– Почему так?
– Я не знаю.
**
Примерно в часе ходьбы от хутора на берегу лежал старый баркас. Лежал словно огромная сказочная рыба с распоротым брюхом, ибо днище его было пробито. К нему-то Марина пришла и сквозь дыру забралась внутрь.
Дав глазам привыкнуть к царящему внутри полумраку, слегка раскопала песок, извлекла жестяную коробку, положила перед собой и замерла в священном трепете. Но вот отделяет крышку и взор ее падает на то, что сама она называет «мои сокровища» и чем она дорожит больше всего на свете.
Здесь было восемь предметов. Целый патрон от револьвера. Серебряное колечко с надписью «спаси и сохрани», которое она нашла в песке у самой воды. Заграничная монета с изображением прекрасной девы, достоинством в пять чего-то. Крохотный перочинный ножик ее отца. Его ей дала мать. Сказала: отец всегда носил его с собой и никогда не расставался, однако же, в море не брал, боялся утопить. Молочный зуб, который выпал у Марины в десять лет. Кусочек янтаря, внутри которого на веки вечные застыл муравей. Был здесь и листок с совсем уж диковинными знаками. Вообще-то это были японские иероглифы, но Марина об иероглифах ничего не знала.
И вот теперь у нее появилось новое сокровище. Самое бесценное. Сокровище, которое она не променяла бы ни на что на свете – фотография спящего мальчика. Завладев фотографией, Марина ощутила, что приобрела нечто, намного большее, нежели кусочек картона с изображением спящего мальчика. Она ощутила, что приобрела друга, которого у нее не было, но в коем она в высшей степени нуждалась, и коему могла бы без опаски поведывать самые тайные и самые темные устремления своего растущего сердца.
Девушка вытащила фотографию из котомки, пристально посмотрела на изображение, сунула в коробку, закрыла коробку крышкой, опустила в ямку. Закопав же, бросилась из убежища прочь.
**
Сидя подле незнакомца, Марина читала вслух.
«На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать его. Искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город. Не видали ли вы того, которого любит душа моя?..»
Дождавшись, когда мать отлучилась из дома, девушка отложила книгу и пристально вгляделась в лицо незнакомца. Коснулась руки его и пальцев его. Затем осторожно брала мужскую ладонь в свою. Гладила, рассматривала начертанные на ней линии, словно желая по ним узнать хоть что-то об этом человеке – о прошлом ли, о грядущем. Прижималась к ладони щекою, замирала, проводила по ладони лицом, волосами, представляя, что он (не она) гладит ее теперь. И сердце девушки билось чаще и громче, и было ей отчего-то страшно…
**
Простой была пища: вареный картофель, хлеб испеченный, лук да редис, да десяток яиц. Стали трапезничать. Ели в неловком молчании: каждый – в свою тарелку.
Йохан.
Йохан Зандерс.
Из Латвии.
Инженер.
Военным бортом летел в Моздок – для строительства взорванного моста через Терек.
Ночью самолет был атакован немецким истребителем.
Прыжок с парашютом. А потом только море и тьма вокруг.
Родные?
Попали под бомбежку в Белорусии…
Да, курю.
Выслушав скупую историю гостя за трапезой, Анна достала из ящика комода початую пачку папирос:
– Держи. Только не слишком нажимай – больше нету.
**
Наполнив ведра у колодца, Анна положила коромысло на плечо и пошла по тропинке к дому. Вода слегка плескалась в ведрах.
Навстречу ей шел Йохан. Когда между ними осталось шага два, остановились, поглядели друг другу в глаза.
Далеко ли собрался, инженер?
– Хочу пройтись в ту сторону, посмотреть, что там. Могу я тебе помочь?
– Иди уже! Еще напомогаешься.
Сказав так, женщина продолжила путь. А мужчина обернулся и долго глядел женщине вослед, на то, как она шла, чуть покачивая стройным как у девицы станом, на стройную гибкую шею, и в глазах его зажигалось тепло.
**
Застав Марину на берегу, Йохан сел рядом, достал из пачки папирусу, закурил.
