История схоластического метода. Второй том: По печатным и непечатным источникам
Мартин Грабманн
В первой части второго тома представлены выдающиеся богословы религиозно-философское направления в католической Церкви средней схоластики (XII век и начало XIII века). XII век и первые десятилетия XIII века – это время основания доктрины и метода высокой схоластики, время становления и развития, поиска и испытания. Книга будет полезна философам, историкам и широкому кругу читетелям.
История схоластического метода
Второй том: По печатным и непечатным источникам
Мартин Грабманн
Переводчик Валерий Алексеевич Антонов
© Мартин Грабманн, 2024
© Валерий Алексеевич Антонов, перевод, 2024
ISBN 978-5-0062-2824-5 (2-1)
ISBN 978-5-0062-2820-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
После двух лет кропотливой работы за первым томом моей «Истории схоластического метода» теперь может последовать второй. Этот том, представляющий дальнейшее развитие схоластического метода в XII и начале XIII века, не только значительно полнее своего предшественника, но и, вероятно, превосходит его по богатству новых результатов. Непечатные материалы, к которым я обращался в максимально возможной степени, побудили и позволили мне внести ряд исправлений и новых записей в картину истории теологии, философии и догматики XII века. Выдающиеся богословы, до сих пор почти не известные по именам, выходят на первый план при освещении манускриптов. Здесь я имею в виду только Роберта из Мелена и парижских сумистов, группировавшихся вокруг Петра из Пуатье на пороге XIII века. Изучение всех печатных источников также выявило много новых точек зрения. Часто противоречивая оценка схоластических личностей и направлений со стороны историографии подтолкнула меня к формированию суждения, максимально соответствующего действительности, путем глубокого изучения источников и добросовестного взвешивания всех факторов, которые принимались во внимание. Предстояло также провести ряд историко-критических исследований, в частности, рассмотреть и решить вопросы подлинности.
Вы можете и, возможно, будете не согласны со мной по некоторым пунктам, но вам придется признать, что я подходил к спорным вопросам объективно и непредвзято и потратил много труда, чтобы разрешить их.
Кропотливые изыскания часто скрашивались для меня погружением в духовную жизнь тех привлекательных мыслителей XII века, в которых соединились и взаимопрониклись правдивый научный энтузиазм и мистическая внутренность. Богослов наших дней также может освежиться и воспрянуть духом благодаря богатому и славному внутреннему миру, например, Гуго Сен-Викторского.
Исключительно благосклонный прием, который первый том получил от критиков во всем мире, позволяет мне с уверенностью передать публике это продолжение. Если Господь сохранит мое здоровье и творческие силы, то третий том, подготовка к которому в основном завершена, не заставит себя ждать.
В работе над этим томом мне очень помогли библиотеки и коллеги-ученые. Я хотел бы поблагодарить директоров всех библиотек, которые предоставили мне рукописи или снабдили меня сведениями, прежде всего Королевскую придворную и государственную библиотеку в Мюнхене, Ватиканскую библиотеку в Риме, Амброзианскую библиотеку в Милане, Национальную библиотеку и Мазаринскую библиотеку в Париже, затем Королевские библиотеки в Бамберге и Берлине, Императорскую и Королевскую придворную библиотеку в Вене, университетские библиотеки в Базеле, Эрлангене и Инсбруке, библиотеки аббатств в Адмонте, Санкт-Галлене, Хайлигенкройце, Монтекассино и Святого Петра в Зальцбурге, Публичная библиотека в Брюгге и, наконец, королевская библиотека и библиотека семинарии в Айхштатте.
Особую благодарность я выражаю достойному директору Ватиканской библиотеки отцу Францу Эрле, который несколько раз фотографировал для меня рукописи. Доктор Акилле Ратти, префект Амброзианской библиотеки в Милане, также любезно предоставил мне фотографии рукописей.
Г-н П. Бонифац Стакемайер 0. S. B. в Монтекассино сделал для моей работы обширные выписки из рукописи (см. с. 305 и далее), а г-н П. Ландолин де Вильде O.F.M. в Кваракки скопировал значительную часть пролога к «Сентенциям Роберта Мелунского» из Кодекса 191 в Брюгге (см. с. 341 и далее). Я смог сделать несколько дополнений к нему во время моего пребывания в Брюгге в прошлом году. Я хотел бы выразить глубочайшую благодарность этим двум ученым за их жертвенную поддержку моего исследования. Я также получил ценные сведения от профессора П. Я. де Геллинка в Левене, доктора Пельца в Риме и доктора Броммера в Бузенбахе близ Карлсруэ.
