Олег Наташкин "Абсурд без границ. Антология бизарро, вирда и абсурдистского хоррора"

– Никому не говори, что узнал это от меня… от нас. Иначе будет ещё хуже.

– Как я могу предотвратить это?

– Это не в твоих силах. Но ты можешь спастись. Бежать, ехать как можно дальше.

– Я всё равно скоро умру. Скажи: могу ли я спасти родных?

– Не знаю, попробуй. Мне это неизвестно.

Голова овцы вновь запрокинулась, животное упало набок и затряслось в конвульсиях. «Говорили ли мы на самом деле? – подумал Кисияма. – Или это магнетизм оранжевой луны так подействовал?»

7.

Будет ещё хуже… «Куда уж хуже! – размышлял Кисияма, возвращаясь домой. – Сто тысяч человек. Это же целый город!» Высвечивая путь фонарём, он продолжал повторять про себя предсказание овцы:

«Бог ветра Сусаноо отправит золотистого ангела со стальными крыльями в сторону святилища Ицукусима, для того чтобы привести сто тысяч человек в царство мёртвых».

Приближалось утро. Вершины холмов, окружающих деревню, уже озарились солнечным светом. Затем лучи коснулись самых высоких крыш. Кисияма выключил фонарь и присел передохнуть под сливовым деревом. «Что делать дальше? – думал он. – Как применить всю эту безумную информацию, порождённую больным мозгом животного?»

Удивительно, но спать совсем не хотелось. Вместо того чтобы вернуться домой к Кадзуко, он двинулся в сторону храма – синтоистский священник в это время обычно на ногах.

8.

Уединившись со священником в чайном домике возле храма, Кисияма рассказал о предсказании. Конечно, он умолчал про овцу, выдав всё за собственное ночное видение. Некоторое время священник сидел молча, переваривая информацию.

– Зачем бежать от кэгарэ, если можно идти ему навстречу? – спросил он.

– Что? – удивился Кисияма. – Для чего?

Священник медлил с ответом. Несколько минут он смотрел на окружающий пейзаж снаружи чайного домика. На деревню, расположенную у берега небольшого залива; на утлые домики, сползающие прямо к воде. Пёстрые крыши гармонично соединяли зелень холмов и синеву моря.

– Избегать смерти – значит идти у неё на поводу, – продолжил он. – Так можно навлечь пустые беды.

Священник посмотрел на Кисияму. Он был лет на десять моложе, но его голубоватые глаза, казалось, принадлежали тысячелетнему старцу.

– Знаешь ли ты, Кисияма, как спастись от преследующего ёкая? Только перестав от него бежать. Когда ты сам начнёшь преследовать ёкая, он будет спасаться от тебя. Третьего варианта не дано.

Старик призадумался, но не смог ухватить сути. Какой смысл в этой игре словами? Что, если овца, разговаривающая с ним в сарае, – это и есть злой дух? Может, вернуться и убить её?

– Ёкай преследует не меня одного, – ответил он священнику, – в видении говорилось о ста тысячах человек. Все они умрут. Возможно, мой долг – спасти их?

– Люди всегда умирают. Временно отодвинуть от них смерть – не выход. Что изменится? – священник вздохнул, словно набирался терпения для разговора с глупым ребёнком. – Мы воевали и продолжаем воевать. Убиваем друг друга. Ты, Кисияма, предлагаешь спасти какую-то часть людей и думаешь, будто это всё изменит?

Старик пожал плечами. Он всё ещё не понимал, к чему собеседник ведёт разговор.

– Мы не прекратим воевать, – продолжал священник, – войну не остановить, как ни пытайся. Единственное, что можно сделать, – это раздуть пламя, чтобы костёр прогорел. Наверное, это и делает бог ветра Сусаноо. Нужно довести размеры войны до абсурда, до крайности. Помочь ей захлебнуться в себе самой.

Кисияма молчал. Не за абстрактной философией он сюда пришёл. Ему нужен конкретный совет.

– Но ведь я могу спасти своих родных.

К его удивлению, священник несогласно завертел головой:

– Не стоит. Может случиться ещё хуже.

– Хуже?

– Да. Мы часто губим людей своей любовью. Когда отделяем их от всех остальных.

– Я не понимаю вас.

Священник вновь посмотрел на море.

