– На каждой спице по десять бусин, а здесь и здесь по четыре. Всё понятно?
– Понятно, – буркнул плотник.
– Это хорошо, потому, что сроку тебе до вечерни.
Я развернулся и пошёл на выход.
– Всё одно не успею.
– Хочешь помогу? – спросил я.
Ерёма снисходительно посмотрел на меня.
– А что ты могёшь? – криво усмехнувшись, спросил он.
– На стане точильном бусины выточить, сверлить дыры коловоротом, строгать плашки. Много чего могу.
– Врёшь небось?! – удивился плотник. – А ну, покаж.
Он подошёл к простейшему токарному станку с ножным приводом и зажав в него брусок, подал мне резец деревянной рукояткой вперёд. Я покрутил его, перед глазами, разглядывая и подошёл к станку.
– Давненько не игрывали мы в шашки, – пронеслась чужая мысль и родила идею наточить ещё и шашек, а к ним сделать коробку-доску.
– Так. Задание меняется, – сказал я. – У тебя тонкие листы дерева есть?
– Тонкие?
Я кивнул.
– Такие? – он показал на лежащие стопкой деревянные пластины толщиной с сантиметр.
– А ещё тоньше?
– Шпон, что-ли?
– Ну… Есть маленько.
– Покажи.
Ерёма пошёл в угол мастерской и взял с полки стопку тонких листов и поднёс мне.
– Нормально. Отрезаешь ровно вот так и вот так. Угольник у тебя есть с прямым углом?
– Это как?
Я начертил на «доске».
– А-а-а… Есть. Равный зовётся.
– Вот и вырежи два вот таких.
Я начертил.
– Тут одна часть, а тут две. Понял.
– Что ж не понять? Понял.
– Приступай, а я пока шашек наточу.
– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнул Ерёма.
Я поставил ступню на педаль, а сам крутнул маховик, держащий зазубринами заготовку. Плашка медленно завертелась. Прижав резец к вращающейся поверхности, я почувствовал удар и резец вылетел у меня из рук, едва не угодив в левую, выставленную чуть вперёд, ногу.
– О, мля! – выразил я свои чувства и глянул на расплывшегося в улыбке плотника. – Как же так?
Тот на вопрос не отреагировал, а тупо смотрел, улыбаясь во всё лицо. Хмыкнув, я хищным взором оглядел помещение. Глаза уже привыкли к полумраку и, что тут имелось мне было прекрасно видно. Вскоре я усмотрел куску небольших камней, лежащих в стороне.
– Что это? Для чего?
– Камни. Для гнёта. Придавить если что надо…
– Понятно!
Я махнул рукой и, подойдя к кучке, выбрал подходящий мне и положил на станину станка перед заготовкой. Ерёма смотрел с любопытством. Снова крутнув бабку и нажав на педаль, я поднёс резец к детали и положил его на камень. Вращающаяся заготовка ударила, руки дёрнулись, но резец удержали. Сзади меня «крякнули» и вымолвили с уважением.
– Ну, ты, барин, даёшь!
Я даже не оглянулся сосредоточившись на вибрации в руках, а постарался ускорить вращение детали.
«Спасибо бабушкиной и маминой швейным машинкам с ножным приводом», мелькнула чужая мысль.
Выточив цилиндр нужной толщины я уверенно выбрал в ящике с инструментами отрезной резец и, не обращая внимание на хозяина мастерской, принялся нарезать шайбы.
– Тут это, – услышал я. – Шпон-то ореховый, а плашек ореховых у меня нет.
Я обернулся и с прищуром посмотрел на Ерёму. Тот хмурился. Вторая половина дня у него явно не задалась, ибо проходила «на сухую».
– Подбери похожее дерево по структуре и цвету. Плашки – это не главное. Главное – шпон красивый.
– А что это будет? Для чего коробка?
– Да подумай из чего застёжки сделать? И петли?
Теперь отмахнулся от меня плотник.
– Есть у меня медной проволоки кусок.
Я удивился.
– Да ты богач.
Ерёма горделиво выпрямился.
– А то…
– Не тормози, – охолодил я его хвастовство. – ежели всё сделаем в срок и ладно, получишь копейку
– Да ну! – охренел от перспективы плотник. – Так это же ведро водки!