Мой дорогой друг, профессор королевской гимназии доктор Фридрих Дегенхарт, вновь разделил со мной бремя корректуры. Указателем лиц я обязан готовности городского капеллана господина Бенгеля в Монхайме.
Айхштетт, 8 августа 1911 г.
Автор.
Введение
Свидетельства XII века.
Развитие научной жизни эпохи можно понять на самом глубоком уровне, только если представить себе культурные движущие силы всего периода.
Как правило, успех в науке является признаком и доказательством того, что другие области культуры того или иного времени и той или иной нации также переживают подъем. Благоприятные внешние обстоятельства или события обычно служат достойным объяснением расцвета богатой интеллектуальной жизни в определенное время. Поэтому целесообразно вкратце обрисовать исторический фон, на котором выделяется развитие схоластического метода со смерти Ансельма Кентерберийского до первой трети XVIII века, – историческую сцену, по которой в основном двигалась схоластика XII века. В сущности, Ансельм Кентерберийский, чей могучий мыслитель в последнем разделе первого тома вел нас от времен предсхоластики к собственно схоластике, уже вел дело своей ученой жизни в обстоятельствах и условиях, которые также повлияли на развитие схоластики, о которой пойдет речь в этом томе. В последние десятилетия XI века борьба Григория VII за церковную свободу, за моральное и интеллектуальное возвышение духовенства имела благоприятные последствия, начав эпоху идеального подъема и пламенного религиозного энтузиазма.[1 - Grrabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 258 ff. Ср. также A. Dufourcq, Saint Anselme: son temps, son r?le, в Revue de philosophie XV (1909) 593—604.] Мощная тоска по вечному и божественному охватила дух. Этот религиозный пыл нашел свое всемирно-историческое выражение в Первом крестовом походе.
Этот идейный импульс, властно охвативший в то время христианские народы, вызвавший к жизни крестовые походы и христианское рыцарство, привел также к обнадеживающему ренессансу научной жизни. Под девизом «Fides quaerens intellectum» Ансельм Кентерберийский основал собственно схоластику, рыцарство разума, которое должно было завоевать святую землю божественных тайн щитом веры и мечом спекулятивной мысли. Крестовые походы повлияли на ход развития, поскольку привели европейские народы в соприкосновение с греческой и арабской культурой и литературой. В результате в интеллектуальной жизни Запада появилось множество новых научных материалов и вдохновения[2 - Ср. Hergenr?ther Kirsch, Kirchengeschichte II4, Freiburg i. Br. 1904, 543.].
Пробудившееся к концу XI века интеллектуальное движение и обновление охватило, в частности, Францию, родину крестоносной идеи, и именно в этой стране оно получило наибольшее развитие в XII веке. Поэтому вполне понятно, что именно через французский климат в XII веке устремился вперед поток схоластических спекуляций. Как отмечает А. Эрхард,[3 - Средние века, Майнц 1908, 223.] Франция стала «главным театром научной теологии, начиная с XII века». Это интеллектуальное превосходство Франции объясняется разными причинами[4 - Там же.]. Во-первых, церковная реформа и подъем религиозной жизни были впервые поддержаны во Франции движением клюнийцев[5 - Однако движение клюнийцев имело в этом отношении скорее косвенное влияние, поскольку работало на возвышение религиозной жизни, чем прямое.].
Кроме того, внутренняя церковная жизнь Франции не была затруднена церковно-политической борьбой, которая не угасла в немецких землях даже после окончания Спора об инвеституре и вновь разгорелась при Фридрихе Барбароссе. В конце концов, во Франции еще не были забыты научные традиции эпохи Каролингов. Соборные и монастырские школы увековечили память о более ранних культурных эпохах.
Интеллектуальный ренессанс» Франции в XII веке проявился в самых разных областях культуры и церковной жизни[6 - Ср. G. Robert, Les Ecoles et l’enseignement de la theologie pendant la premiere moitie’ du XIle siecle, Paris 1909, 2 ff.].
