– Условия вы поняли, – сказал я и пошел спать. По понятой причине в ванную я заходить не стал.
На следующий день, ровно в семь вечера я вошел в кухню с баллончиками отравы. «Слона убьет», – пообещал мне продавец. Тараканов на стенах было много меньше – это были анархисты, которые не захотели выполнять наш договор.
– Вот вас мне не жалко, – сказал я, обмотал лицо старой футболкой и начал поливать кухню ядовитой жидкостью. Через пятнадцать минут я понял, что еще немного и тараканы выйдут из битвы победителями. Я был близок к обмороку, судорогам и мучительной смерти. Бросив пустые баллончики на пол, я выскочил из квартиры, на улице сел в машину и, не оглядываясь, уехал.
Утром я веником выметал трупы и складывал их в мусорное ведро, которое быстро наполнилось до половины.
– Вот так-то! – сказал я, открыл окна и уехал на работу.
Вечером, когда я сел на табуретку, ко мне подползли три главаря. Именно подползли. От их вчерашней бравады не осталось и следа.
– Ты это… – услышал я. – Ты кончай себя травить. Мы-то выживем, а у тебя всю жизнь впереди, зачем тебе оставшиеся годы жить инвалидом? Нас осталось немного, потребности наши невелики, ты запросто сможешь нас прокормить.
На том и порешили. Оставшиеся тараканы вели себя очень прилично, на стол и стены не лезли, довольствовались тем, что падало на пол. А потом наступили девяностые, и мои рыжие друзья исчезли. Говорили, что они не выдержали новой еды, которая в изобилии появилась на прилавках магазинов. Меня это удивило – ядерный взрыв тараканы могли бы пережить, а тут какая-то еда. Мы-то еще живы – не перестаю этому удивляться.
Удивленный
Говорят, что если седина в бороду и бес в ребро, то человек уже меньше удивляется. Бороды у Сан Саныча не было, с бесом он всегда мог договориться, так что удивляться он не переставал. Увидит, иногда, клопа на подушке и удивляется. Зачем Мирозданию это животное? Почему выжила эта бесполезная ветка эволюции? Неужели этот мелкий пакостник создан для того, чтобы мешать спать эволюционной вершине?
Придет Сан Саныч на работу и тоже удивляется. Зачем, – думает он, – так много у нас сотрудников? Уволить бы половину, остальным прибавить зарплату, и ничего не изменится. Даже лучше станут они работать.
Зайдет он в курилку, а там вообще сплошное удивление. Обсуждают, например, международное положение. Слушает Сан Саныч горячие споры и удивляется, как много в курилке политических гениев, а руководят миром абсолютные тупицы.
Пришел он однажды домой, а к нему в гости удивительная сотрудница заходит. Работала она в бухгалтерии, всегда глазки Сан Санычу строила. А однажды сказала, что нажарила вкусных котлет и хочет этими котлетами Сан Саныча удивить. Сели они на кухне, выпили вина, потом водки, съели котлеты и спать легли. А утром сотрудница говорит Сан Санычу:
– Удивительный ты мужчина, Сан Саныч. Выпили вроде немного, а ты лег и сразу захрапел. Уж и не знаю, мужчина ли ты?
Промолчал Сан Саныч, не знал, то ли ему обидеться, то ли удивиться. На следующий день она снова с котлетами приходит и говорит:
– Ты, Сан Саныч, котлеты ешь, а вино не пей. Хочу я кое в чем убедиться.
Подумал Сан Саныч и говорит:
– Ты лучше домой иди. А то я человек удивительный и так могу сейчас тебя удивить, что потом жалеть будешь.
Ничего не поняла сотрудница, только фыркнула и ушла.
Сотрудница
Работаю я программистом, да не обычным, которые дома сидят и чаи попивают, а в офисе с девяти до шести. Это причуда шефа, старого волка, который еще язык АЛГОЛ помнит. Есть у него еще одна причуда: он требует, чтобы мы комментарии в программах писали, и все переменные описывали.
– Вот уволю я вас, или, еще хуже, вы заболеете, придет новенький на ваше место и сразу поймет, что переменная Х – это время работы программиста от его зачисления до увольнения.
Мы ничего не поняли, а он смеется. Так-то он человек угрюмый, но над своими шутками посмеяться любит.
