– Э… нет…
Встречаемся с ним взглядами, играем в гляделки, наконец, он не выдерживает:
– Ну, привет.
Еле выжимаю из себя:
– А… привет.
Он садится на кресло рядом со мной:
– Можно?
– А… ну да… Ты… ты как?
– Да ничего… а ты?
– Да… да ничего так.
– А ты хотел операционку свою сделать.
– Ну так это ж вообще убиться надо, оно надо, убиваться-то?
– А… ну тоже верно… А чего ты так, за все хватаешься, ничего до конца не…
– …да не я, а ты!
– А… ну да…
Все еще не верю, что говорю сам с собой…
– …есть кто живой?
Дом отвечает тишиной, но какой-то не заброшенной, а такой, как будто совсем недавно здесь были люди, как будто дом ждет хозяев, быть может, нас…
Лида хлопает в ладоши.
– Ты… ты чего?
– Свет включаю, чего.
– Э-э, свет вообще-то выключателем включается…
– Какой свет, электрический, что ли? – Вилыч фыркает, – ишь чего вспомнили, шутники какие…
– А что такое?
– То такое, его уже двести лет, как нет…
– Невесело у вас там в Хабаровске.
– В ка-аком Хабаровске, нигде нету!
– А… а что случилось?
– Мил человек, вам курс истории повторить?
Холодок по спине.
– А… а пожалуйста.
– Сами учебник почитайте… о-о-ох, молодежь, ничего не знает…
– Нет, правда, – рискую нарваться на очередной скандал, – почему света-то нет?
– А нефть тебе вечная, что ли? Кончилось электричество ваше…
Страшная догадка:
– А… а какой у вас год?
– У нас две тыщи сто седьмой, а у вас?
Даже не говорю, что двадцать третий. Две тысячи. Безо всяких сто. Приглядываюсь к Балде, думаю, из какого века он может быть, если вообще не из средневековья…
– …чего надо?
Смотрю на себя над изголовьем кровати, что вообще творится…
– Чего, не спится тебе, сказку тебе рассказать или колыбельную спеть? Или темноты боищься?
– Да не… я в ноут посмотрел…
– И чего?
– Вот это… – я показываю себе на запись, – ты мне письмо прислал?
– Какое еще письмо?
– Это вот… найди трех самих себя, это очень важно…
– Не я…
– …а адрес стоит от меня к тебе…
– …охренеть… значит, кто-то третий есть…
– …если только третий. А не четвертый, пятый и десятый.
– Надо будет проверить, пошукать…
– Как ты пошукаешь, комп-то один и тот же…
– В смысле?
– Ну, в смысле, мы с тобой одинаковые, и компы у нас одинаковые, сечешь?
– А… а почему так?
– И ты у меня спрашиваешь?
– А у кого? Ты у нас умный… еще бы делал чего-нибудь, вообще цены бы тебе не было…
– Да на себя посмотри, я в тебя такой!
– Это я в тебя такой, ты…
…мир крутится волчком, какого черта я делаю, а ведь давненько мечтал самого себя по стенке размазать, за все, за все, за то, что не умею ни черта, за что бы ни взялся, сразу лапки опускаю, черт бы меня драл, за то, что другие уже… а я еще, за… за…
Моя голова с хрустом и треском впечатывается в дверной косяк, какого черта я только что сделал, почему я не встаю, почему у меня голова повернута на какое-то немыслимое число градусов, до которого математика еще не додумалась, я, конечно, сова, но не до такой степени, и нечего на меня таращиться, не мигая, так мертвые смотрят, а я же…
Топот ног, Вилыч, Лида-не-Лида, Балда, смотрят на меня, на второго меня, понимаю, что дело дрянь, что бежать надо, бежать, распахиваю дверь…
– А-а-а-а – а-а!
Кажется, орем все вместе, когда видим за дверью вон то, даже не могу понять, что именно, полупризрачное, полубестелесное, и в то же время оно кажется максимально плотным, смотрит на нас – без глаз, без лица, но смотрит, движется к порогу…
Захлопываю дверь за секунду до того, как существо касается порога. Лида-не-Лида пытается спросить, что это было, не успевает, я второй неуклюже поднимаюсь с ковролина, бормочу слова, которые при Лиде-не-Лиде говорить нельзя. Я, стоящий у двери, одергиваю себя, стоящего в углу, я в углу кажется даже не замечаю себя, растерянно ощупываю шею:
– Это… это как это вообще, а?
– Что вообще?
– Да что-то я не замечал, чтобы мертвые вот так оживали…
– Слушайте, а может… может, мы уже все мертвые? – спрашивает Лида-не-Лида.
– Ну что такое говорите, мы… – я второй прижимаю руку к груди, еще, еще, почему-то уже понимаю, что ничего там не найду, пульс, пульс, где он этот пульс, ни сердца, ни пульса, ни…
…бросаюсь на кухню, выискиваю что поострее, вонзаю в запястье, так и есть, ничего…
Балда мечется вокруг меня, истошно орет, чтобы я этого не делал, я показываю ему на руку, смотри, смотри, крови нет, ничего нет, смотри, смотри…
– …так, надо понять, что нас всех объединяет, – Лида-не-Лида устраивается на подоконнике с чашкой кофе, – вот мы с вами не встречались никогда, – кивает в мою сторону, – может, в будущем встретимся? У вас какая фамилия?
– Так я даже имени своего не помню, а вы про фамилию!
– Нет, ну вот, например, я с мужем разведусь, с вами встречусь, а Вилыч наш сын там или внук…
– А Балда?
– Кто-о?
– Э-э-э… ну… этот… Барто… Болто…
– Балтасаро.
– А… ну да… он…
– …он мне сказал, что жил в тысяча девятьсот десятом году…
– Вот как… а у вас в роду…
– …не было итальянцев.
– И у меня не было…
– Вот что, а может, этот Балтасаро кого-нибудь из наших предков убил или наоборот не убил, и мы появились, или наоборот, не появились…
– Ну, вас и понесло…
– А вы что предлагаете? У вас какое объяснение?
– Не знаю я… улыбнитесь, вас снимает скрытая камера…
– …ты хоть понимаешь, что он тебя отдаст? Или меня? – ору я себе в лицо.
– С чего ради?
– С того ради, на хрена ему два одинаковых человека в коллекции? Вот сецчас и поменяет на какого-нибудь Авраама Линькольна или Наполеона Бонапарта…
– Кстати, а чего-то Бонапартов с Линькольнами среди нас не видать…
– Ну, если бы ты в потолок не плевал, а за ум взялся, глядишь, и были бы…
– Да ну тебя, я серьезно…
– Ну, если серьезно, так всякие Пушкины с Менделеевыми подороже стоят, чем хреновый айтишник с руками не из плеч… Это мы мелкая сошка копеечная, цена сто рублей за ведро…
– Но как нас двое-то оказалось?