Ренессанс XIV и XV веков, возрождение классической античности в эпоху гуманизма, напоминает нам о подъеме латинской поэзии и гуманистических начинаний в целом. Гильдеберт Лавардинский (около 1133 г.), как правило, считается одним из самых совершенных латинских поэтов Средневековья[7 - B. Haureau, Les Melanges po?tiques d’Hildebert de Lavardin, Paris 1882. C. Pascal (Poesia latina medievale, Catania 1907) обрабатывает Le miscellanee poetiche di Ildeberto.]. Церковное красноречие также процветало во Франции в XII веке. Бурген, с которым согласен и Лекой де ла Марш, считает, что XII век стал высшей точкой французского кафедрального красноречия[8 - Bourgain, La chaire franQaise au XIIe siecle, Paris 1879, 370: «Pendant tout le moyen ?ge, la chaire ne fut jamais plus grande qu’au XIIe siecle. Ср. Lecoy de la Marche, La chaire franQaise au moyen ?ge spe «cialement au XIII siecle, Paris 1886, 11.]. В это время Франция также открыла новые горизонты в развитии христианского искусства. Интересно совпадение, что готический стиль, который так часто сравнивают со схоластикой и называют каменной схоластикой, возник именно в регионе Иль-де-Фра?нс. Одновременно с написанием богословских афоризмов и сумм, главным образом в Париже, и детальной проработкой схоластического метода преподавания и изложения, во Франции также в значительной степени строились готические соборы[9 - B. K leinschmidt, Lehrbuch der christlichen Kunstgeschichte, Paderborn 1910, 87 ff. R. Lemaire, La logique du style gotique, в Revue neoscolastique de philosophie XVII (1910) 234—245.].
Таким образом, во Франции в XII веке развернулась насыщенная интеллектуальная жизнь, обеспечившая стране гегемонию в схоластике. Расцвет схоластики во Франции, в частности, является выражением и следствием общего культурного подъема.
Описав среду, в которой развивалась схоластика в XII – начале XIII века, мы должны также несколькими штрихами обрисовать физиономию этого схоластического периода и кратко оценить его значение для схоластики в целом. Это в высшей степени значительный, весьма интересный, но и очень сложный период.
Схоластика XII и начала XIII веков имеет огромное значение для развития схоластики в целом, поскольку в ней заложена основа и подготовка высокой схоластики. В эпоху св. Фомы Аквинского схоластика предстает перед нами как нечто ставшее, развившееся, методологически завершенное. XII век и первые десятилетия XIII века – это время основания доктрины и метода высокой схоластики, время становления и развития, поиска и испытания. В эту эпоху в значительной степени был подготовлен систематический труд высокой схоластики. Афоризмы и суммы XII века заложили контуры богословской доктринальной структуры и представили ее высокой схоластике. «Корни системы теологии, которая великолепно развилась в XIII веке, лежат в XII веке, и все суммы теологии, которых было немало не только до Александра Аленсиса, но и до и во времена Петра Ломбарда, и большинство из которых до сих пор можно найти в рукописном виде в библиотеках, прямо или косвенно указывают на Париж».[10 - Denifle, Die Universit?ten des Mittelalters, Bd I: Die Entstehung der Universit?ten des Mittelalters bis 1400, Berlin 1885, 46.] В XII веке также развивается внешний схоластический метод преподавания и изложения в сочетании с техникой диспутов. В этом же веке утверждается научный идеал «Fides quaerens intellectum», с установлением и гениальным воплощением которого Ансельм в часто трудных обстоятельствах открыл собственно схоластику и передал ее будущим временам. В частности, достижением этой эпохи является то, что расширенные знания аристотелевской логики были поставлены на службу этой схоластической программе. XII век стал основополагающим и для аристотелизма высокой схоластики. Публикация всего «Органона» мощно стимулировала энтузиазм к Аристотелю, хотя преимущественно платоновско-августиновский характер рассуждений оставался нетронутым. Восприятие аристотелевской логики как формального канона для преподавания и письма стало предпосылкой для восприятия аристотелевской метафизики, физики, психологии, этики и т. д. для разработки и построения содержания схоластической доктрины.
Хотя к концу XII века эти труды стагиритов постепенно привлекли внимание схоластики и мощно захватили ищущие истину умы, еще предстояло преодолеть множество препятствий, развеять множество предрассудков и проделать большую интеллектуальную работу, прежде чем реальное использование содержания и радикальное влияние этой литературы на схоластику стало реальностью.
Как бы то ни было, «Действия Аристотеля» [11 - P. Mandonnet, Siger de Brabant (?tude critique) a, in Les Philosophes Beiges VI, Louvain 1911, 1 ff.]уже в XII веке сделали значительные и зарождающиеся заявления. Наконец, чтобы затронуть последний момент, имеющий принципиальное значение для последующего периода, следует отметить, что этот век был временем серьезной борьбы за логически и теологически правильную терминологию, и именно в этом вопросе высокая схоластика была сильно продвинута вперед.
Систематическое изучение большинства ненапечатанных афоризмов и сумм этой эпохи может дать значительные результаты с точки зрения истории догматики для развития богословского языка.
