Мартин Грабманн "История схоластического метода. Второй том: По печатным и непечатным источникам"

В первой части второго тома представлены выдающиеся богословы религиозно-философское направления в католической Церкви средней схоластики (XII век и начало XIII века). XII век и первые десятилетия XIII века – это время основания доктрины и метода высокой схоластики, время становления и развития, поиска и испытания. Книга будет полезна философам, историкам и широкому кругу читетелям.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006228245

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 09.02.2024

В богословских школах диалектический подход приобретает все большее значение. Мы можем даже обнаружить эти влияния в немалой степени в литературе сентенций и квесторий, возникших в позитивно и консервативно ориентированных школах Вильгельма из Шампо и Ансельма Лаонского.

Однако в первой половине XII века нельзя говорить о диспуте как о форме и функции богословского преподавания, отличной от lectio.

Гуго Сен-Виктор также не упоминает disputatio как отдельное школьное упражнение[44 - Дидаскаликон 1. 3, c. 9—11 (M., P. L. CLXXVI 771—772).]. Позже, когда речь пойдет о методе sicet-non Абеляра, мы покажем, что перенос disputatio в область теологии не может быть объяснен влиянием этого метода.

Начало расцвета, фактическое утверждение метода диспута на философской почве, а затем и его использование в целях богословского обучения связано с появлением в западной схоластике аристотелевской аналитики, топики и софистики. Главным свидетелем этого факта является Иоанн Солсберийский[45 - Metalogicus 1. 2, c. 4 (M., P. L. CXCIX 860).]. В одном из мест своего «Металогикуса» он дает следующее определение диспута: «Est autem disputare aliquod eorum, quae dubia sunt, aut in contradictione posita, aut quae sie vel sie proponuntur, ratione supposita, probare vel improbare; quod quidem quisquis ex arte probabiliter facit, ad dialectici pertingit metam»[46 - Теперь речь идет о том, чтобы обсуждать любую из тех вещей, которые сомнительны или находятся в противоречии или которые предлагаются здесь или там по предполагаемой причине, чтобы доказать или опровергнуть; что, впрочем, всякий, кто делает искусством, вероятно, достигает цели диалектика.]. Последняя часть этого определения, в частности, содержит ссылку на аристотелевские темы. В другом месте той же работы Иоанн Солсберийский подробно объясняет значение восьмой книги «Топики» Аристотеля для техники ведения диспута и подчеркивает, что в этой книге обсуждаются ex professo законы и правила ведения диспута и что изложенные в ней инструкции, если их тщательно усвоить и применять на практике, знакомят читателя с искусством ведения диспута гораздо эффективнее, чем труды более поздних диалектиков. Действительно, святой Иоанн Солсберийский[47 - «Solus itaque (sc. ?ber oetavus Topicorum) versatur in praeeeptis, ex quibus ars compaginatur, et plus confert ad scientiam disserendi, si memoriter habeatur in corde, et iugi exercitio versetur in opere, quam omnes fere libri dialecticae, quos moderni praeeeptores nostri in scholis legere consueverunt; nam sine eo non disputatur arte, sed casu» (Metalogicus 1. 3, c. 10 [1. c. 910]).] может сказать: «Nam sine eo (sc. 1. 8 Topieofum) non disputatur arte, sed casu». В западной схоластике XII века метод ведения диспутов в регулярных формах и по стереотипной схеме был лишь плодом известности «Новой логики», особенно восьмой книги «Топики» Аристотеля.

В этой подробной главе «De utilitate oetavi» (sc. Topicorum)[48 - Там же. 910—916.] наш докладчик подробно останавливается на природе диспута, роли оппонента и защитника, перемежает несколько цитат из Аристотеля и подчеркивает полезность диспута для отдельных научных дисциплин. Ближе к концу главы он также обсуждает применение disputatio в теологии, хотя и очень сдержанно, если не сказать пренебрежительно.

После середины XII века метод disputatio, доведенный до определенной дидактической формы под влиянием вновь открытых частей «Органона» Аристотеля, повсеместно проникает в теологические аудитории. Как мы можем заключить из его «Вопросов к божественной странице», Роберт Мелунский уже инициировал и способствовал внедрению диспута в теологию. В своем «Восхвалении* Александру III» Иоанн Корнуольский1 может отметить в отношении своих учителей Роберта Мелунского и Мориса де Сюлли: «Multis eorum lectionibus et disputationibus interfui». [49 - M., P. L. CXCIX 1055; ср. Denifle, Schriftausleger 75.]Мы видим здесь сочетание lectio и disputatio как двух форм теологического обучения. В своем «Verbum abbreviatum» Петрус Кантор [50 - M., P. L. CCV 25.](†1197) признает disputatio наряду с lectio в качестве деятельности богословского преподавания. В последние десятилетия XII века метод диспутов стал общепринятым в теологических лекториях Парижа. «Quaestiones de quolibet», характерный тип которых мы встречаем у Симона Турнейского на рубеже веков, также стали литературным выражением упражнений в богословских диспутах.

Библейские флоры» неизвестного магистра Радульфуса, сохранившиеся в мюнхенской рукописи: Clm 686 (p. XII – XIII), лл. 100—114, дают нам представление о технике богословских диспутов в конце XII века.

Библейские темы здесь рассматриваются диалектически. Даются формальные указания, как парировать любые возражения, что говорить, если оппонент говорит «да», какой ход делать, если он говорит «нет».

Ближе к концу этих «Flores bibliei» автор дает определения доктрине, scientia, Studium, diffinitio, а также обращается к disputatio следующим образом: «Disputatio est rationis inductio ad aliquid probandum vel contradicendum. In omni autem disputatione legitima convenit esse interrogationem, responsionem, propositionem, affirmationem, negationem, argumenta, argumentationem et conclusiones. Que omnia deo annuente loco suo secundum doctrinam aristotelis explicabimus.»[51 - Аргумент – это введение причины, чтобы доказать или опровергнуть что-либо. Но в каждой законной дискуссии должны быть вопрос, ответ, предложение, утверждение, отрицание, аргументы, аргументы и выводы. Все это мы объясним, кивнув на Бога вместо него, по учению Аристотеля.] Выражение «disputatio legitima» следует отметить особо; это регулярный спор, который следует определенному образцу, «disputatio in forma», как обычно называют спор, протекающий в строго силлогистической манере, в отличие от «disputatio extra formam», аргументированной речи, которая движется в более свободных формах. Такое «disputatio in forma» стало возможным и реальным в западной схоластике с тех пор, как стали известны аристотелевские «Аналекты»[52 - (др.-греч. ???????? – «вычитанное», «подобранное») – собрание цитат, высказываний, ссылок, мелких стихотворений.], «Топики» и «Софистика», поскольку только в этих трудах стал доступен весь аппарат аристотелевской силлогистики. Кроме того, следует отметить, что схема «disputatio legitimau», приведенная Радульфусом, гораздо богаче той, которую мы привели выше из «Dialectiea» Clm 14401 (p. XI). Наконец, Радульфус ссылается на «Учение» Аристотеля как на основной источник по технике ведения диспутов. При обсуждении афоризмов и сумм, зависящих от Петра из Пуатье около 1200 года, у нас также будет много возможностей распознать рефлексию диспутного метода в богословской литературе.

То, что метод диспутов, облеченный в искусную форму, уже в XII веке захватил умы учителей и учеников и приобрел такое большое значение в преподавании, несомненно, объясняется также внутренней ценностью и природой этих экзерсисов. Эти диспуты давали большие преимущества; они вызывали остроту ума, быстроту ума и красноречие, приводили к быстрому и острому пониманию и изучению чужих мыслей, к разбору истины и ошибки даже в последних разветвлениях, к использованию точной, логически правильной формы выражения. Диспуты также были очень привлекательны для преподавателей и студентов. Они обеспечивали постоянное сближение между мастером и учениками, разжигали честолюбие молодых людей и до предела напрягали их интеллектуальную энергию. Именно в диспуте личные способности ученика наиболее ярко проявлялись и обнародовались[53 - A. Cauchie (Les universites d’autrefois Paris et Bologne, Louvain 1902, 7) говорит в этой связи о «методе личных исследований».]. Диспуты также имели определенный драматический интерес. Они были своего рода турниром, состязанием и дуэлью с оружием разума. Повороты этой борьбы, постепенное развитие и запутывание проблемы, сменяющие друг друга возражения и решения, вопросы и ответы, различия и отрицания, софизмы и ловушки, в которые хотелось заманить противника, – все эти и другие моменты позволяли держать в напряжении ожидание и интерес участников и зрителей таких диспутов[54 - Фактическую оценку метода диспутов см. в Ch. Thurot, De l’organisation de l’enseignement dans l’Universite’ de Paris au moyen ?ge, Paris et Besancon 1850, 64ff; Fonck, Wissenschaftliches Arbeiten, Innsbruck 1908, 5—8 53—57; J. Donat, Summa philosophiae christianae, I. Logica, Oeniponte 1910, 141—149; F. Paulsen, Die deutschen Universit?ten, Berlin 1902,29f; H. Schr?rs, Gedanken ?ber zeitgem??e Erziehung und Bildung der Geistlichen, Paderborn 1910, 262 ff.].