Пришла как-то к нам новая сотрудница. Блондинка, глазки голубые, реснички, фигурка, ножки – все на высшем уровне. Ну, думаем, сейчас начнется. Заходит шеф и говорит, чтобы она разобралась в программе, которую ее предшественник написал. А сам он завтра придет и скажет, что тут надо изменить. Смотрим мы на нее, ждем, что она пощады попросит, вопросы начнет задавать. А она пошла в буфет, пришла с чашкой кофе, села за компьютер и до конца дня не вставала. Смотрит на экран, кофе попивает, карандашиком себе по щеке постукивает.
На следующий день приходит шеф, они пошептались немного, шеф ушел, она снова кофе принесла и начала барабанить по клавишам. Только красные ноготки мелькают, как будто мотыльки над клавиатурой порхают. Побарабанила она до обеда, сходила к шефу, вернулась, компьютер выключила, сказала всем «до завтра» и ушла. Мы только рты разинули. Тут шеф заявился, поднял палец и сказал, чтобы мы у нее учились работать.
Вот тут мы все в нее и влюбились. Больше всех Михей влюбился. Парень он опытный, да к тому же холостой. На следующий день утром он подсаживается к ней и спрашивает, нет ли у нее вопросов. Вопросов у нее не было. Тогда Михей предлагает ей кофе принести, а она говорит, что сама сходит, потому, как кофе она по-особому заваривает. Михей не растерялся и спросил, не нужна ли ей какая-нибудь другая помощь? Осмотрела она его, а Михей парень видный, там есть что осматривать, и говорит, что помощь нужна. На ее дачу машину песка привезли, у забора свалили, и не поможет ли он этот песок сегодня вечером раскидать по дорожкам?
Сказала это и ушла. Мы тут начали Михею советы давать: причешись, ногти постриги, торт купи, вино, фрукты. Провожали его всем отделом, жали руку, махали на прощанье.
Утром пришел Михей, и она за ним. Сидят, по клавишам стучат. И только она к шефу ушла, мы к Михею: давай, рассказывай!
Оглянулся Михей на дверь и тихо так сказал, что все было отлично. Песка было немного, они с ее мужем его за час раскидали. А торт и фрукты он на работу принес, как только она уйдет, мы ими и займемся.
Торт
– Какая может быть мистика в торте? – спросила нас Марина Николаевна, женщина солидная, старший научный сотрудник. – А вот есть и в торте загадки.
Мы всей лабораторией сидели за столом и пили чай – отмечали то ли Восьмое марта, то ли чей-то день рождения. Сейчас уже не помню, но это неважно.
– Мистика есть везде, – сказал Боря, наш самый молодой сотрудник. – Мистика уже в том, что Марина Николаевна об этом заговорила.
Боря был прав. Марина Николаевна могла связать более трех предложений только тогда, когда говорила о науке. Всякие бытовые темы ее не интересовали, и когда наши женщины начинали обсуждать цены в магазинах или молодежную моду, то она демонстративно выходила из комнаты и шла в библиотеку, чтобы ознакомиться с последними статьями по ее теме.
Так вот, был у меня мистический случай с тортом, – начала рассказ Марина Николаевна. – Уехал как-то мой муж в командировку, а у меня слабость – люблю я сладкое. Дай, думаю, куплю себе тортик и съем его. Все полегче будет переносить разлуку. Зашла в булочную, выбрала свой любимый «наполеон», продавщика показала мне его, закрыла коробку, перевязала ленточкой, положила в пакет и дала мне. Я оплатила, принесла домой, положила в холодильник и начала готовить ужин. Перекусила, включила чайник и хотела достать торт. Открываю холодильник, а торта нет! Я все полки обшарила – нет торта. Так, думаю, надо рассуждать логически. Продавщица мне его в пакет положила, я к кассе подошла, оплатила картой. Тут же в телефоне проверила – оплата прошла. Иду домой с тортом, открываю подъезд магнитным ключом, подхожу к лифту. Как сейчас помню – пакет с тортом в другую руку взяла. Вошла в лифт, нажала кнопку, вышла, ключ от двери уже был в руке. Зашла на кухню, пальто даже не сняла, открыла холодильник, поставила коробку с тортом на полку, вернулась в прихожую, сняла пальто, помыла руки в ванной, начала варить овсянку. Все помню, а торта в холодильнике нет! Ладно, думаю, чудес не бывает, потом все выясню. Выпила чай с сухариками, приняла снотворное и спать легла. А на следующий день…
– Купили еще один торт, – догадался Боря.
– Совершенно верно. Купила, дошла до подъезда, там на скамейке бабушка сидела, так я ей специально сказала, что сегодня буду баловать себя сладеньким, и пакет с тортом ей показала. Поднялась к себе, торт в холодильник поставила, а сверху баночку с кизиловым вареньем – это чтобы торт никуда не убежал. Сварила кашу, включила чайник, открываю холодильник, а там…
– А там пусто? – спросил Боря.