– Я расскажу кое-что о себе, – сказал он. – Когда я был маленьким, я рос в такой же деревушке, как эта. Меня воспитывала бабка, я жил в её доме. Родители погибли. Половина жителей деревни занималась рыболовством, половина – земледелием. Моя бабка была стара и для того, и для другого. Она содержала лишь небольшой огород. Ещё были куры. Я очень любил этих птиц. Когда выдавалось свободное время, всегда играл с ними. Особенно мне нравились цыплята. Не те маленькие жёлтые комочки, которые жалобно пищат в коробках, а более взрослые птенцы, полные задора и сил. Я бросал им ягоду, наблюдая, как они носятся, перенимают её друг у друга, будто футбольный мяч. Один птенец нравился мне больше остальных. Чтобы не путать его с другими птицами и быстро находить, я повязал ему на лапку синюю ниточку. По нитке я отыскивал его, брал в руки и кормил персонально. А потом на время забыл про любимца и про остальных цыплят. Они превращались в кур и всё меньше годились для мальчишеских забав. Однажды в дом зашла бабка и сказала: «Странно, одна курица сдохла». Знаете почему? Её лапу перетянула синяя ниточка. Птица росла, пока ножка не воспалилась. Курицу убила моя прежняя любовь. Синяя ниточка, которая отличала её от остальных.

Священник замолчал и опустил голову.

– Что же теперь? – спросил Кисияма, не найдя другого подходящего вопроса.

– Теперь? – переспросил тот, выйдя из состояния прострации. – Теперь я люблю всех одинаково.

9.

На следующее утро Кисияма выбрался на шоссе, сел в гремучий жёлтый автобус и поехал в город. «Интересно, отправилась ли госпожа Симамура за лекарством? – думал он, трясясь на узеньком сиденье. – Пустая трата времени и денег – овце уже ничто не поможет. Никто не поможет. Разве что черви в голове подарят ей сатори».

Около часа автобус полз по шоссе, вбирая в себя дорожную пыль. Других автомобилей не было, лишь военные грузовики промчались навстречу уже на подъезде к городу.

На остановке с деревянным навесом Кисияма ступил на асфальт и, сориентировавшись, пошёл к дому сына. Уже восемь лет он не был в городе, но где жил К., прекрасно помнил. Это была небольшая квартирка в доме для военных. В двух комнатках они и ютились – К., его жена Азуми и их подрастающая забияка-дочка.

Дверь открыла Азуми. Она выглядела озадаченной – отчего-то морщила лоб, точно пыталась отогнать назойливую муху.

– Кисияма-сан, проходите.

В квартире всё было перевёрнуто с ног на голову: мебель сдвинута с места, вещи в беспорядке разбросаны по полу. Пахло чем-то ядовитым.

– К. сейчас нет дома – он на своём аэродроме пропадает днями и ночами. Уж не знаю, чем они там занимаются.

Кисияма присел на предложенный стул и ещё раз оглядел помещение.

– Давно вы к нам не заглядывали, – продолжала Азуми. – Год или два?

– Восемь лет.

– Да не может быть, Кисияма-сан! Неужели так долго?

– Восемь лет, – настаивал старик и добавил, глядя на кавардак: – А чем вы заняты?

Азуми вновь поморщила лоб и брезгливо осмотрелась.

– Пауки, – пояснила она, – никакого спасения от них нет!

– Пауки? – удивился Кисияма. – Так досаждают?

– Вы и не представляете, Кисияма-сан! Настоящая напасть! Я уже пятый раз вытравливаю – и всё впустую. Вновь появляются. Достаточно хоть одной паутинке остаться – как они снова образуются, будто из ниоткуда. Постоянно шуршат своими лапками и плетут, плетут…

Кисияма осмотрел ближайший угол, но ничего похожего на паутину не заметил.

– А когда К. вернётся? – спросил он сноху.

Азуми недовольно закачала головой.

– Даже не знаю, Кисияма-сан. В лучшем случае – поздно вечером, а скорее всего, завтра. Я уж сама по нему скучаю, но ничего не поделаешь – служба. К тому же я успею с пауками разобраться, пока его нет. Вы можете подождать на кухне. Там я всё обработала.

Около часа Кисияма просидел на кухне. Всё это время из комнат раздавались звуки передвигаемой мебели, а ядовитые запахи усиливались.

Старик понял, что терпения ему не хватит. К тому же К. может и не вернуться сегодня. Он выбрался из кухни, перешагивая через разбросанные по полу чемоданы и связки старых газет.

– Азуми, мне нужно передать кое-что очень важное, – сказал он.

Сноха смотрела на него с некоторым удивлением, сжимая в руке коричневую бутыль с химикатами.

– Может быть, вы сообщите это К.?

– Нет. Передайте ему, что всему городу угрожает опасность. Мне… поступила такая информация. Вы не должны долго оставаться здесь. Нужно подыскивать жильё в другом месте.