Метод disputatio приобрел еще большее значение в XIII веке, в эпоху высокой схоластики. Использование и оценка disputatio в эту эпоху относится к третьему тому нашей истории схоластического метода.

В связи с объяснением терминов «lectio» и «disputatio» следует пояснить два термина, которые относятся скорее к богословской литературе, чем к богословской школе, а именно два термина – sententiae и sums.

Термин «sententia», «sententiae» уже был известен ранней схоластике по патристическим образцам, по афоризмам Проспера Аквитанского, Исидора Севильского и Самуила Таюса Сарагосского[55 - Ср. Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 145 f.]. Дюканж[56 - Glossarium mediae et infimae latinitatis VI, Paris. 1846, 189.] признает только два значения слова «sententia» в средневековой латыни, а именно «compendiaria rei alieuius expositio» и «sententia iudiciorum». В ранней схоластике sententia часто означало также глубокий смысл Священного Писания. Так, Гуго из Сен-Викторского проводит параллель между littera, sensus, sententia[57 - Didascalicon 1. 3, c, 9 (M., P. L. CLXXVI 771).].

В прологе к своим «Сентенциям» Роберт Мелунский говорит: «Quid enim aliud in lectura queritur quam textus intelligentia, que sententia nominatur? [58 - Cod. Brug. 191, fol. 2.]Гизелер [59 - Theol. Studien und Kritiken (1837) 868.]ошибочно понимал названия теологических книг как Sententiae в смысле церковных догм. В отличие от него Денифле [60 - Archiv f?r Literaturund Kirchengeschiehte des Mittelalters I 587 f.]доказал, что sententiae в данном контексте «ни в коем случае не означают церковные догмы», но прежде всего «изречения», «тезисы», «вопросы», «трактаты, взятые у святых отцов, церковных учителей и сборников канонов». Еще до Денифле А. Франклин [61 - «C’etaient des collections des sentences ou pense’es extraites de l’Ecriture sainte et des Peres et classees methodiquement» (Alfred Franklin, Les anciennes bibliotheques de Paris I, Paris 1867, 10 A. 2).]аналогичным образом описывал произведения sententiae как сборники изречений и мыслей, извлеченных из Священного Писания и Отцов и классифицированных по методологическим аспектам. Для своего определения Sententiae Денифл справедливо ссылается на названия таких сочинений в рукописях, например, «Sententie a magistro untolfo coliecte» или «Sententie Augustini a magistro anshelmo coniuncte», а также на обозначение Петра Ломбарда как Collector Sententiarum и т. д. Особенно убедительным доказательством, на которое впервые указал Ж. де Геллинк,[62 - Revue d’histoire eccl?siastique X 2, 200 A. 2.] является следующее замечание из сборника сентенций, написанного между 1121 и 1141 годами: «Ut ex diversis praeceptis et doctrinis Patrum excerperem et in unum colligerem eos flores quos solemus, quasi singulari nomine, sententias appellare» [63 - B. Pez, Thesaurus Anecdotorum Novissimus IV.]Здесь мы имеем формальное определение сентенций коллекционером сентенций первой половины XII века.

Кроме того, это замечание указывает на связь между sententiae и более ранними и отчасти еще современными патристическими flores, deflorationes, florilegia.[64 - Ср. Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 183 ff.] Здесь также следует отметить, что термин ?????? также широко использовался в византийском богословии как название сборников предложений.[65 - См. напр. ????????? ??? ?? ???? ???????????? ??? ????? ????? ????????? ??????? ??? ?????????? ?. ??????? II, ?? ??????????? 1900, 500 (слово ?????? в индексе).]

Упомянутая выше трактовка sententia как глубинного смысла письма неоднократно встречается и в названиях сборников положений. В частности, речь идет о надписях «Sententie divinitatis» и «Sententie divine pagine», с которыми мы столкнемся в ходе работы над этим томом. Термины divinitas и divina pagina относятся к Священному Писанию. Такие названия в первую очередь выражают цель подобных произведений афоризмов, тогда как sententiae в обычном смысле, установленном Денифлем, должны обозначать в первую очередь материал таких произведений.

Цель этих сборников sententiae, как позже ясно скажет нам пролог к «Сентенциям Роберта Мелунского», – методическое введение в «intelligentia sacre seripture».

Первоначальный смысл термина Sententiae уже не был столь очевиден в высокой схоластике. В своем Expositio к Прологу Ломбарда Альберт Великий ссылается на определение Авиценны: «Sententia est conceptio definita et certissima» и на определение в «Liber diffinitionum*» Исаака Израильского: «Sententia est conceptio alterius partis contradictionis».

С термином sententiae связан термин summa, который обозначает краткий, систематический, более независимый пересмотр и обобщение совокупности знаний. Роберт фон Мелун дает следующее определение: «Quid enim summa est? Nonnisi singulorum brevis comprehensio».[66 - Cod. Brug. 191, fol. 1.] Уже Гонорий Августодунский дал своей всемирной хронике название «Summa totius». [67 - J. A. Endres, Honorius Augustodunensis, Kempten 1906, 36.]Абэлард пишет в предисловии к своему Introductio: «Aliquam sacrae eruditionis Summam, quasi divinae scripturae introductionem conscripsimus». [68 - M., P. L. CLXXVIII 979, ср. G. Robert, Les Ecoles etc. 133.]Тот же автор также говорит о «Summa nostrae dialecticae textus». Гуго из Сен-Виктор также описывает свой главный труд «De sacramentis christianae fidei» как «краткое изложение всего, что есть.[69 - M., P. L. CLXXVI 183.]

Если «Сентенции» оставались почти исключительно названием богословско-догматических книг, то в XII веке и даже позже «Сумма» стала техническим термином для кратких изложений, справочников и т. д. самых разных дисциплин: для алфавитных библейских энциклопедий (напр. Summa Abel Петра Кантора, Summa Britonis Adams святого Виктора), для морально-аскетических сочинений (Summae de vitiis et virtutibus), для популярных катехизических изложений истин веры (Summa de articulis fidei), для сборников проповедей (Summa sermonum) и для теории кафедрального красноречия (напр. B. Summa de arte praedicatoria Алануса де Инсулиса), для сборников конфессиональной казуистики (Summae casuum conscientiae, Summae de poenitentia, Summae confessorum), для апологетико-полемических сочинений (Summa contra Catharos et Waldenses Монета), для грамматической и диалектической литературы (Summa grammaticalis, Summae и Summulae logicales), для литургических сочинений (Summa de divinis officiis) и т. д. Учебники по Ars dictandi и Ars notariae (эпистолярный стиль и нотариальное искусство) также обозначались термином «Сумма» (например, Summa dictaminis Фомы Капуанского, Summa artis notariae Роландина де Пассегьери). Слово «Сумма» особенно часто использовалось для канонических произведений, особенно для независимых адаптаций декрета Грациана[70 - Ср. Maa?en, Kleine Beitr?ge zur Kenntnis der Glossatorenzeit, in Jahrbuch des gemeinen deutschen Rechts, edited by Bekker and Muthe II 237 ff; Singer, Die Summa Decretorum des M. Rufinus, Paderborn 1902, LXXXI; S?gm?ller, Lehrbuch des katholischen Kirchenrechts2, Freiburg i. Br. 1909, 151.]. Для систематических догматических сочинений «Sententiae» оставалось более распространенным названием до конца XII века. Около 1200 года термин «Сумма» стал использоваться для обозначения систематического изложения спекулятивного богословия, особенно в кругу ученых, следовавших за Петром из Пуатье. В сочинениях Петра Капуанского, Препозитина и других в начале рукописей стоит термин «Сумма». Термины «Summa», «Summa theologica», «Summa in theologia», «Summa super libris Sententiarum», «Summa de questionibus theologicis», «Summa theologice discipline» теперь появляются в инципитах и экспликациях рукописей. В XIII веке название «Сумма» стало общим для монументальных систематических сводок спекулятивного богословия.

Стоит отметить, что название «Сумма» (kullun) было распространено и в арабской философии для краткого изложения философских трактатов. Например, «Метафизика» Авиценны озаглавлена так: «Четвертая сумма книги о восстановлении души.[71 - M. Horten, Die Metaphysik Avicennas, Halle 1907, 1 13.]

§3 «Quaestiones» Odo von Ourscamp – картина теологического учения XII века

Опубликованные кардиналом Питра «Вопросы» Odo von Ourscamp [72 - Имя Odo von Ourscamp отсутствует как в старых, так и в новых библиографических работах. Издание «Quaestiones Magistri Odonis Suessionensis» Питра можно найти в его «Analecta novissima Spicilegii Solesmensis» tom. II, Tusculana, Paris. 1888, 1—187, с p. ix-xx достаточно вводных замечаний Питра. Издание Питра осталось почти незамеченным в историографии средневекового богословия. На с. IX – XX Питра приводит биографию Одо, для которой текст «M Quaestiones», в частности, дает некоторые подсказки. Б. Хауро сообщил об издании Питра этих «Quaestiones» в Journal des Savants 1888, 357—366.]дают нам представление о богословской школе после середины XII века. Это, несомненно, литературное воспроизведение серии теологических уроков, которое прежде всего проливает свет на влияние диалектики на богословское мышление и преподавание, значительно обогатившееся после публикации всего «Органона». Одо из Урскампа, уроженец епархии Суассона (поэтому его также называют Одо Суассонский), был учеником Ансельма Лаонского, Петра Абеляра и других выдающихся магистров, затем работал преподавателем теологии в Париже, где был также каноником. После того как он был аббатом цистерцианского монастыря Урскамп в 1.167—1170 годах, в 1170 году папа Александр III назначил его кардиналом-епископом Фраскати, в качестве которого он умер в 1171 году. Он также сыграл определенную роль в теологических связях Абеляра и Жильбера де ла Порри, пользовался большим уважением Евгения III и состоял в переписке со святой Хильдегардой и святым Томасом Бекетом, архиепископом Кентерберийским. В «Пролегоменах» к своему изданию Питра отмечает, что он долгое время тщетно искал исходный текст, который бы четко отражал схоластический метод преподавания богословия, и он рад, что нашел в этих «Вопросах» разновидность метода преподавания богословия второй половины XII века. В этих «Quaestiones» Одо Суассиенсиса перед нами открывается своего рода теологический лекторий. Магистр восседает на кафедре и побуждает студентов к возражениям, помогает сформулировать возражения, уверенно руководит ходом дискуссии и, наконец, выносит окончательное решение.