Таким образом, XII век во многих отношениях предстает как подготовка и основание высокой схоластики. Научный труд и метод работы Аквинского понимается и оценивается во всей его значимости и уникальности, когда он представляется в свете сравнительно-аналитического исторического подхода как кульминация богатой, более ранней интеллектуальной работы, зачастую выполненной независимой рукой.
Во многих отношениях XII век также является интересным периодом, приковывающим к себе исторический взгляд. Наука и интеллектуальная культура этого периода демонстрирует, прежде всего, большее разнообразие, чем развитая схоластика. Гуманистические тенденции более раннего времени, духовная и светская латинская поэзия, грамматические и диалектические сочинения, проявления научных наклонностей, обилие библейских комментариев, богословских афоризмов и сумм, памфлетов и квестов, Дошедшая до нас переписка многих ученых, обширная литература проповедей, канонических сборников и изложений, наконец, проникновенный и содержательный латинский мистицизм – все эти и другие формы интеллектуальной жизни и деятельности составляют общую литературную картину XII века в новом и разнообразном виде. Общая литературная картина XII века отличается свежестью и разнообразием красок[12 - Ср. J. A. Endres, Thomas von Aquin, Mainz 1910, 5.].
В сочинениях этого периода также, несомненно, больше индивидуальности и субъективного настроения. Даже разнообразные надписи на книгах, часто заимствованные из греческого языка, предисловия и посвящения, которые мы часто встречаем, придают ранней схоластике более личный акцент, чем мы видим в более теоретически и строго фактологически ориентированной высокой схоластике. Кроме того, переходные и подготовительные периоды, брожение и борьба дают много психологических стимулов для генетического взгляда на историю, чего не дает проясненная и закрытая эпоха. Наконец, исследователь, работающий с рукописным материалом, испытает в рукописях XII века много радостных сюрпризов с точки зрения палеографии, а также художественной эстетики, радостей, которые реже даются при чтении тесно написанных рукописей францисканских и доминиканских богословов последующих веков, изобилующих аббревиатурами.
Наконец, XII и начало XIII веков также были сложным периодом. Периоды развития и постепенного созревания, когда зачастую незавершенные направления еще противоречат друг другу, когда еще не установилось единство и определенность научных методов и доктрин, – такие периоды ставят множество загадок перед исследователем, следящим за ходом и факторами развития, и вызывают большие трудности, особенно для изложения, стремящегося к ясности и понятности. «Живая интеллектуальная деятельность XII века, – замечает Дж. А. Эндрес,[13 - Thomas von Aquin 7.] – «не связаны никакими объединяющими узами, не поддерживаются никакой общей великой проблемой.»..
XII веку, как бы ярко он ни упражнял и ни закалял свои силы в многообразных задачах, не хватало великой проблемы, которая привела бы к более общему использованию и глубокому возбуждению умов, которая объединила бы их своей значимостью и в то же время разделила бы их в зависимости от выбора позиции». С философской точки зрения это, несомненно, верно. Проблема универсалий не могла стать большим основанием для единства и точки согласия между философствующими умами, тем более что она была задумана с преимущественно диалектической точки зрения.
I. Общая часть Общие факторы и точки зрения в развитии схоластического метода в XII и начале XIII века
Первая глава. Развитие высшего образования
§1. Постепенная централизация высшего образования в Париже
Вероятно, самой решающей причиной подъема схоластики во Франции в XII веке и расцвета развитой схоластики в XIII веке, мощным фактором дальнейшего развития и окончательного закрепления схоластического метода, было развитие школ во Франции, развитие, которое привело к постепенной централизации академического преподавания в столице Франции и, наконец, к созданию и организации Парижского университета, этого центра схоластических исследований. [14 - «Парижская школьная среда является также основным местом интеллектуальной активности. II Talimente et la domine, alors meme qu’elle se r?pand et se diffuse au loin en tous les points de la chr?tiente» (Mandonnet, Siger de Brabant [etude critique] 28).]Развитие академической жизни шло рука об руку с развитием школ. В те времена школа была единственным путем к высшему образованию. Чтобы заниматься наукой, нужно было сидеть у ног учителя.
Схоластическая литература – это отчасти письменная фиксация устного преподавания искусств или теологии, но она также тесно связана со школьной жизнью. Сколько схоластических сочинений было написано по просьбе учеников!
Например, предисловия к «Introductio ad theologiam» Абеляра, к «De sacramentis christianae fidei» Гуго Сен-Виктора, к «Сентенциям» Петра Ломбардского, предисловие Жильбера де ла Порри к его объяснению теологических трудов Боэция, сохранившееся в нескольких рукописях, и т. д. указывают на подобные предложения из студенческих кругов. Тесная связь между школой и развитием схоластики выражается, особенно в XII веке, в том, что родство школ почти без исключения является также родством методов и доктрин.
