из него выйдет хороший бизнесмен», – этого Ахмету очень хотелось.
Сын получился красивым, не таким как маленький кривоногий Ахмет. Мальчик выше отца на голову и подрастет еще, и в плечах прибавит. Лицом он похож на Ахмета, и нос тоже острый, и глаза такие же властные, но черты его мягче, нежнее, как у матери.
Ахмет любил встречаться с сыном в старых ресторанах, где все ему кланялись. «Ахмет Бей с сыном» звучит покруче, чем просто Ахмет.
Красивые люди всегда вызывали у Ахмета легкое преклонение, он понимал, ему, с его приплюснутой макушкой и короткими загребущими лапками, таким изящным, как они, не стать никогда.
Свою жену он выбирал как раз за красоту. Ей было восемнадцать, когда Ахмет на ней женился. Закончила восемь классов, турецкая девочка, и сиди у окошка, жди, когда тебя возьмут замуж. Так до сих пор все и делают в маленьком закрытом городе, где женщины не снимают платков.
Сватались двое, Ахмет и еще один, красавец. Ахмет – коротышка, плечи узкие, волосы уже тогда были редкими, да и глаза не имели своей нынешней власти, туманные были глаза, как у рыбы. Он смотрел на свежую невесту с нежной кожей и думал: кого она выберет, его или красавчика?
Конечно, красавчика, после восьмого класса девочки всегда выбирают блестящее. Но тут вмешалась турецкая мама. Дочке она быстро внедрила: «Твой красавец не имеет диплома. Он шофер и всегда будет простым шофером. Ахмет инженер, он работает в американской фирме, он умный, я чую, будут у него большие деньги».
Маму послушали. Благодаря теще Ахмет обошел красавчика, и, кстати, американская фирма была не последним аргументом в его пользу. Через год жена родила ему сына, других детей у Ахмета не было.
Так вот, ребенок в очередной раз испортил папе встречу с его блондинкой и перезвонил, как только Анжела удалилась. Замутил, что вообще-то он еще в Стамбуле, у него лекции, а разговор можно перенести на завтра-послезавтра.
– Это касается мамы, – сообщил наследник. – Она начала работать. Ты знаешь?
– Мама пошла на работу? – удивился Ахмет. – Как давно?
– Неделю назад. У нее там проблемы, но лучше она сама тебе расскажет.
Но как же! Ахмет настроился, проводил свою женщину и забыл, как ее зовут, так всегда случалось, когда он переключался на сына. И вдруг послезавтра…
– Я подъеду к тебе в университет, – предложил Ахмет, – у меня есть дела в Стамбуле.
Через час Ахмет был на Галатском мосту. Чудесное место: направо Босфор, налево Босфор, а впереди синие шапки и острые башни знаменитых мечетей.
Вдоль моста стояли рыбаки, их всегда там много, весь мост забит рыбаками так, что удочкам тесно. Турки следили за поплавками, облокотившись на ограждения, и у каждого рыбака в ведерке что-то плескалось. Некоторые стояли с утра, а некоторые приезжали в обеденный перерыв прямо в офисных костюмах. Клерки быстро разматывали удочки, брали чашку кофе у разносчика и отдыхали. Покидают полчасика – и снова в офис. Их машины занимали весь правый ряд, поэтому на мосту замедлялось движенье.
Ахмет проехал рыбаков, за мостом он набрал своего сына, но телефон у парня был выключен. «Наверное, на лекции», – подумал Ахмет.
Он приехал в университет, постоял с легким трепетом на старинных парадных ступенях, и что-то вдруг его потянуло зайти, взять счет на оплату второго семестра.
В деканате он назвал свою фамилию и ждал, когда же эта милая женщина из канцелярии всплеснет руками, или тот профессор с чашкой кофе у окна обернется и скажет: «Какой у вас умный мальчик!»
Так всегда говорили про Ахмета его родителям. Он был отличником. Да, умница! Чего уж скромничать, один из пятерых детей, он сам бесплатно получил высшее образование.
Темная нора – таким был дом его родителей. Электричества не было, Ахмет учил уроки с керосинкой. Семья ложилась спать, а он сидел тихонько с книжкой в уголке. Чтобы никому не мешать, он залезал под стол и завешивал свою керосинку одеялом, ему ужасно нравились задачки по математике и по физике.
– Ложись спать, – говорила ему мама. – Глаза испортишь.
А отец всегда заступался:
– Пусть учится. Будет у нас инженером. Будет у него своя фабрика и русская любовница.
За русскую любовницу отец получал, мать толкала его с пуховой перины. На пол он падал громко и весело.
Стены университета разволновали Ахмета, он снова вспомнил свою керосинку и улыбнулся. Это было приятное воспоминанье.
Профессор, тот, что пил кофе у окна, подошел к нему и серьезно спросил:
– Простите, а как выглядит ваш сын? Очень хочется с ним познакомиться. За первый семестр я ни разу не видел его на своих лекциях. Может быть, вам не стоит платить за второй?
Из университета господин Ахмет выскочил как ошпаренный. Чтобы немного успокоиться, он побежал, не глядя, через площадь по аллеям зеленого парка. В ближайшей мечети включили динамик, он разнес по улице тревожную муэдзинскую песню, и примерно то же самое звучало в душе у господина Ахмета. Он выбежал на проспект Ататюрка и только там немного отдышался.