Мастеру не терпится услышать от учеников о трудностях[73 - Ср. Pitra, Quaestiones XII: «Исследуя множество библиотек, мы часто и тщетно искали подробное изложение правил, методов, программ, плана диспутов и аргументации между мэтром и учениками. Не удовлетворив всех наших желаний, книга „Quaestiones Magistri Odonis Suessionensis“ ….. предложил нам необыкновенную и невнятную сингулярность. Перед нами открыта школа. Мэтр выступает в роли председателя, вызывает возражения и отвечает на них. Возражения многочисленны, тонки, иногда ace’re’es. Очень умный ученик так умело разрешает ситуацию, участвует в обсуждении и делает свои резервы. Le maitre laisse e’puiser les objections, parfois les fortifie, pour les serrer de plus pres, puis donne la solution, la de’termination, la sentence.»]. Порой дискуссия принимает довольно изощренную форму. В один момент магистр отказывается решать сложный вопрос о симонии, в другой – ссылается на декретистов и даже отменяет собрание и переносит его на другой день. Очевидно, что мы имеем дело со стенограммой ученика, которая дает нам яркое, правдивое представление о теологических занятиях и дискуссиях, проводимых магистром Одо из Оурскампа. В этих «Quaestiones» постоянно ссылаются на авторитет мастера. Питра утверждает, что, в зависимости от фактов и контекста, здесь следует различать двух магистров: магистра Петра Ломбардского и нашего магистра Одо Суцессионского[74 - Pitra a. a. 0. XV.].

Содержание этих «Quaestiones» очень разнообразно. Без систематического расположения, как и в более поздних «Quaestiones quodlibetales», обсуждаются вопросы о Троице, христологии, предопределении, свободе воли, первородном грехе, литургических вопросах, Евхаристии и покаянии и т. д. Первая часть этих «Quaestiones», которую Питра напечатал лишь частично, все еще имеет мало диалектического характера; auctoritates резюмируются по конкретному богословскому вопросу. В определенной степени эта первая часть все еще представляет собой старый метод Ансельма Лаонского и других, сосредоточенный в основном на auctoritas. Вторая часть, текст которой Питр опубликовал полностью, в своих 334 главах представляет диалектическое рассмотрение богословских вопросов, как это постепенно стало принято во второй половине XII века под влиянием диалектического метода Абеляра sie-et-non и, в частности, под влиянием аристотелевской аналитики, топики и софистики. Нетрудно распознать влияние «новой логии», а именно топики и софистики, в этих «Quaestiones» и сильный подход к регулярному теологическому диспуту.

Вторая глава. Непечатные научные классификации и научные доктрины

§1. Значение философско-богословской классификации и вводной литературы

Система высшего образования XII и начала XIII в. прекрасно иллюстрируется дошедшими до нас научными классификациями и научными доктринами этого периода. Объем и расположение преподаваемых предметов, особенно в области профанного знания, представлены здесь в виде энциклопедического обзора.

Эта философско-теологическая классификация и вводная литература также дает ряд указаний и ориентиров для распознавания и оценки научных методов работы и достижений этой эпохи. Научные родословные, сложившиеся в ходе истории человеческого знания и мысли, отражают содержание и формы знания отдельных периодов. «Различия в классификациях разных периодов, – отмечает С. Штумпф,[75 - Zur Einteilung der Wissenschaften, Berlin 1907, 3] – у Аристотеля, стоиков, энциклопедистов средневековья, Бэкона, Бентама, Ампера, Конта, Спенсера, – могут быть поняты отчасти из фактически различного состояния человеческого знания, вызванного появлением новых дисциплин, изменением представлений о старых, сдвигами в разделении труда и трудовом коллективе. Частично, однако, различия обусловлены также индивидуальными теориями создателей этих классификаций и, в частности, их представлениями об идеальном состоянии, к которому отдельные области приближаются с точки зрения метода и результатов». Эта форма научной литературы означает размышление о цели и средствах научной деятельности, размышление о масштабах, предмете, ценности, последовательности и контексте отдельных дисциплин.

Поэтому будет нелишним более подробно рассмотреть общую характеристику схоластического метода в XII веке, изучив научные классификации и научные доктрины этого периода, тем более что мы можем предположить, что такие трактаты содержат методологические утверждения. Как для описания и оценки научных методов и достижений нашего времени историку схоластического метода придется обратиться к научным классификациям В. Вундта, К. Штумпфа, Мюнстерберга и т. д., а также к общим и специальным научным исследованиям по методологии В. Вундта, Зигварта, Дильтея, Риккерта, Гуссерля, Гейманса, Пуанкаре, Бернгейма и т. д., так и историк схоластики не может и не должен проходить мимо схоластических научных доктрин и классификаций без интереса.

О философском делении и вводной литературе схоластики нас всесторонне информирует публикация Л. Баура [76 - L. Baur, Dominicus Gundissalinus, De divisione philosophiae, M?nster 1903. Ср. также Marietan, Probleme de la classification des sciences d’Aristote ? St Thomas, Paris 1901.]и исследование Доминика Гундиссалина «De divisione philosophiae». Сам Доминик Гундиссалин, как переводчик и посредник материалов, которые были широко использованы только в XIII веке, уже не входит в сферу интересов этого второго тома схоластического метода. Однако анализ источников и историческое прослеживание точек зрения, представленных в работе Гундиссалина, проливает много света на классификацию науки и учение о науке в ранней схоластике, пресхоластике, патристике и античной философии.

Далее будут рассмотрены только те научные классификации и научные доктрины, которые образуют более самодостаточное целое и, таким образом, представляют собой самостоятельный литературный жанр. Поскольку «Дидаскаликон» Гуго Сен-Виктора необходимо анализировать с учетом контекста и фактов, чтобы оценить метод этого выдающегося богослова, мы выделим только ненапечатанный и до сих пор мало или вовсе не рассматривавшийся материал и, таким образом, привлечем ряд новых, ненапечатанных источников, некоторые из которых выходят за рамки философской вводной и классификационной литературы. В этих источниковедческих исследованиях особое внимание будет уделено не только аспектам схоластической философии, но и раннесхоластического богословия.

Даже если перечислены многие незначительные и порой наивные фрагменты учения о науке, это сделано как в интересах полноты, так и для достижения максимально верной исторической картины, которая также должна отражать недостатки схоластического образа мышления и работы.

Для разделения наук, для «divisio philosophiae», в период схоластики, о котором идет речь в этом томе, были доступны так называемые платоновский и аристотелевский типы деления. Поэтому в отношении систематической организации всей науки нам приходится иметь дело отчасти с воспроизведением этих двух типов классификации, отчасти с их комбинациями, а отчасти и с расширением, в основном аристотелевского типа, за счет новых записей.

Деление философии на физику, этику и логику[77 - L. Baur, Dominicus Gundissalinus etc. 194 f.], приписываемое Цицероном Платону, но, вероятно, впервые установленное Ксенократом, использовавшееся в Стое и положенное в основу стоических книжных каталогов, стало использоваться отцами Церкви вплоть до Боэция. Мы узнаем ее, например, у Оригена и Августина.[78 - Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 84 129.] В Средние века оно встречается также у Кассиодора, Исидора, Алкуина, Скота Эриугены, в ненапечатанной «Диалектике» Glm 14 401[79 - Ibid. I 190 f.], у Иоанна Солсберийского и т. д. и продолжает оказывать влияние в эпоху высокой схоластики у Альберта Магнуса и Бонавентуры[80 - L. Baur a. a. 0. 196.]. Аристотелевский тип деления, согласно которому философия делится на теоретическую и практическую, первая – на физику, математику, теологию (метафизику), вторая – на этику, экономику и политику, заложен в трудах Аристотеля и развит в комментаторской литературе. Прежде всего, этот тип был расширен за счет включения логики в систему наук и включения не-qrixai (artes meehanicae) в противовес ????????. Главными представителями аристотелевского типа в греческой комментаторской литературе были Александр Афродисийский и Аммоний Гермийский. Через сирийские передачи комментария к Исагоге Иоганна Филогона этот аристотелевский тип категоризации стал известен среди сирийцев и был передан арабам.