– Да, ни торта, ни баночки с вареньем. Сказать честно, я даже не удивилась. Если чего-то ждешь и это случается, то появляется чувство удовлетворения. Я спокойно все продумала, сходила к лифту, спустилась вниз, осмотрела вестибюль, ступеньки перед подъездом – ничего! Я вернулась, налила полстакана коньяка, залпом выпила и легла спать. Даже думать ни о чем не хотелось, хотя, было о чем – надо грант дописывать, последние эксперименты заканчивать. На следующий день…
– Мы уже догадались, – сказал наш инженер, – путь домой лежал через булочную.
– Именно так! Я намеренно старалась ничего не запоминать, думать о работе, было интересно – исчезнет ли и этот торт. Вхожу я в квартиру, в руках пакет с тортом – это я хорошо помню, вижу на кухне свет горит. Муж вернулся, чай пьет. Увидел меня с тортом и спрашивает – кого это мы в гости ждем? А сам на кухонный прилавок показывает, где две коробки с тортами стоят. Я как закричу! Не было ничего на прилавке, я же там кашу в кастрюльку насыпала и утром там кофе заваривала.
– Не было, – говорит муж, – прилавок чистым был.
Тут я и села. Хорошо, что стул рядом оказался, ноги просто подкосились.
– Где? – спрашиваю, – где они были?
– В шкафчике, что рядом с холодильником, – говорит муж. – Я как увидел, не знал, что и подумать.
Мы все посмеялись, посоветовали Марине поменьше думать о науке, а Боря сказал, что у него мистики тоже хватает.
– В прошлую субботу, – начал он рассказ, – пошел я на вечер в Патентную библиотеку. Это на набережной, около Киевского вокзала. Там одни девчонки работают, они на таких вечерах женихов себе ищут. Пригласил я на танец одну блондинку, пухленькую, люблю таких. Танцуем мы, значит, ну я, как обычно: что завтра делаете, давайте встретимся, поближе познакомимся. Она не против. Договорились в воскресенье у памятника Пушкину. Это всем удобно – туда с любого конца Москву на метро за полчаса добраться можно. Прихожу, темно уже, фонари горят. Девушек там штук десять. Кто блондинка – не разберешь. Вся в шапочках. Лица я не помню, когда танцуешь щека к щеке, то не на лицо смотришь, а других девушек разглядываешь. Хожу я, в общем, жду, когда Аня, так ее звали, сама ко мне подойдет. Вот подходит, берет под руку, говорит: «Здравствуй, Боря». «Здравствуй, Аня», – говорю. Ура, думаю, не надо мне напрягаться. Я на всякий случай понюхал ее – точно она, духи те же самые. Она предлагает по Тверскому бульвару погулять, там лампочки цвет меняют, нравится ей это. Идем, я спрашиваю, как ей в библиотеке работается?
– Хорошо, – говорит, – работа простая, есть время к экзаменам в МГУ подготовиться.
Отлично, думаю, девушка серьезная, симпатичная, может у меня с ней что-то и получится.
– А как посетители, – спрашиваю, – не очень докучают?
– Не очень, – отвечает, – в четверг смешно было. Приходит одна, просит пособие о математике для поступающих в вуз. А какие у нас пособия? Она скандал подняла, говорит, что она на двух автобусах к нам добиралась, время потеряла.
Я киваю, соглашаюсь, что у них никаких пособий не бывает. Она говорит, что обычно к ним пенсионеры приходят, сидят по часу, журналы листают, картинки там смотрят.
– Схемы, наверное, – говорю, – какие у вас картинки.
Она смеется.
– Картинки пляжей и женщин в бикини.
Тут я мистику и заподозрил.
– Ты же в Патентной библиотеке работаешь? – спрашиваю.
Она говорит, что работает в обычной, районной.
– Аня, мы же с тобой вчера танцевали, – говорю. – Я же еще сказал, что ты самая красивая на этом вечере.
Тут она ойкнула, убрала свою руку и назад к памятнику побежала.
– Ха-ха, – сказал наш инженер, – конец истории был предсказуемым. Ты назначил ей свидание неделю назад и забыл про это.
– Нет, – сказал Боря. – Ничего я ей не назначал. Темно же было. Это она меня с другим Борей перепутала.