– О чем ты думаешь, спросил он Марину.
– Ни о чем. Просто сижу, слушаю эти волны, этот ветер. Слушаю и сама превращаюсь в волны, в ветер, в песок, в облака.
Вдруг над ними послышался птичий крик. Марина запрокинула голову вверх. Надо же, сказала она, чайка! Я звала ее и она прилетела!
Помолчали.
– Дай мне, сказала Марина, протянув руку к папироске Йохана. Он дал. Марина затянулась раза два, закашлялась, вернула.
– Наверное, это банальный вопрос, сказал Йохан, но все же я спрошу: кем бы ты хотела стать, когда вырастешь?
– У тебя ресницы закручиваются, неожиданно сказала Марина, глядя на лицо мужчины.
– Ты не ответила.
– Я уже выросла.
– Ну хорошо, кем ты хочешь стать, когда станешь как твоя мать? С интересом смотрел на девушку Йохан. На то, как щурится. Как едва заметно кусает губу. Как ищет глазами подсказку.
– Я не стану как моя мать, сказала Марина, поднимаясь.
– Как это?
– Умру молодой. Сказав так, Марина поднялась и пошла прочь.
– С чего ты взяла? – крикнул Йохан вослед.
Марина обернулась, крикнула:
– Море нашептало!
**
Видом сердит, Марк выходил из дому. Следом шла Анна.
– Ну пойми же ты, остолоп ты этакий, говорила она, это для нас с Мариной!
Молчал человек. Сопел. Тяжко дышал.
Женщина приблизилась, взяла мужчину за руку, чуть пожала.
– Вот и молодец!
Сказала и пошла прочь. Уже издалека крикнула, обернувшись: Спасибо тебе, Марк! Ты – настоящий друг!
Ничего не ответил сосед, сел на песок, скрестил ноги, стал в море глядеть.
– Давай, вей из меня веревки, тебе не привыкать…
**
Еще затемно, оставляя на влажном песке след, шли по берегу двое. Были по-утреннему угрюмы. Нес парус и весла Йохан. Нес сети Марк.
Вверх дном лежала лодка на берегу. Перевернули. К воде подтащили.
Ставили парус.
Бросали сети на днище.
Оттолкнув лодку, забрались в нее.
Сказал Марк: садись на весла.
Сел Йохан на весла, стал грести от берега прочь.
**
Мы снова видим лицо Марины под водой. Ее глаза распахнуты. Ее волосы, точно актинии, колышутся в зеленоватой морской воде.
Проходит какое-то время, прежде чем она, оттолкнувшись от дна ногами, всплывает на поверхность.
**
Море. Синее. Черное. Зеленое море. Море дышит. Море стреляет тысячью искр отраженных солнечных лучей. Море без памяти. Море – пожиратель людей, кораблей и лодок. Море – даритель рыб, водорослей и моллюсков. Открытое море без берега – куда не кинь взор, увидишь только воду. Холодную горькую воду. Воду-яд, воду-отраву, выпьешь – помрешь. И вот посреди этой водной пустыни качается на спокойных волнах лодка.
Черные бока лодки истекали смолой. Горячее солнце стояло высоко. С протянутых к мачте веревок капала смола. Обвисший парус был черен от грязи и смолы, резко вырисовывался своей чернотой на фоне синего неба. Йохан сидел на веслах, Марк на корме – проверял сеть.
А что с ее мужем, спросил Йохан. На что сосед отвечал недовольно, что ежели тот хочет ловить с ним рыбу, то пускай так уж и быть ловит, только молча. Но позже все же ответил, что муж Анны ушел в море и не вернулся. А потом, вволю намолчавшись, добавил: Марина у ней в ту пору как раз под сердцем была.
Любишь ее, спрашивал Йохан, но не получив ответа, кивая, отвечал на свой вопрос сам: такую красивую женщину, нельзя не любить.
**
Когда стемнело и Марина вышла на берег, увидала Йохана. Тот стоял и упрямо глядел в бурлящую черноту.