Боэций стал посредником этой аристотелевской категоризации науки для западной латинской литературы.

§2 Учение о науке в Бамбергской рукописи Q. VI 30

До сих пор незамеченной доктриной и классификацией наук, которая в некоторых отношениях напоминает «Дидаскаликон» Гуго Сен-Виктора и содержание которой относится к первой половине XII в., является анонимное введение в философию и теологию в Cod. Q. VI 30 (p. XII) в королевской библиотеке Бамберга[81 - Рукопись происходит из аббатства Святого Михаила в Бамберге. Описание рукописи см. в L e i t s c h u h F i s c h e r, Katalog der Handschriften der kgl. Bibliothek Bamberg I, Bamberg 1895/96, 409 f.]. Этот трактат занимает первые три листа рукописи. За ним следует обсуждение теологических добродетелей и таинств.[82 - C листа 3 начинается учение о вере: «Fides est, ut ait apostolus, substantia rerum sperandarum» и т. д.; лист 4: «Spes est fiducia eternorum bonorum ex gratia dei procedens et ex conscientia bonatf; fol. 4: «Caritas est appetitus animi ad habendum deum propter seipsum1*; fol. 5: «Si queritur quid distet inter Signum et sacramentum»; fol. 7: «Est aliud sacramentum novi testamenti quod fit in altari. … "; на листе 9 начинается учение о покаянии и исповеди.] Предположительно, эти специальные теологические исследования и предшествующее им учение о науке принадлежат одному и тому же автору, который нам неизвестен.

Wissenschaftslehre особенно примечательна тем, что она не только охватывает философские дисциплины, но и широко затрагивает сверхъестественное богословие и подробно рассматривает центральную проблему соотношения веры и знания.

В области естественных, философских наук он прежде всего различает две основные группы: мудрость или философию в собственном смысле слова, которая состоит в правильном, истинном познании вещей, и красноречие в более широком смысле слова, которое приводит к изложению того, что было познано и осмыслено, в красивой речи. То, что это два разных вида науки, ясно из того, что sapientia всегда полезна и никогда не вредит, в то время как eloquentia не всегда полезна, но иногда приносит вред.

Мудрость или философия в истинном и правильном смысле слова снова делится на теорию, практику и механику. Теория, или спекулятивная наука, делится на теологию, физику и математику, последняя из которых, в свою очередь, подразделяется на астрономию, геометрию, музыку и арифметику. Специализированные науки о практике – это этика, экономика и политика. Механика подразделяется на столько частей, сколько существует форм творческой активности человека в искусстве и ремесле. Eloquentia, или логика, имеет в качестве подразделов диалектику, риторику и грамматику. Диалектика делится на реальное доказательство разума и софистику. В этих подразделениях мы сталкиваемся с аристотелевским типом деления в более простой форме, чем у Гуго Сен-Викторского, поскольку логика не включена в организм собственно философских дисциплин и еще не имеет более богатого деления. С классификацией seientiae eloquentiae и scientiae sapientiae мы столкнемся позже, в «Доминике Гундиссалинусе». Здесь, в этом анонимном трактате, sapientia и eloquentia располагаются рядом, не подчеркивая пропедевтический характер дисциплин, включенных в последнюю.

Затем в трактате более подробно описывается сфера деятельности отдельных дисциплин, устанавливается последовательность этапов, на которых они должны методично изучаться. При этом sapientia и eloquentia, собственно философия и логика рассматриваются независимо друг от друга. Курс собственно философии, как объясняется далее со ссылкой на Боэция, должен начинаться с практической философии, с этики, экономики и политики, и только на основе искусной подготовки по этим предметам переходить к более трудным теоретическим частям житейской мудрости. Первым предметом, подлежащим изучению, является математика, doctrinalis scientia, в четырех ее разновидностях – арифметике, геометрии, музыке и астрономии. Затем ученик должен изучить физику, чтобы в конце концов достичь вершины философского мышления и познания в теологии, в метафизике, в постижении сверхъестественного. В красноречии, или логике в широком смысле, обучение начинается с грамматики, продолжается диалектикой, которая является истинной солью красноречия, и завершается риторикой. В такой манере и последовательности этапов sapientia и eloquentia представляют собой полный свод знаний.

Не подведя эти организованные таким образом отрасли знания под аспект тривиума и квадривиума, наш Аноним сразу же переходит к обсуждению механических искусств, которые он причисляет к собственно философии. Детальная классификация механических искусств, подобная той, которую предлагают Радульфус Арденс и Гуго фон Санкт-Виктор, здесь опущена. Вместо этого только работа человеческих рук, производство человеческих искусств и ремесел, фиксируется в общих чертах как главная общая основа для классификации и освещается различие между работой Бога, работой природы и работой человека. Божий труд – это создание чего-то из ничего, акт творения, согласно Писанию: «В начале сотворил Бог небо и землю». Работа и деятельность природы заключается в разворачивании и формировании скрытых жизненных сил и жизненных зародышей, что выражается в словах: «Земля прорастает травой, которая зеленеет».

Как земля не может создать небо, так и человек не может произвести на свет зеленую траву. Работа творческого человека – это подражание природе, отчасти разделение соединенного и объединенного, отчасти – соединение отдельных элементов. Труд человека называется opus mechanicum, то есть прелюбодейным, неподлинным, подражательным трудом, поскольку он проистекает из созерцания и подражания природным явлениям. Здесь мы снова сталкиваемся с ошибочной этимологией слова «mechanicum».

Далее показано, как тот, кто построил первый дом, узнал об этом из наблюдения за горой, как точно так же первое изготовление и использование одежды должно быть прослежено до восприятия человека, до наблюдения, что птица имеет защиту и прикрытие в своих перьях, рыба – в своей чешуе, дерево – в своей коре.

Настоящий акцент в этом анонимном учении о науке сделан на второй части, которая обращена к фундаментальным вопросам метода спекулятивной теологии и тем более примечательна, что изложения учения о науке в схоластике, особенно в ранней схоластике, обычно не включают в круг исследований сверхъестественную теологию. Вторая богословская часть «Дидаскаликона» Гуго Сен-Викторского содержит обобщенные сведения, кратко излагает метод и цель изучения Библии, не вдаваясь в методы работы спекулятивного богословия или проблему использования разума для более глубокого исследования и расчленения содержания откровения. Однако в объяснениях нашего безымянного и неизвестного схоласта, особенно во второй богословской части, мы встречаем точки зрения, классификации и т. п., которые напоминают нам, местами почти дословно, параллельные ходы мысли в главном труде Гюго «De sacramentis christianae fidei».

Для нашего Анонима философия – это путь к высшей форме науки, к разуму. Благодаря этому образ Творца обновляется в глубине нашей души. Sapientia ведет к intelligentia. Эта intelligentia, через которую душа приводится к истинному источнику своего бытия, в союзе с верой в Бога дает знание немыслимого и непостижимого характера. Даже если такие истины сами по себе являются неизвестными и непроницаемыми тайнами для человеческого духа, эта intelligentia, основанная на знании веры и жизни веры, тем не менее, вводит в душу такие сверхъестественные содержания мысли. Взаимное отношение между fides и intelligentia гарантирует душе достижение совершенной науки. Но это взаимное отношение выражается в том, что intelligentia иногда выходит за пределы веры, иногда не достигает ее. Она выходит за пределы веры, когда в божественных вещах делает душу известной «necessaria ratione», что нечто есть так, а не иначе, например, что есть Бог и т. д. The. Вера же выходит за пределы интеллекта, поскольку представляет истины о Боге, непостижимые для разума, как несомненные для души и побуждает ее с убедительной силой принять эти истины. Даже если душе дано много знаний о Боге через intelligentia, широкая область знаний о божественных вещах остается таинственной и скрытой, так что она может быть побуждена к постижению и исследованию истин об этих скрытых божественных вещах и, через верное следование этим сверхразумным объектам, заслужить полное и истинное знание о божественном в потустороннем представлении о Боге. Эти объяснения основаны на рабочей программе Ансельма «Credo, ut intelligam». Эта intelligentia есть не что иное, как спекулятивное богословие, которое представляет собой земное возможное рациональное постижение открытой Богом истины спасения и имеющая точку отправления, опору и ориентацию в своей деятельности в вере.

Эти линии мысли, которые еще не были четко и ясно разработаны, дополняются и уточняются последующим обсуждением различных способов, с помощью которых Бог и божественное становятся известны человеку. Это происходит тремя способами: через разум, через божественное откровение, через разум и божественное откровение одновременно. Проявление Бога и божественного через человеческий разум двояко: душа познает Бога внутри себя без внешних воздействий, в своем собственном внутреннем существе, и она приходит к познанию Бога через познание внешних предметов. Первый способ познания, который проникает к Богу без знания внешнего мира и позволяет душе найти Бога внутри себя, через погружение в свое собственное подобие Богу, указывает на Августина и Ансельма[83 - Ср. Mausbach, Die Ethik des hl. Augustinus I, Freiburg i. ?r. 1909, 165 f; Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 284.] и является общим достоянием всей схоластики, если она не движется исключительно на почве строгого аристотелизма, для которого не существует человеческого познания без видов, без образов, взятых из органов чувств[84 - Ср. B?umker, Witelo 487 ff.]. Знание о Боге также приходит в человеческую душу через откровение двумя путями: во-первых, изнутри, через внутреннее вдохновение, и, во-вторых, извне, через посредничество внешних факторов. Последнее происходит тремя путями: через действия, как, например, Авраам возвестил страдания Христа через жертву своего сына, через слова в виде провозглашения учения и, наконец, через сны, как истина была открыта Даниилу во сне Навуходоносора. Третья основная форма возвещения божественного человеческой душе через разум и откровение одновременно специально не рассматривается.