Подробный рассказ о развитии схоластических школ в XII веке вплоть до возникновения Парижского университета выходит за рамки нашего исследования. Мы должны рассмотреть систему преподавания лишь постольку, поскольку это необходимо и полезно для исторического понимания схоластического метода.[15 - Литературу о школьном образовании и воспитании в XII веке, особенно во Франции, см. в L. Maitre, Les Ecoles oepiscopales et monastkpies de l’Occident depuis Charlemagne jusqu’? Philippe-Auguste, Paris 1866; Hugo Bin, Essai sur la fondation de l’Ecole de St Victor de Paris (M., P. L. CLXXV xxiv-XL); E. Michaud, Guillaume de Champeaux et les еcoles de Paris au XIIe siecle, Paris 1867; Clerval, Les Ecoles de Chartres au moyen ?ge, Paris 1895; особенно G. Robert, Les Ecoles et l’enseignement de la theologie pendant la premiere moitie du XIIe siecle, Paris 1909.]
Во второй половине X века французские школы уже пользовались большой репутацией. Так, около 1087 года знаменитый странствующий проповедник Роберт Арбриссельский покинул родную Бретань и отправился во Францию, поскольку, как он сам сообщал, тамошние ученые школы процветали[16 - G. Robert op. cit. 13. Ср. J. v. Walter, Die ersten Wanderprediger Frankreichs, 1.T1: Robert von Arbrissel, Leipzig 1903.]. В начале и в первой половине XII века Франция была усеяна соборными и монастырскими школами, в которых часто преподавали известные люди. На ум приходят соборные школы Анжера, Реймса, Камбрэ, Буржа, Тура и особенно Шартра. Орлеан был местом, где изучали античную классику, auctores, а медицину преподавали в Монпелье. Вероятно, самой популярной соборной школой в начале XII века была школа в Лаоне, где братья Ансельм и Радульф преподавали теологию в консервативном духе. Монастырские школы не играли той же роли, что епископальные, в развитии схоластики в XII веке.
Неприятие диалектики и светской учености, которое уже было широко распространено в монашеских кругах в XI веке, сохранялось во многих из этих школ. К числу важных монастырских школ относятся школы Бека, где традиции Ланфранка и святого Ансельма не угасли так быстро, святого Винсента в Меце, Клюни и, прежде всего, святого Виктора в Париже.
В течение XII века среди ученых школ Франции парижские заметно выросли по престижу и значимости учителей, по количеству учеников и по прогрессу доктрины и метода[17 - О развитии парижских школ в XII веке и возникновении Парижского университета см. Denifle, Die Universit?ten des Mittelalters bis 1400 I 653—694; Denifle Chatelain, Chartularium Univ. Parisiensis I, Parisiis 1889, Introductio xv ff; Rashdall, The Universities of Europe in the Middle Ages I, Oxford 1895, 279 ff; Luchaire, L’Universite de Paris sous Philippe-Auguste, Paris 1899; Cauchie, Les Universit?s d’aatrefois Paris et Bologne, Louvain 1902; F. X. Seppelt, Der Kampf der Bettelorden an der Universit?t Paris in der Mitte des 13. Jahrhunderts, 1. Tl, in den Kirchengeschichtlichen Abhandlungen, herausgeg. von Sdralek III, Breslau 1905, 203 ff.]. Уважаемые учителя появлялись в Париже уже с X века. В последней четверти XI века эльзасец Манегольд фон Лаутенбах, должно быть, работал здесь в качестве странствующего учителя. Однако постоянные школы появились в столице Франции только в начале XII века. На пороге этого светского периода мы встречаем Вильгельма из Шампо, который собирал вокруг себя учеников на острове Сена. Вступив в аббатство Сен-Виктор, он основал школу Сен-Виктор. Вероятно, после возведения Вильгельма из Шампо в сан епископа Шелонского она перестала быть государственной школой. Как монастырская школа она некоторое время пользовалась высокой репутацией благодаря своим выдающимся учителям, чьи труды увековечили имя святого Виктора. После смерти этих знаменитых магистров в Сен-Викторском монастыре больше не работали важные учителя. Парижская система образования XII века нашла свое пристанище и на Геновефе, который в то время находился за чертой города. Абеляр основал школу на Геновефе против Вильгельма из Шампо, а также преподавал в аббатстве Святой Геновефы. На Генувефаберге он заложил основы школы, которая была широко известна в течение нескольких десятилетий благодаря диалектическим диспутам художников. Примерно до 1147 или 1148 года, согласно свидетельствам
Иоанн Солсберийский[18 - Metalogicus 2, 10 (M., P. L. CXCIX 867).] scholae artistarum. Эрнальдус Брешианский основал еще одну школу в Геновефе.