4
Центральная улица была полна народу. Ахмет от стыда своего не хотел смотреть на людей, но его глаза по привычке ловили славянских блондинок. Блондинки! Это была его большая турецкая слабость. Из-за блондинок жена Ахмета и подала на развод.
В то время он много ездил в командировки, в Украину и в Россию. После этих поездок на его телефон приходили сообщения от красивых славянок. Все они были написаны по-английски, неграмотная турецкая женщина не могла их прочитать. Кто же знал, что она перепишет все смс на листок и сходит с этой бумажкой к своим грамотным подругам.
Жена перевела невинную переписку, и когда Ахмет вернулся из очередной командировки, она не пустила его в дом. Выставила чемоданы и сказала: «Больше ты меня никогда не увидишь». В турецких семьях это самое страшное ругательство, которое говорят мужья или жены перед тем, как друг друга зарезать.
А все равно блондинки нравятся Ахмету! Славянки его тонизируют. Он шел по проспекту, рассматривал короткие юбки, распущенные волосы и маленькие куртки, под которыми двигались обтянутые джинсами бедра – все это поднимало ему настроение. У арабского рынка, где наших женщин всегда особенно много, господин Ахмет был уже в норме.
Там на проспекте его остановили две туристки и спросили по-русски, ни секундой не сомневаясь, что Ахмет их поймет:
– Мужчина, подскажите, пожалуйста. Мы правильно идем в Еребатан?
– Да, – он ответил.
И обязательно! Конечно! Улыбнулся своей неподражаемой, лукавой и опасной для женщин улыбкой.
Блондинки вздрогнули и засмеялись. Ахмет был готов проводить красавиц до самого Еребатана. Гнев покинул его, и он спокойно позвонил своей бывшей жене.
– Дорогая, – он спросил ее, – ты не в курсе, где наш ребенок?
– В университете, – она ответила.
– Его там нет. Он не ходил на занятия весь семестр. Ты знала об этом?
– Нет, не знала.
– Но ты же мать…
Ахмет сказал это абсолютно спокойно, так что со стороны никто бы не заметил ни упрека, ни вопроса. «Но ты же мать! Овца! Куда ты смотришь?» – приблизительно так это звучало бы по-русски.
– Но я ведь женщина, – ответила ему жена.
В переводе с турецкого это означает: «Я родила, какие еще вопросы?»
– Хорошо, – Ахмет согласился, провожая взглядом стройные ножки в узких сапожках. – Когда появится, скажи, что я хочу с ним поговорить.
– Конечно, я скажу.
На этом деловая часть беседы была закончена, но дипломатическая только начиналась.
– Как ты поживаешь? – спросил Ахмет жену.
– Хорошо, – она ответила, но тон ее стал печальным.
– Ты расстроена?
– Нет, – она выпустила легкий всхлип.
– Ты плачешь?
– Нет, – она еще немного поднажала на слезу. – Тебе это неинтересно, это мои дела…
– Расскажи, – попросил Ахмет. – Что случилось?
Женщина секунду помолчала, сосредоточилась. Она понимала, деловому мужчине, проблему нужно излагать четко, ясно и коротко.
– У меня неприятности на работе, – сказала женщина, которая еще ни разу в жизни не работала. – Ты не знал? Я решила пойти на работу. Я работаю с прошлой недели…
– Зачем? – удивился Ахмет. – Разве тебе недостаточно моих денег?
– Мне хватает, но сын уже взрослый. Скоро ты перестанешь платить алименты. Я пошла диспетчером в наше такси…
В этом месте жена вдохнула и, точно взявши нотку, заплакала в голос.
– А хозяин ко мне пристает… Не дает мне прохо-о-о-о-да…
– Кто он?
У Ахмета, у этого тщеславного самолюбивого собственника, включились защитные рефлексы. В маленьком городе, где все его знают, какой-то нахал позволяет себе приставать к его жене. Бывшей – не бывшей, какая разница? Главное слово – его, его жене, Ахмета.
– Он тебя знает! – умело плакала женщина. – Он знает, что я твоя жена.
Это был главный аккорд, дальше пошли легкие гаммы:
– Завтра моя смена. Мне нужно идти, я не знаю, как мне с ним разговаривать!
Ахмет улыбнулся. «Глупая беспомощная женщина», – подумал герой.
– Дорогая, какую он тебе назначил зарплату?
– Десять тысяч.
Лир, господа, мы в Стамбуле, зарплата диспетчера – десять тыщ лир, и это неплохо для турецкой неграмотной женщины в маленьком городке.
– Я добавлю еще двадцать тысяч к твоим алиментам, только, пожалуйста, больше не ходи на эту работу, – сказал жене Ахмет, наш милый, милый, добренький Ахмедик.
– Хорошо, – турецкая женщина стыдливо потупила глазки. – Спасибо, Ахмет.
– И скажи сыну, пусть от меня не прячется.
– Да, я поговорю с ним. Еще раз спасибо тебе.
– Не волнуйся, я отправлю тебе перевод.
Чмок, чмок, чмок – вот так вот мило поговорили бывшие супруги, через десять лет после суда, на который жена Ахмета не явилась, за нее отдувался адвокат.
Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хиджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому и ходят закрытыми, для того и носят паранджу, чтобы хвалиться подружкам: «Вау! Я замужем!» Девушка закинула ногу на ногу, под черной тканью показались кроссовки и джинсы.