В заключении дается более подробная характеристика соотношения ratio и fides, вслед за Гуго Сен-Викторским[85 - De sacramentis christianae fidei 1. 1, p. 3, c. 30 (M., P. L. CLXXVI 231 – 232).].

Даже если объектом веры является многое, чего нельзя достичь с помощью разума, следует отметить, что вера не придерживается ничего, что противоречило бы разуму; напротив, она поддерживается разумом и находит в нем, так сказать, первые следы своего содержания. Разумеется, не все возможности, в которых нечто может соотноситься с разумом, учитываются верой. Нечто может быть чисто рациональным (ex ratione). Это все то, что естественный разум понимает как обязательно существующее. Здесь мы имеем дело исключительно с рабочей областью разума; здесь нет места вере. Здесь применимы слова Григория Великого (автор ошибочно пишет Августина): «Fides non habet meritum, cui humana ratio praebet experimentum».

Более того, нечто может противоречить разуму (contra rationem). Здесь не могут действовать ни разум, ни вера. Третья возможность – это то, что разумно, вероятно, удобно (secundum rationem). Разум дает свое согласие на основе аналогий, сходств. Примером этого может служить тот факт, что разум находит Троицу в таком простом тварном существе, как человеческая душа, и использует это восприятие для иллюстрации тайны Троицы. Разум и вера здесь работают вместе. Наконец, обсуждается сверхразумное (extra rationem), то, о чем разум, именно потому, что он его не понимает, не может вывести из себя ни истину, ни ложь. Здесь мы движемся исключительно по пути веры, которая одна ответственна за такие истины, как вечное порождение Логоса, и, оставив позади своего спутника, разум, входит в брачный чертог вечного Царя.

Таким образом, во второй части этой Wissenschaftslehre из Бамбергской рукописи раскрывается взаимодействие разума и веры в исследовании тайн веры, и тем самым в центре внимания оказывается суть схоластического метода. Поэтому, возможно, стоит привести здесь полный текст этой доктрины науки.

Scientie species due sunt sapientia et eloquentia. Sapientia est vera cognitio rerum. Eloquentia est scientia proferendi cognita cum ornatu verborum. Sed quod iste species sint diverse, sie breviter colligitur. Sapientia numquam obest, sed semper prodest, eloquentia autem non semper prodest, quandoque obest. Ergo nee ipsa est species philosophie, que numquam obest. Philosophia igitur sive sapientia dividitur in theoricam, practicam, mechanicam. Item theorica i. speculativa dividitur in theologiam, phisicam, mathematicam. Mathematica, que est doctrinalis, dividitur in astronomiam, geometriam, musicam, arithmeticam. Practica делится на ethicam, echonomicam, politicam. Mechanica i. adulterina dividitur in omne opus hominis. Item de alia specie philosophie prosequamur. Eloquentia ipsa eadem est, que dicitur loyca. Hec dividitur in dyaleeticam, rhetoricam, grammaticam. Dyalectica in dissertivam sive rationalem et in sophisticam dividitur.

Quid autem singula eorum sint quidve conferant, ne bis repetamus, assiduus lector in ordine discendi potest ea considerare.

Non enim quocumque ordine artes addiscende sunt. Ordo enim in omnibus tenendus est. Litera scilicet P, quam Boetius in inferiori parte vestis philosophie dicit depictam, designat a practica esse incipiendum et per gradus interpositos ad T i. ad contemplationem sive theoricam ascendendum. Homo enim tendens ad eognitionem veram i. ad perfectam scientiam in utraque eius, quas diximus, specie ordinem debet observare. In philosophia ut diximus auctoritate Boetii a practica incipiendum est. Primo itaque instruendus est homo in moribus per ethicam. Ethica enim est moralis disciplina. Deinde in dispensatione proprie familie per echonomicam, economus enim dispensator dicitur. Postea in gubernatione rerum publicarum per politicam. Ipsa enim est, per quam totius civitatis utilitas administratur. Deinde cum in istis perfecte est exercitatus, ad contemplationem eorum que sunt circa corpora debet transire per mathematicam i. per doctrinalem scientiam, que in Uli consideratur, in quibus sie est ascendendum. Primo ab arithmetica que virtutes numerorum ostendit. Deinde ad geometriam, que ad ceteras mensuras pertinet rerum. Deinde ad musicam, que ad modulationem sonorurn. Hinc ad astronomiam, que ad cognitionem astrorum et illorum (здесь пропущено слово). Hinc ascensus ad phisicam, quia cognitis rebus natura exquirenda est. Ipsa enim in naturis rerum consumitur. Hinc ad theologiam pervenitur, que est cognitio rerum divinarum que solo intellectu capiuntur. H? sunt gradus ascensus in philosophia. In eloquentia sive in loyca, quia ipsa est que de voeibus traetat, primo addiscenda est grammatica, quia prineipium eloquentie scire recte scribere et recte pronuntiare scripta. Deinde dyalectica quasi augmenta et verum sal eloquentie i. scientia disserendi rationabiliter vel sophistice. Deinde rhetorica quasi perfectio eloquentie, que in ornatu verborum et sententiarum consistit.

Hec ergo due species sapientia et eloquentia sicut diximus distribute perfectam conficiunt scientiam.

De mechanica que est pars philosophie dicere ideo distulimus, quia plura ad ipsam cognoscendam introducenda sunt. Mechanica igitur ipsa distribuitur in omne opus hominis. Ideo autem dico opus hominis, quia et alia sunt opera. Sunt enim tria opera: opus dei, opus nature, opus hominis artificis imitantis naturam. Opus dei est, quod non erat, creare, ut illud: In principio creavit deus celum et terram. Opus nature quod latuit, ad actum producere, ut illud: Producat terra herbam virentem. Neque enim potuit vel terra celum creare vel homo herbam producere, qui nee palme longitudinem ad staturam suam addere potest. Opus artificis imitantis naturam est vel coniuneta separare vel disgregata coniungere, ut illud: Consuerunt folia ficus et fecerunt sibi perizomata. Dicitur autem hoc opus hominis mechanicum i. adulterinum, quia seeundum considerationem operis nature est factum et fit. Qui enim domum fecit, montem consideravit. Qui vestem primus adinvenit, consideravit quod singula nascentium propria quedam habent munimenta, quibus naturam suam ab incommodis defendant. Consideravit enim quare cortex ambiret lignum, lignum medullam. Vidit pennam tegere volucrem, piscem squammam et propter eandem rationem forma sua prius considerata vestem sibi fecit et his similia.

Hec de philosophia diximus, ut ad illam altissimam speciem que est intelligentia perveniremus. Ipsa enim est, per quam imago sui creatoris in ipsa anima reparatur. Sapientia enim ad intelligentiam pervenitur. Per intelligentiam vero anima ad verum fontem sue originis reducitur, que fide sibi associata quedam de deo, que licet sibi incognita sunt et incomprehensibilia, fidei tarnen acquiescens velut expertis locum in anima concedit et quedam sui vicissitudine animam mereri faciunt perfecte scientie habitudinem. Est enim hec vicissitudo inter fidem et intelligentiam, quod intelligentia aliquando fidem transcendit, aliquando fidei suecumbit. Transcendit dum necessaria ratione anime sue de divinis aliquid sie esse vel non esse ostendit ut deum esse et his similia. Est enim intelligentia illa vis anime, qua de deo et de spiritualibus tantum aliqua sola mente et intellectu capimus. Item fides transcendit intellectum, dum anime sue quedam de deo omni rationi et intellectui incomprehensibilia quasi certa et experta persuadet. Sed cum anime quedam per intelligentiam manifestentur, quedam tarnen in deo ei oecultantur, ut investigando veritatem de deo et de oecultissimus eius fidem tenendo mereatur veram eius cognitionem in futuro et sie regnare cum ipso.

Tribus autem modis anime occulta dei innotescunt vel ratione tantum vel divina tantum revelatione vel utroque modo. Ratione item duobus modis: in se, quod animus nullo modo respicit exteriora vel extra se, ut illud: invisibilia dei per ea que faeta sunt conspiciuntur. Item revelatione duobus modis anima occulta dei cognoscit in se i. intrinseca inspiratione unde psalmista: Audiam, quid loquatur in me dominus vel extra se i. in exterioribus. Hoc fit tribus modis: factis, ut abraham filii sui immolatione passionem Christi; dictis, ut per doctrinam, tertio modo per somnia, ut Danieli per somnium nabuchodonosor veritas innotuit. Quod autem aliquid anime oecultum sit de deo apostolus* innuit et quod eisdem quattuor modis innotescant anime occulta dei ex hisdem verbis coneipi potest. Dicit enim: «quod notum est dei». Per hoc notantur aliqua esse anime occulta de deo. Per hoc autem, quod subiungit: «in illis est» notat quod anima intus et e ratione tantum possit quedam pereipere. Unde sie exponitur auetoritas. Quod notum est dei i. quiddam quod noscibile est de deo in illis est i. intus se cognoscere potest homo scilicet ratione. Quod autem aliter per rationem occulta dei cognoscamus i. extra se, innuit apostolus in eadem contextione orationis. Invisibilia, inquit, per ea que visa sunt coneipiuntur. Quod autem revelatione duobus modis occulta dei reserentur anime non est dubium.