В 1147—1148 годах папа Евгений III реформировал аббатство Геновефа и передал его регулярным каноникам Святого Виктора. В Геновефе продолжала действовать монастырская богословская школа, в которой также обучались англичане и датчане, а также внешняя школа.
Во второй половине XII века художники в основном преподавали в Парвусе Понс, откуда и пошло название Парвипонтани. В целом высшее образование постепенно концентрировалось на острове. К концу XII века большинство магистров и схолариев жили на острове под юрисдикцией канцлера Нотр-Дама, который выдавал «лицензию доцента». Парижский университет был основан около 1200 года на основе объединения магистров всех дисциплин, читавших лекции на острове.[19 - «Igitur ex magistris in Insula commorantibus formata est Universitas ibique, sub umbra Nostrae Dominae, cunabula Universitatis agnoscenda» (Denifle, Chartularium Univ. Paris. I, Introductio XVII).] Сен-Виктор и Женовефа не рассматриваются для создания университета. Привилегия неприкосновенности, предоставленная магистратам и ученым королем Филиппом Августом в 1200 году, способствовала укреплению репутации вновь созданного университета. Так родился Парижский университет, «центр интеллектуальной жизни Средневековья.[20 - Mandonnet, Siger de Brabant (?tude critique) 27.] В конце этого тома многочисленные богословы, которые преподавали или учились на рубеже веков, расскажут нам о расцвете новообразованной метрополии знаний как творческие авторы в основном неопубликованных афоризмов, сумм или вопросов.
Централизация академического преподавания в Париже, которая в конечном итоге привела к объединению парижских школ в Парижский университет, вероятно, привела к упадку других французских школ, но также имела уникальный успех, привлекая в парижские школы в XII веке ученых, жаждущих учиться, из всех культурных стран того времени. Это международное значение «Studium Parisiense» приобрело еще большие масштабы в XIII веке с прогрессивным развитием Парижского университета.
Пройти обучение в Париже считалось высокой честью в Германии, Италии, Англии и даже в Скандинавии.[21 - «Avoir etudie dans File de la Seine, c’e’tait alors un honneur dont les Anglais, les Allemands, les Scandinaves et les provinciaux de retour chez eux se paraient avec complaisance» (Ch. V. Langlois, Les universites du moyen ?ge, in the Revue de Paris III [1896] 807—808).]
§2 Виды высшего образования. Lectio и disputatio. Сентенции и суммы
[22 - О преподавании в XII веке см. Ch. Thurot, De l’organisation de l’enseignement dans 1'Universite de Paris au moyen ?ge, Paris et Besan9on 1850; G. Robert, Les Ecoles et l’enseignement de la theologie pendant la premiere moitie du XIle siecle, Paris 1909.]
До начала XIII века термин scholae использовался почти исключительно для обозначения учебного заведения, а также школьных помещений. В XIII веке для обозначения университетов стали использовать название Studium, Studium generale[23 - Ср. Denifle, Die Universit?ten des Mittelalters bis 1400 I 1 ff 9 f.]. Почетный титул преподавателя в школах – тот, кто преподает в школах и покинул их, – магистр, титул, который сохраняется даже после отказа от профессорского звания. Святой Бернар из Клерво также использовал этот титул для кардиналов и епископов, которые ранее занимали преподавательскую кафедру[24 - G. Robert op. cit. 25.]. Термин «ученики» – scholares. Слово scholasticus все еще используется в XII веке в двойном значении – учитель и ученик[25 - Там же, 32.].