Я отвернулся и, вздохнув, покачал головой. И тут труд меряют водкой. Народ Москвы спивался и я это видел. Мимо наших ворот по Гостиной улице вечером одному ходить было опасно. И не по причине грабежей, хотя и это процветало, а по причине шарахающихся мимо толп пьяниц.
– Я пить не буду, – пообещал я сам себе.
Мы с плотником закончили работу почти одновременно. Я посмотрел, как он вставляет проволочные петельки в длинные плашки и вставляет в них кусочки проволоки и убедился, что его на усадьбе держат не зря.
Он, слегка хлопнув, закрыл коробку-доску и накинул на гвоздик крючок, замкнув створки и посмотрел на меня.
– Гони копейку.
Вздохнув, я отобрал у него коробку и, раскрыв, стал размечать игровое поле.
– Морилка есть?
– …
– Надо вот эти квадраты, что помечены мелом, чуть затемнить.
– А-а-а! Понятно. Сильно темнить.
– Сказано, «чуть», то есть слегка.
– Ясень пень!
Плотник взял тонкую кисточку и аккуратно пользуясь угольником, закрасил нужные квадраты. Я потрогал. Краска сразу впиталась в древесину.
– Эх, лаком бы покрыть, да сохнуть будет долго.
– Это, да, – согласился плотник.
– Покрась ещё вот эти шайбы, – попросил я.
Через некоторое время он закончил красить и я сложил шашки в открытую коробку.
– И что это у нас получилось?
– Подарок царю, Ерёма. Игра. Обязательно про тебя царю скажу.
– Как-кая такая игра, – отчего-то напрягся Ерёма.
– Настольная. «Шашки» называется.
Плотник вдруг бухнулся на колени и пополз ко мне.
– Не губи, барин! Не губи-и! – заголосил он.
– Что с тобой?!
Я отпрянул к выходу.
– Нельзя-я-я! – прошипел он, продолжая двигаться ко мне на коленях. – Нельзя-я-я!
– Что нельзя?
– Шашки-шахматы нельзя!
– Да, почему, нельзя? – оттолкнув его руки, вскрикнул уже я.
– Попы! Попы запреща-а-а-ю-ю-ю-т! Собо-о-о-р запрет наложил и митрополи-и-и-т… На-а-а ак!
Он икнул и тихо завыл.
– На-а-а к-к-к-о-о-о-л!
Сказать, что я охренел, это – мало. На меня тоже напала икота, но я справился с накатившим на меня страхом, взял доску и вышел из сарая на слегка подрагивающих ногах.
– Сейчас нажрётся в хлам, – подумал я. – И будет в своём праве.
Эта мысль слегка развеселила меня и на фоне нервного веселья я, справившись с дрожью в коленках, отправился к себе, прижимая локтем к боку злополучную доску. В комнате я положил доску на подоконник и посмотрел на неё со стороны. Она мне понравилась.
– Ну и пусть у меня лежат, – подумал я. – Сам с собой играть буду. Ещё и шахматы вырежу. Попрошу кузнеца инструмент сделать и вырежу. Болванки на станке выточу, а дальше и делов-то…
Позвали к вечерне, которая собиралась ежедневно в семнадцать часов. Отстояв и отмолившись, я плюнул на вероятность посадки на кол и вернулся «домой» за шашками. Чтобы никто не понял, что я несу, завернул коробку в чистую сорочку и побрёл, трясясь, в Кремль. Склянку с пчёлами положил туда же, в коробку-доску, как и пакетик с липовым цветом. Шашки у меня были с мешочке за пазухой.
На крыльце казначейства меня встретил дед. Глянув на свёрток, он развернул его и хотел открыть коробку.
– Э-э-э… Там склянка с пчёлами. Разлетятся.
Дед глянул на меня, нахмурился, приоткрыл коробку, помяв мешочек с липой, хмыкнул, но ничего не сказал, и мы пошли в царские палаты.
– О! Пришли! – Сурово встретил нас царь-государь. – Снова стреляет. Отпустило было, а потом…
Я пожал плечами и, развернув тряпицу, раскрыл коробку и достал ёмкость с пчёлами. Развернувшись к царю, я увидел в его глазах растерянность, а у деда на лице лёгкую ухмылку.
– Это у тебя что?
– Где? Склянка.