Nam apostolus in eodem loco idem notat dicens: «Deus enim illis revelavit» quasi dieeret: non sola natura, non sola ratio sufficit ad perfeetam habendam scientiam nisi deus insuperaddat sibi. Quod revelatio fiat modis duobus, auetoritatibus superius traetatum est.

Cum autem supra dixerimus quedam teneri fide, ad que ratio non attingit, tarnen est notandum, quod nihil tenet fides, quod contra rationem sit, sed potius iuvatur ab ipsa et quasi prima vestigia colligit ex ratione non tarnen ex omnibus que circa rationem considerantur. Est enim quadrifaria consideratio rerum circa rationem.

Alia enim dieuntur ex ratione ut illa que comprehendit necessario sie esse ratio et in illis nihil operatur fides.

Unde Augustinus: «Fides non habet meritum, cui humana ratio prebet experimentum.»

Subauditur per omnia. Item alia sunt contra rationem, sed in illis nee fides nee ratio operatur. Alia sunt seeundum rationem et dieuntur probabilia. Hec sunt illa, quibus ratio acquiescit propter quedam similia verbi gratia: Ratio videns trinitatem in simplici re sicut in anima ex induetione illius similitudinis concedit illam deo et in his similibus; et hoc est illud vestigium raftionis, per quod fides excedens

превосходит рациональность. Sunt item alia extra rationem et hec sunt illa circa que nee verum nee falsum ratio discernit, quia nullo modo ea comprehendit et in his quia sola fides operatur, maius meritum consequitur, ut de ineffabili genitura dei que ab eterno est et eternaliter. Hie est illud, ubi fides pedissequa sua i. ratione relicta foris thalamumum ingreditur eterni regis.[86 - Перев. с лат.: Два вида знания – это мудрость и красноречие. Мудрость – это истинное знание вещей. Красноречие – это наука о речи, изучаемая с помощью украшения слов. Но то, что эти виды разные, кратко изложим. Мудрость никогда не мешает, а всегда приносит пользу, а красноречие не всегда приносит пользу, а иногда мешает. Следовательно, сама по себе она не является разновидностью философии, которая никогда не возражает. Поэтому философия или мудрость делится на теоретическую, практическую и механическую. Также теоретический i. Спекулятивная делится на теологию, физику, математику. Математика, которая является доктринальной, делится на астрономию, геометрию, музыку и арифметику. Практичность делится на этику, экономику и политику. Механика И. Подделка разделена на все произведения человека. Опять же, давайте перейдем к другому виду философии. Само красноречие есть то же самое, что и то, что называется красноречием. Она делится на диалектику, риторику и грамматику. Диалектика делится на дискурсивную, или рациональную, и софистическую. А вот что представляет собой каждый из них и какой вклад они вносят, чтобы мы не повторяли это дважды, усидчивый читатель может рассмотреть их в порядке изучения. Ибо искусствам нельзя учиться в каком-либо порядке. Ведь порядок должен соблюдаться во всем. Буква Р, которая, по словам Боэция, нарисована на нижней части одежды философии, указывает на то, что нужно начинать с практического и через промежуточные ступени прийти к Т i. подняться к созерцанию или теории. Для человека, стремящегося к истинному знанию i. для совершенного познания в обеих этих вещах, о которых мы сказали, он должен соблюдать особый порядок. В философии, как мы сказали на основании авторитета Боэция, мы должны начинать с практики. Итак, сначала человека необходимо научить нравственности посредством этики. Ибо этика – это моральная дисциплина. Затем, в диспенсации, присущей семье через экономику, экономист называется диспенсатором. Позже в управлении общественными делами посредством политики. Ибо именно посредством него осуществляется благо всего государства. Затем, когда он в совершенстве обучен этому, он должен перейти через математику к созерцанию тех вещей, которые касаются тел. посредством доктринального знания, которое рассматривается в Ули, в котором должно быть вознесено.Во-первых, из арифметики, которая показывает достоинства чисел. Затем к геометрии, которая принадлежит к другим мерам вещей. Потом к музыке, что к модуляции звуков. Отсюда к астрономии, то есть к познанию звезд и их (здесь пропущенное слово). Отсюда восхождение к науке, потому что природу нужно искать в известных вещах. Ибо она поглощена природой вещей. Отсюда мы приходим к теологии, которая есть познание божественных вещей, постигаемых только интеллектом. Это ступени восхождения в философии. В красноречии или в красноречии, так как оно проходит через обеты, сначала надо выучить грамматику, потому что самое главное в красноречии – это уметь правильно писать и правильно произносить написанное. Затем диалектика как этапы и истинная соль красноречия i. наука о рациональном или софистическом споре. Тогда риторика как бы есть совершенство красноречия, заключающееся в украшении слов и предложений. Эти два вида, мудрость и красноречие, распределенные, как мы сказали, составляют совершенное знание. Поэтому мы откладываем разговор о механике, которая является частью философии, потому что для ее понимания необходимо ввести еще больше вещей. Сама механика, таким образом, распространена во всей деятельности человека. Вот почему я говорю «дело человека», потому что есть и другие дела. Ибо есть три дела: дело Божие, дело природы и дело художника, подражающего природе. Работа Бога – создать то, чего не было, например: «В начале сотворил Бог небо и землю». Работа природы, которая была скрыта, чтобы произвести действие, такое как: Да произрастит земля зеленую траву. Ибо ни земля не могла создать небеса, ни человек произвел траву, которая не могла бы прибавить к своему росту и длину ладони. Задача художника, подражающего природе, состоит в том, чтобы либо разъединить то, что соединено, либо соединить то, что разъединено, как в этом: Они сшили фиговые листья и сделали себе набедренные повязки. Теперь эту работу человека называют механической т.е. подлог, потому что по соображениям характера работы она была сделана и делается. Ибо тот, кто построил дом, он рассмотрел гору. Тот, кто первым открыл одежду, считал, что у каждого из новорожденных есть свои оплоты, с помощью которых можно защитить свою природу от недостатков. Ибо он размышлял, почему кора должна окружать дерево, а дерево – сердцевину. Он увидел, что перо покрывает птицу, рыба имеет чешую, и по той же причине, приняв во внимание ее форму прежде, сделал себе одежду, подобную этим. Мы сказали это о философии, чтобы прийти к тому высшему виду, который есть разум. Тот, кто первым открыл одежду, считал, что у каждого из новорожденных есть свои оплоты, с помощью которых можно защитить свою природу от недостатков. Ибо он размышлял, почему кора должна окружать дерево, а дерево – сердцевину. Он увидел, что перо покрывает птицу, рыба имеет чешую, и по той же причине, приняв во внимание ее форму прежде, сделал себе одежду, подобную этим. Мы сказали это о философии, чтобы прийти к тому высшему виду, который есть разум. Ибо именно через нее в самой душе восстанавливается образ своего создателя. Ибо мудрость приходит к пониманию. Однако посредством разума душа возвращается к истинному источнику своего происхождения, который, соединив с ней верою некоторые вещи о Боге, хотя и неизвестные и непонятные для нее, но дар веры, соглашаясь, как будто переживаемый, позволяет место в душе, и своими превратностями душа зарабатывает состояние совершенного знания. Ибо существует такое чередование между верой и разумом, что разум иногда превосходит веру, а иногда подпадает под веру. Он выходит за пределы, в то время как необходимым разумом своей души он показывает, что что-то божественное есть или нет, например, существование бога и тому подобное. Ибо разум – это та сила души, посредством которой мы постигаем только некоторые вещи Бога и духовные вещи только нашим умом и разумением. Равным образом и вера превосходит разум, тогда как она убеждает свою душу в чем-то непостижимом для всякого разума и разумения о Боге, как бы известном и испытанном. Но когда душа проявляется через разум, она скрывает некую истину в Боге, чтобы, ища истину о Боге и сохраняя веру в самое сокровенное Его, она могла в будущем заслужить истинное познание о Нем и царствовать с Ним.. Но сокровенная душа Божья познается тремя способами: либо только посредством разума, либо только через божественное откровение, либо обоими способами. Разум также двояко: в себе, потому что душа никоим образом не рассматривает внешние вещи или вне себя, как то: невидимое Божие видно через сотворенные вещи. Подобным же образом, посредством откровения, сокрытая душа познает Бога сама по себе двумя способами: i. по внутреннему вдохновению, откуда псалмопевец: Да услышу, что говорит Господь внутри меня или вне Себя, т. е. в экстерьерах. Это делается тремя способами: делами, такими как принесение Авраамом в жертву своего сына страданиям Христа; сказав, как через учение, в-третьих, через сны, как Навуходоносор открыл истину Даниилу через сон. Теперь апостол намекает, что есть нечто сокрытое в душе Божией и что сокровенная душа Божия познается теми же четырьмя способами, которые можно заключить из этих же слов. Ибо он говорит: «то, что известно Богу». Этим они отмечают, что в душе что-то скрыто о Боге. Тем, что он добавляет: «оно в них», он отмечает, что душа может разрушить что-либо только внутри и вне разума. Отсюда и поясняется авторство. Что известно Богу i. в них есть нечто, что можно знать о Боге. человек может познать себя внутри, то есть разумом. Но мы можем знать иное благодаря скрытому разуму Бога. вне себя, намекает Апостол в том же контексте молитвы. Невидимое, говорит он, скрыто видимым. Теперь нет сомнения, что через откровение тайны Божии открылись душе двояко. Ибо то же самое и в том же месте отмечает Апостол, говоря: «Ибо Бог открыл им», как бы говоря: не одной природы, не одного разума достаточно, чтобы иметь совершенное познание, если только Бог не прибавит к нему. Это разоблачение происходит двумя способами, о которых власти говорили выше. Теперь, когда мы выше сказали, что верою связано нечто такое, чего не достигает разум, то надо заметить, что вера не держит ничего противоречащего разуму, а скорее помогает ему и как бы собирает первые следы от разума, а не от всего, что считается о разуме. Ибо существует четверное рассмотрение вещей, касающихся разума. Ибо другие даны разумом, например те, которые понимают, что разум необходимо существует, и у них вера ничего не делает. Отсюда Августин: «Вера не имеет достоинств, которым подвергает испытание человеческий разум». Его слышно через все. Опять же, есть и другие, противоречащие разуму, но в них не действует ни вера, ни разум. Есть и другие вещи, которые следует учитывать, и шансы даны. Это то, к чему разум успокаивается благодаря некоторым подобиям, например: Разум, видя троицу в простой вещи, как в душе, от наложения этого подобия, признает ее Богу и тому подобным; и это тот след восторга, благодаря которому чрезмерная вера превосходит разумность. Есть и другие вне разума, и это такие, в которых разум не различает ни истины, ни лжи, потому что он никоим образом не постигает их, и в них, поскольку действует одна только вера, он получает большую заслугу, как от неизреченного рождения Бога, Который это от вечности и навечно. Вот здесь и находится точка опоры веры. Оставив разум снаружи, он входит в покои вечного царя.]