– Вот уж точно, Кисияма-сан! – Азуми аж просияла. – Об этом я ему и говорю! Невозможно жить среди этой паутины! Никаких сил не осталось. А сколько денег я на отраву извела!

– Постойте, – прервал её старик, – передайте К., чтобы он поскорее приехал к нам в деревню. И вы с дочкой приезжайте.

Азуми кивнула, но как-то неубедительно.

– Пусть К. приедет в деревню, как только сможет, – повторил он. – Это очень важно!

10.

Прежде чем направиться к автобусной остановке, Кисияма решил пройтись по городу – посмотреть, как расширились проспекты и вытянулись дома. Он двинулся в сторону центра по улочке, на которой толкались рикши с гружёными повозками. Город издавал много шума – гораздо больше, чем восемь лет назад. Здесь не пели цикады, не шуршали листья в роще, не цвели камелии. И луна наверняка не становилась оранжевой. А ведь это был далеко не самый большой город в стране, так – небольшой городишко, по сравнению с Киото или Осакой.

Внезапно кто-то толкнул его в спину. Да так сильно, что Кисияма упал на землю. Не успел он оглянуться, как что-то тяжёлое и твёрдое ударило по затылку – и старик отключился.

В себя он пришёл в сидячем положении – на стуле со спинкой. Появилась рука с ватой, и резкий запах нашатыря заставил отвернуть голову. От этого движения возникла резкая боль в затылке, и Кисияма чуть было не потерял сознание вновь.

– Всё в порядке, он вернулся, – раздался женский голос, затем – неторопливое цоканье каблуков по полу и лязг железной двери.

Морщась от боли, Кисияма огляделся. Помещение, в котором он находился, было просторным – около восьми татами. Комната слабо освещена, дальние углы утопают в полумраке. Впереди небольшой стол, а справа – дверь.

Из полумрака появился человек в форме с погонами лейтенанта. Военный был явно не в духе. Его щёки нервно раздувались, а на шее пульсировала взбухшая вена.

– Что ты уставился на меня, ксо-но хьто? – прошипел он и схватил Кисияму за подбородок. – Почему в деревне не сидится?

Старик промолчал. Его затылок ломило от боли, словно кто-то маленький шевелился в открытой ране. Не иначе как пауки Азуми плели там свою паутину.

Лейтенант отпустил подбородок и сел по другую сторону стола.

– Сейчас с тобой будет говорить капитан Таяма, – предупредил он. – Не вздумай медлить с ответами, старик! Если капитану что-то не понравится – тебе не жить. Быстро с тобой разберёмся!

– Я ничего не сделал, – пробормотал Кисияма.

Военный криво усмехнулся. Он дышал как-то возбуждённо и каждый раз натягивал губы в подобии улыбки, словно объелся жгучего перца.

– Если капитан Таяма прикажет что-то, ты немедленно выполнишь. Если он прикажет встать – тут же встанешь, даже если привязан к стулу!

Только сейчас Кисияма понял, что привязан верёвками к спинке. Также он ощутил, что голова обмотана бинтами – ему разбили затылок, когда ударили.

– Скоро капитан допросит тебя, – повторил лейтенант зловещим шёпотом, будто зачитывая смертный приговор. Он встал из-за стола, пересёк комнату и скрылся за железной дверью.

Минут пятнадцать Кисияма сидел в полутёмном помещении, ожидая прихода капитана. Было тихо, лишь жёлтая лампочка потрескивала под потолком, да ветер посвистывал за узеньким окном. Внезапно Кисияма понял, что это не ветер. Кто-то стоял позади стула и всё это время дышал в спину. Человек ли это? Старик хотел повернуться, но не решился. Иногда лучше не видеть того, что сзади.

Ещё пять минут молчания, затем – скрип сапог вдоль стены. Человек вышел на освещённый участок комнаты. На вид ему было лет сорок. Круглое лицо должно было принадлежать толстяку, но нет – под формой явно находилась спортивная фигура с широкой грудью и втянутым животом.

– Меня зовут капитан Таяма, – представился военный. – А ты Кисияма?

Старик кивнул.

– Это правда, что ты отец капитана К.?

– Да, господин. Это так.

– Какого цвета эмблема его войск?

– Коричневая.

Капитан Таяма несколько раз кивнул головой – видимо, удовлетворённый ответом.

– Ты знаешь, что символизирует этот цвет?

– Да. Он символизирует землю. Это инженерные войска…

– Мне это известно.

Офицер неспешно зашагал по комнате и остановился где-то позади. Кисияма замер, предчувствуя ещё один удар по голове. Если будут бить так же, как в переулке, ему не выжить.