Двумя основными функциями преподавания схоластики в XII веке были lectio и disputatio. Гуго из Сен-Виктор еще не упоминает disputatio и добавляет к lectio meditatio, которую следует понимать как самостоятельное проникновение ученика в суть предмета с этико-религиозным оттенком[26 - Didascalicon 1. 1, c. 1 (M., P. L. CLXXVI 741). Более подробное объяснение см. ниже, в разделе о Хью Сен-Викторском.]. Иоанн Солсберийский сопоставляет lectio, doctrina и meditatio как три формы и способа получения знания. Lectio, которую Иоанн Солсберийский также называет praelectio, ссылаясь на Квинтилиана, относится к объяснению магистром письменного текста. В учебной дисциплине этот учебно-методический материал становится интеллектуальной собственностью ученика и органично связан с его предыдущими знаниями. Meditatio подразумевает более глубокое самостоятельное проникновение в глубины истины. Четвертый аспект, упомянутый Иоанном Солсберийским в дополнение к lectio, doctrina и meditatio: assiduitas operis, призван подчеркнуть важность практической христианской нравственной жизни для приобретения науки[27 - «Praecipua autem sunt ad totius philosophiae et virtutis exercitium lectio, doctrina, meditatio et assiduitas operis. Lectio vero scriptorum praeiacentem habet materiam; doctrina et scriptis plerumque ineumbit et interdum ad non scripta progreditur, quae tarnen in arcanis memoriae recondita sunt, aut in praesentis rei intelligentia eminent. At meditatio etiam ad ignota protenditur, et usque ad incomprehensibilia saepe seipsam erigit; et/tarn manifesta rerum, quam abdita, rimatur» (Metalogicus 1.1, c. 23 [M., P. L. CXCIX 853]: ср. также 1. 1, c. 24 [ibid.]).]. Функция магистра в lectio характеризуется термином «legere alicui seil, auetorem» (donatum etc.), функция ученика – термином «legere ab aliquo seil, auetorem». Частное чтение книги, отдельное от уроков, выражается словами «legere auetorem» (Aristotelem и др.).[28 - G. Robert, Les Ecoles etc. 52. Ср. Grabmann, Geschichte der scholast. Methode I 315 A. 3.] То, как магистр проводил свои лекции, можно достаточно хорошо восстановить по глоссам XII века на Священное Писание, «Исагоге» Порфирия и другим философским текстам. Магистр, преподававший artes liberales, разбирал и объяснял соответствующий учебник грамматики, диалектики и т. д., сначала обсуждая во введении название книги, причину ее составления, содержание, намерения автора, ее преимущества для читателя, ее место в организме науки, а затем объясняя сам текст предложение за предложением, слово за словом[29 - G. Roberta. a. 0. 53. О преподавании грамматики и риторики см. также Ch. Thurot, Extraits de manuscrits latins pour servir ? l’histoire des doctrines grammaticales du moyen ?ge, in Notices et extraits des manuscrits de la bibliotheque nationale XXI 2, Paris 1869.]. Аналогичным образом действовал и преподаватель теологии, объяснявший Священное Писание, divina scriptura, divina pagina или divinitas. Части комментариев XII века к Святому Павлу, отредактированные Денифлем[30 - Западные толкователи Писания до Лютера о «Iustitia Deiu» (Рим 1, 17) и «Iustificatio», Майнц 1905.], служат ценным доказательством этого. Книга Священного Писания, о которой идет речь, указывается во введении, а затем объясняется текст, который обсуждается слово в слово.
Гуго фон Сент-Виктор выделяет три уровня, по которым должно восходить объяснение Писания: littera, sensus, sententia.
littera – это грамматический смысл, sensus – ближайший смысл, sententia – более глубокий смысл слов Писания[31 - Дидаскаликон 1. 3, c. 9 (M., P. L. CLXXVI 771).]. В прологе к «Сентенциям» Роберта Мелунского мы находим искреннюю защиту sententia над внешней теологией глосс. В предисловии к своему комментарию к Боэцию, сохранившемуся в некоторых рукописях, Жильбер де ла Порри сначала противопоставляет auctores, которые излагают собственное чувство, и lectores, которые развивают чужое чувство. Он снова делит лекторов на речитаторов, которые механически пересказывают слова автора без более глубокого проникновения, и толкователей, которые занимаются освещением и исследованием сложных текстов.[32 - «Sed cum duo sint videntium genera, unum sc. auctorum, qui sententiam propriam ferunt, alterum lectorum, qui referunt alienam, cumque lectorum alii sint recitatores, qui eadem auctorum verba et ex ipsorum causis eisdem pronuntiant, et alii interpretes, qui obscure ab auctoribus dicta notioribus verba declarant, nos in genere lectorum non recitatorum sed interpretum facientes etc.44 (Cod. lat. 18 094 Национальной библиотеки в Париже, лист V).]