§3 Краткие философские разборы в мюнхенских и парижских рукописях

1. В Мюнхенской придворной и государственной библиотеке хранится несколько рукописных философских дивизий, которые в основном иллюстрированы диаграммами, а также фигурными изображениями.

На листе 102-lll Clm 2599 (p. XIII) находится «Figure variarum diseiplinarum picte, quarum singulis primarii eultores ex adverso adpicti sunt, ut Grammatice Priscianus».[87 - На рисунке изображены различные разделительные линии, в каждой из которых заглавные буквы заключены на противоположной стороне, как грамматически присцианские] Каждая отдельная дисциплина характеризуется здесь символической женской фигурой, предложением, выражающим цель данной науки, и, как правило, изображением ее главного представителя. В верхней части этого иллюстрированного учения о науках находится предложение: «Vite gutta pie preit omni philosophie», которое говорит о благочестивом образе мышления его анонимного автора. В первую очередь философия изображена в виде вознесенной на престол, коронованной женской фигуры, как королева.

Над изображением – арка, на которой начертаны слова: «Per me calcavit per nie qui euneta creavit colla superba summus deus ipse deorum.» Вокруг головы королевы надпись: «Hec Regina pia prudens est Philosophia». В левой руке королева держит скипетр, а в правой – раскрытую книгу. По бокам от нее две женщины несут развернутые исписанные свитки. Женщина справа от королевы характеризуется надписью «Qui contemplantur celestia, me venerantur», другая женщина слева от королевы – надписью «H?, qui seetantur mundum, mihi famulantur». Первая, таким образом, будет представлять теологию, вторая – философию в собственном смысле слова. Сама королева будет представлять сверхъестественную и естественную мудрость, теологию и философию одновременно. Два царя лежат, склонившись, у ног царицы: Антиох и Навуходоносор.

За изложением философии следуют образные описания искусств. В первую очередь мы сталкиваемся с грамматикой, которая характеризуется фразой «Grammatice cura recte loquar absque figura». Высокая женская фигура в плиссированном одеянии высоко несет в правой руке сосуд, из которого бьют четыре красных язычка (?) пламени. Справа от нее стоит Присциан, держа в левой руке закрытую застежками книгу и развернутый свиток с надписью: «Per me scribendi patet ars recteque loquendi». Следующий рисунок (л. 102) посвящен арифметике и рекомендован с напутствием: «Invigila numeris, sie aritmeta eris». Женская фигура держит в правой руке счетный предмет. Представитель этой дисциплины, Боэций, разворачивает свиток с надписью: «Per me eunetorum fertur virtus numerorum». На листе 103 музыка предстает перед нами с девизом «Dat modulos scire musica doeta lire», держа в правой руке лиру. Справа от нее стоит Пифагор с длинной бородой и фригийским колпаком. На его свитке написаны слова, прославляющие успокаивающее действие музыки. Астрономия (л. 103) сообщает о своем задании надписью «Motus astrorum tradit liber astronomorum». На этот раз женская фигура несет диск с изображением солнца, луны и звезд. Ее сопровождает Птоломеус, рекс Египтий. На свитке, который он держит в руках, написано: «Indiget ars mea studio qui scandit ad astra».

Примечательно следующее изображение диалектики (лист 104), суть которого раскрывается в словах «Scrutatrix rerum perhibet dyalectica verum». Женская фигура держит в правой руке длинный ключ, а из широко распахнутого левого рукава выглядывает голова собаки. Тип диалектика – Аристотель, который выглядит великолепно с его кудрявой головой, появляющейся из-под фригийского колпака, могучей бородой и очень находчивым выражением лица. В левой руке у него раскрытая книга с предложениями: «Omnis homo rationale est animal» – «Omnis homo animal non est animal homo». В правой руке Аристотель держит свиток с надписью: «Per me firmatur verum falsumque probatur». Этот рисунок также испещрен многочисленными желтыми точками. За «Диалектикой» следует «Риторика» (л. 104) с вступлением: «Rhetorice studio verba polire scio».

Это женская фигура с длинным мечом в правой руке.

По бокам от нее стоит Цицерон, безбородый, юный и в короткой одежде.

Его роль говорит нам: «Artem disce meam, qui vis bene dicere causam». Геометрия появляется как последнее из семи искусств на листе 106 с девизом: «Metitur spatia terrarum geometria». Женская фигура имеет в качестве эмблемы диск, на котором изображен гео

метрический чертеж. Представителем этой дисциплины является Кассиодор в монашеском одеянии.

На листе 106 снова изображена Философия. Справа изображена женщина в пестром одеянии. На продольной полосе ее платья мы читаем: «Theorica i. contemplativa vita. Практика жизни». Слева мы видим замок с башнями, изображающий тюрьму Боэция в Павии. Сам Боэций виден за решеткой.

В правой руке он держит перо, в левой – книгу. Вокруг его правого предплечья обернут свиток с надписью: «Consolatus ego vobis solatia presto». Сама Философия несет в правой руке свиток, на котором написано: «Spes tibi sit, bone vir, fies in carcere martir».

На остальных листах вплоть до листа 111 представлены различные другие античные писатели, такие как Вергилий, Энний, Овидий, Гораций, Плиний, Макробий, Марциан Капелла, а также семь мудрецов Греции с их характерными фразами.

2. Clm 331 (p. XII – XV), лл. 38—40 предлагает нам набросок divisio philosophiae, дополненный диаграммами. Основное деление философии – на теоретическую, практическую и логическую.

Механика, которую мы воспринимаем как часть философии у Гуго фон Санкт-Виктора и в анонимном Bamberger Wissenschaftslehre, здесь не упоминается. Теорика (vel contemplativa) снова делится на теологию, математику и физику. Математика далее подразделяется на предметы квадривиума, геометрию, которая имеет дело с временем и пространством, арифметику или теорию чисел, музыку или теорию тональностей, астрономию или астрономию. В разделении Практики появляется новая точка зрения, а именно разделение практики на Practica actualis, которая делится на этику, экономику и политику, и Practica inspectiva, которая имеет дело с Historia и spiritualis intelligentia. В то время как historia рассматривает только внешнюю сторону сообщаемых вещей и смысл слов, spiritualis intelligentia стремится проникнуть за пределы внешнего и видимого к божественному и небесному и распознать интуицией духа то, что выходит за пределы чувственного. Духовная интеллигенция также имеет три формы: тропологию, аллегорию и анагогию. Логика (logica rationalis) также делится на три части, а именно: диалектику (disputatoria), аподиктику (demonstrativa) и софистику (fraudulenta et ficta).