Путаница
Прочитал я последние этюды и огорчился. Во-первых, Михаил Зощенко эти правдивые истории описал бы гораздо лучше. Во-вторых – не мой это стиль. Я же пофилософствовать люблю, о великом и вечном подумать, а тут какая-то бытовуха с предсказуемыми концовками. Стал я думать о следующем этюде с ключевым словом «путаница». И столько сюжетов придумал, только записывать успевай. Потом понял, что, когда сюжетов много, это значит, что все они дерьмо, нет хорошего сюжета. Так у мужчин бывает, когда у него много женщин одновременно. Огорчился я и вспомнил, как мучился, когда роман о любви писал. А история с этим романом такая.
Пришла как-то жена ко мне в кабинет и говорит:
– Ты все какую-то мелочевку пишешь, больше абзаца написать не можешь. А напиши-ка лучше роман о любви. Большой, со многими героями. Такой, чтобы сел человек в поезд Москва-Сочи, залез на верхнюю полку, открыл твой роман в Москве, а закрыл бы в Сочи, забыв и про вагон ресторан, и что у него вареная курица с бутылкой пива в сумке лежат.
Ха, как нечего делать! Тогда я собой гордился, считал, что во мне проснулся писательский талант, хвастался, что могу за десять минут написать хороший рассказ о том, как чищу картошку. Короче, сел я за роман, две главы за вечер написал, гордый хожу, на себя в зеркало с восторгом поглядываю.
На следующий день перечитал – как-то просто все. Он любит ее, она любит его, проходит время, они друг другу надоели, поехали в отпуск, там он встречает девушку, но замутить с ней не решается, так как рядом жена и вообще он не по этому делу.
– Таких историй у каждого полный ящик, – думаю, – надо больше героев, все запутать, пусть читатель затылок чешет.
И что? Появились в романе еще штук пять женщин и с десяток мужчин. Все они друг друга любят, не любят, плюют, целуют, к сердцу прижимают, а в конце всех к черту посылают. Читаю, сам уже ничего не понимаю. Вроде по отдельности каждая история жизненная, но такая путаница на страницах, такой везде бардак, что нужно блок-схемы рисовать, чтобы хоть немного во всем этом разобраться.
Хорошо, думаю, это мне сложно, а читатель он вдумчивый, разберется. Посылаю рукопись знакомому писателю. Мы с ним книгами перед публикациями обмениваемся. Я его хвалю, а он меня ругает. Прочитал он, пишет, что дальше пятой главы не продрался, запутался.
– Кто у тебя любовник Алены? – спрашивает. – И почему Панкрат сначала встречался с одной, любил другую, а женился на третьей?
– Кто такой Панкрат, – думаю, – Неужели есть такой у меня герой?
В общем, роман и сейчас лежит в ящике стола, ждет, когда автор разберется со всеми путаницами, а то – ишь! – романист выискался. Про любовь хочет написать. Роман о любви должен быть Книгой с большой буквы.
Книги
Давно прошло время, когда книги были дефицитом. За воспоминания Александра Бенуа тогда спекулянты просили сумму, размером в среднюю месячную зарплату.
– Однова живем, – сказал я жене.
– Ой, – сказала она, догадавшись, что я иду к букинистическому магазину, около которого шла торговля книгами.
Я вернулся с томиками Бенуа. Покупку теплых югославских перчаток пришлось отложить на следующий месяц.
– Ты ведь не будешь это читать, – сказала жена, помыла яблоки, положила в вазочку и легла на диван с первым томом.
– Важна возможность, – сказал я, думая, какое место на книжной полке украсят эти книги.
На работе я похвастался своей добычей. Женщины посмотрели на меня строго, но вслух осуждать не стали. «Это лучше, чем водку пить», – услышал я чей-то шепот. «Даже не знаю, что хуже», – прошептала другая.
Мы с химиком, который в электронике разбирался лучше, чем в химических формулах, спустились в подвал, где стоял огромный спектрометр. Компьютер у него не работал, и мы уже месяц пытались его починить. Я рассказал ему о Бенуа.
– Интересуешься этим периодом? – спросил он, включив паяльник.
Я жестами показал, что это неважно.
– Как жена отреагировала? – продолжил он допрос.
Я вздохнул, но не так грустно, показывая поднятыми бровями, что меня иногда понимают.
– Нормально, – сказал химик. – Ты что-то в дом принес, хозяйство увеличил. А я вот без разрешения жены на день рождения другу наш трехтомник О’Генри подарил.
Он вздохнул, хотел что-то добавить, но паяльник разогрелся, и мы начали работать.