В «Лекциях о Священном Писании» первой и отчасти второй половины XII века – еще одним представителем этого направления является Петрус Кантор (†1197) – почти на всем протяжении предлагается равномерное непрерывное изложение священных текстов. В подстрочных глоссах речь идет в основном о littera и sensus, в то время как маргинальные глоссы больше посвящены sententia[33 - G. Roberta. a. 0. 55.]. Однако уже к середине XII века влияние диалектики на богословское учение стало очевидным. Комментарий Роберта Мелунского к Паулинам озаглавлен так: «Questiones de epistolis Pauli a magistro Roberto de Miludino enodate». Отдельные, более трудные тексты выделяются и обсуждаются с диалектической точки зрения quaestio (quaeritur и т. д.). Зачатки этой процедуры можно найти уже у Абеляра, Петра Ломбардского и других.[34 - Denifle, Schriftausleger 75 f 88.] К концу XII века объяснение Священного Писания полностью перемежается со схоластическими вопросами.
Имя Роберта Мелунского подводит нас ко второй форме и функции ученого преподавания в XII веке – диспуту (disputatio). В конце концов, именно он положил начало «Диспутам» и «Кводлибетам», достаточно законченный тип которых мы встретим у Симона Турнейского в конце этого тома. У Петра Абеляра нам предстоит обсудить disputatio в ее связи с методом sic-et-non. Сейчас мы должны рассматривать диспут как школьное упражнение XII века, оставив его дальнейшее развитие в XIII веке для третьего тома.
Мы уже сталкивались с ars disputandi в патристике и досхоластике. Метод выдвижения и разрешения возражений был уже знаком греческой философии, особенно Аристотелю, и мы также встречаем его в эллинистической филологии и патристической литературе апорий[35 - G. Heinriei, Zur patristischen Aporienliteratur, in the Abhandlungen der kgl. s?chs. Gesellschaft der Wissensch. zu Leipzig XXVII, Leipzig 1909, 843—860.]. В частности, аристотелевский способ стремления к достоверным научным результатам с помощью вопросов и трудностей был развит в неоплатонизме и греческими философами-аристотеликами. В первом томе мы упоминали о подражании этой научной технике греческими патристиками VI и VII веков[36 - Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 101 ff.].
Формальными богословскими диспутами, в которых аристотелевская логика была, безусловно, полезным средством ориентации, были религиозные дискуссии, организованные Юстинианом Великим между католиками и северианцами, в которых принимал участие и Леонтий Византийский, а позднее – христианско-мусульманская полемика, в той мере, в какой она происходила в устной форме. В сочинениях Теодора Абу Курры, которого Г. Граф[37 - Die arabischen Schriften des Theodor Abu Qurra, Bischofs von Harr?n, Paderborn 1910, 65 ff.] справедливо называет «схоластиком в лучшем смысле этого слова», мы сталкиваемся с большим знакомством со всеми приемами техники ведения диспута, предусмотренными аристотелевской логикой, прежде всего с темами. В школах Запада ars disputandi, безусловно, играли определенную роль, особенно в преподавании грамматики и диалектики.
В «Диалектике» XI века из Мюнхенской рукописи (Clm 14 401, fol. 154—169) о ней говорится, что она «per disputandi regulam intellectum mentis acuit»[38 - правилом дискуссии он обостряет понимание ума] и что она, кроме того, действует в disputandi efficacia quattuor hec: Proponit, ?dsumit, confirmat testimoniis atque concludit.[39 - Ср. Grabmann op. cit. I 190.] Таким образом, здесь уже дана формальная схема процедуры диспута.[40 - Эффективность спора четырехкратна: предполагает, подтверждает фактами и делает вывод.] Конечно, все эти функции ars disputandi могли быть реализованы только в устном выступлении и в литературной деятельности преподавателя диалектики, поскольку в этой схеме не возникает противопоставления защитника и оппонента.
Но именно версия этой «Мюнхенской диалектики» и других параллельных сочинений в форме диалога между учителем и учеником заставляет нас предположить, что речь и контрречь между учителем и учеником происходили и в классе. Отсюда почти очевиден шаг к спорным упражнениям. Кстати, у нас есть и внешние свидетельства того, что диспуты проводились и в досхоластические времена. В соборной школе Хильдесхайма есть свидетельства проведения таких диспутов уже в X – XI веках.[41 - F. A. Specht, Gesch. des Unterrichtswesens in Deutschland (1885) 125.]
Ансельм Кентерберийский [42 - M., P. L. CLVIII 582. ср. Grabmann a. a. 0. I 312.]говорит о диспутном упражнении в конце своего диалога «De grammatico». Абеляр [43 - M., P. L. CLXXVIII 116.]в своей «Historia calamitatum» сообщает о том, как в годы обучения он оказался «выше в диспуте» Вильгельма из Шампо. Из всего этого можно сделать вывод, что в школах диалектики еще до XII века и в начале нынешнего столетия проводились занятия, представляющие собой по крайней мере элементарные формы и зачатки более позднего схоластического метода ведения диспута.