(fraudulenta et ficta)[88 - «Philosophia trifarie primo dividitur in Theoricam, Practicam et Logicam. Sed he tres partes singule simul subdivisiones capiunt hoc modo. Theorica in tres subdividitur: in Theologiam, Mathematicam et Physicam. Theologica in divinis, Mathematica in ediscendis, Physica in naturalibus et humanis. Hamm media scilicet Mathematica in quattuor partes subdividitur has scilicet: Geometriam, que est in spaciorum et temporum divisione, arithmeticam, que est in numerorum cognitione; in musicam, que est in sonorum modulatione, in astronomiam, que est de stellarum cognitione. Practica, quam actualem dicimus, in tres subdividitur: in ethicam i. moralem, in yconomicam i. dispensativam et politicam i. civilem. Est et alia Practica inspectiva et hec dividitur in hystoriam et spiritualem intel- ligentiam. Hystoria est, que rei ordinem simpliciter pandit nee ullus ibi est oc- cultus intellectus nisi qui verbis resonat. Sed spiritualis intelligentia est, qua supergressi visibilia de divinis aliquid et celestibus contemplamur eaque sola mente intuemur, que corporeum supergrediuntur aspectum. Item practica spiritualis infcelligentie in has tres subdividitur scilicet in Tropologiam, que est de morum compositione, in Allegoriam, que est de figurata dictione, et in Anagogen, que est de superiorum duetu et intellectione; ducit enim intellectum hominis ad superiora. Logica rationalis trifario modo subdividitur in tres: in Dyalecticam, que est dis- putatoria, in Apodicticam i. demonstrativam, in Sophisticam i. fraudulentam et fietam.»] Эта divisio philosophiae характеризуется прежде всего включением четырех смыслов Писания, общих для Отцов Церкви и схоластов, в доктрину и организацию науки, тогда как у Гуго Сен-Викторского, который, кстати, знает только три способа объяснения Писания (historia, allegoria, tropologia), библейская наука рассматривается независимо, вне рамок философии. Кроме того, разделение логики на диалектику, аподиктику и софистику и отсутствие грамматики и красноречия свидетельствуют о знакомстве со всей областью аристотелевской логики, выходящей за рамки времени Гуго Сен-Викторского.

3. Die beiden M?nchener Handschriften Clm 9921, fol. 137 und Clm 14 516, fol. lv enthalten lediglich sachlich dem 12. Jahrhundert angeh?rende Schemata einer Wissenschaftseinteilung ohne begleitenden Text. Das Schema der ersten dieser beiden Handschriften ist beachtenswert durch die reiche Gliederung, welche die Ethik durch die unter die vier Kardinaltugenden eingereihten sittlichen Tugenden findet, w?hrend das zweite Schema als Eigent?mlichkeiten die Einf?gung der Mechanica und Medicina unter die Physik und die Aufl?sung der Dialektik in die Isagoge des Porphyrius, in die Kategorien und Perihermeneias des Aristoteles und in die boethianischen Traktate «De differentiis topicis» und «De diffinitione» aufweist.

4. Разделение наук с библейскими элементами мы встречаем в Clm 14 731 (p. XII), лл. 63v и 64r. Здесь сначала приводится деление Оригена, а затем философия делится на moralis, naturalis и inspectiva logica – деление, которое, как более подробно объясняет анонимный автор, греки получили от Соломона и, таким образом, косвенно от Святого Духа. Мораль (seil, scientia) представлена в Притчах, природа – в Екклесиасте, а Песнь Песней с ее тропами и образными фигурами речи – в логике.

5. На переднем форзаце книги Clm 18 478 (p. XII), содержащей комментарий Гилберта к Боэцию, имеется анонимная классификация наук. Философия организована в аристотелевско-боэтианской манере на «Теорику», «Практику» и «Логику».

При определении сферы деятельности отдельных дисциплин делается ссылка на этимологию. Практика (aetio), таким образом, учит, что делать и чего не делать. Она подразделяется на этику, политику и экономику. Категоризация логики была пройдена как общеизвестная. Теория (speculatio) делится на общие части: Теология, Физика и Математика.

Предметом теологии является бесплотное, божественное, которое стоит за пределами физического. Подразделение теологии на теологию утверждения и теологию отрицания со ссылкой на Псевдо-Ареопагита является новым по сравнению с большинством других современных divisiones philosophiae. Физика имеет дело с телесным бытием; математика, название которой вызывает странные этимологии, имеет дело с бесплотным в телесном и делится на привычные предметы: арифметику или науку о числах, музыку, которая говорит о пропорциях, геометрию, которая обсуждает неподвижные величины, и астрономию, которая обсуждает подвижные величины[89 - «Philosophie tres sunt partes theorica practica logica. Et ut de practica primo expediam, Practis grece actio dicitur latine et est practica, que docet, quid sit agendum et quid non. Practice tres sunt partes: Etica, que agit de moribus, Extis (!) enim interpretatur mos, politica, que agit de regimine reipublice, Polis namque dicitur civitas, economica, que agit de dispensatione rei familiaris, Economicus enim interpretatur dispensator. Unde dicitur Echonomia. Et cum partes logice omnibus sunt (здесь следует добавить примечание*), de theorica agendum est. Theoros grece speculatio dicitur latine. Unde dicitur theorica quasi speculativa. Theorice tres sunt partes: theologia, que tractat de incorporeis extra corpora i. de divinis, Theos enim deus, logos, sermo vel ratio dicitur. Theologie due sunt partes: theologia affirmationis, que de deo affirmat, que digne possunt de eo affirmari, theologia negationis, que omnia vocabula a deo abnegat sicut in hierarchia beati dionisii habetur. Est autem altera pars theorice phisica, que de ipsis corporibus tractat. Phisis enim grece natura dicitur latine. Unde phisica dicitur i. naturalis scientia quum phisica agit de rerum naturis. Tertia pars theorice est mathematica, que agit de incorporeis circa corpora. Et videtur quod matesis penultima producta et absque aspiratione interpretatur divinatio. Unde juvenalis: nota matematicis genesis tua. Mathesis vero penultima corrupta et cum aspiratur interpretatur doctrina. Unde dicitur mathematica quasi doctrinalis scientia. Vel quia per eam habetur accessus ad doctrinam phisice et theologie quia omnia docet subiectis figuris vel quia certior est doctrina in mathematica disciplina quam in ceteris eo quod omnia ibi probantur demonstrativis argumentis. Mathematice vero quattuor sunt species: arithmetica, que tractat de numeris, musica de proportionibus, geometria de magnitudine immobili, astronomia de magnitudine mobili.»].

6. Анонимный «Tractatus quidam de philosophia et partibus eius», фрагменты доктрины науки с некоторыми интересными замечаниями, находится в Cod. lat. 6570, fol. 57—59 Парижской национальной библиотеки. Автор дает номинальное определение философии как «amor sapientie» и реальное определение: «Eorum, que videntur esse et que sunt et immutabilem sui sortiuntur substantiam certa rationis comprehensio.[90 - Fol. 57] Затем он перечисляет различные классификации философии, в первую очередь деление на физику, этику и теологию, которое он прослеживает до Оригена и на которое он также намекает в соломоновых писаниях Екклесиаст (физика), Притчи (этика) и Песнь Песней (теология).[91 - «Dividitur autem secundum quosdam in phisicam, ethicam et theologiam, quod placuit Origeni. Unde secundum tres partes philosophie Salomonen! tria volumina attestatur composuisse: ecclesiasten, ubi fuit phisicus, et proverbia, in quibus ethicus, et cantica canticorum, in quibus probatur extitisse theologus.»] Кроме того, он развивает деление на сапиентистские и философские категории, известное нам по бамбергской рукописи Q. VI 30 на sapientia и eloquentia и подразделяет их на theorica и practica, или grammatica, dialectica и rhetorica. Теорика делится на Physica, Mathematica и Theologia, а практика – на Ethica, Economica и Politica. В дальнейших ветвях математики учитывается и подразделяется, в частности, музыка. Он также делает замечание о том, что существует множество грамматиков, диалектиков и аскетов, которые не заслуживают того, чтобы называться философами.[92 - Fol. 58r: «Multos autem videmus et scimus grammaticos, quos non audemus nee debemus censere philosophos et idem in dialectico contingit et in rhetorico.»] С точки зрения сохранения и защиты физической и духовной жизни человека возникает новое разделение науки на физику, теологию и юриспруденцию. Физика служит для защиты тела, теология, предостерегая от греха и увещевая к добродетели, способствует жизни души, а scientia legum защищает и организует внешние правовые отношения человека. Семь путей ведут к этим трем формам науки, свободным искусствам тривиума и квадривиума. Никто не может успешно заниматься этими тремя науками, если предварительно не овладел семью либеральными искусствами[93 - Fol. 58r: «Ad triplicem namque conservationem triplex scientia reperta est: phisica ad tutelam corporis, que agit de naturis… theologia ad presidium anime, que viciorum fugam predicat et virtutum appetitum, scientia legum, que dietando iustitiam res exteriores protegit. Ad istas tres scientias parate sunt tamquam vie septem liberales artes, que in trivio et quadrivio continentur…. Nullus per- fectionem illius triplicis sapientie potest attingere, ni&i in bis septem prius extiterit perfectus.»]. Далее устанавливается различие между scientia и ars1. Последняя – это совокупность правил, которыми мы руководствуемся, чтобы творить легче, чем природа. Наука же – это достоверное знание вещей из их причин. Искусства называют либеральными, потому что они освобождают разум от забот, или потому, что они предполагают беззаботный ум, или потому, что в древности ими могли заниматься только свободные люди. В последнем отношении свободные искусства контрастируют с механическими искусствами (artes mechanicae), которые когда-то были открыты как для свободных, так и для рабов, как для благородных, так и для низких. Механические искусства делятся на ланификацию, венацию, навигацию, медицину, сельское хозяйство, вооружение и живопись.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом