– Кстати, телефончик-то не мой, вдруг в розыск объявят? Да и некрасиво вышло, забрала у беспомощного дядечки средство связи и курточку. Вернуть бы надо. Ты сказал, у вас фонд на таких нищих приживалок как я есть? Выделишь мне немного? Куплю себе одежды, телефон и съезжу этот отдам.
– Тебе что, больше всех нужно? Выкинь телефон и куртку в мусорку, кому нужно эту звонилку китайскую искать?
– Это для тебя китайская звонилка, а для человека телефон может быть очень ценной вещью.
– Да как хочешь, если заняться нечем. У меня своих дел по горло, побегай пока, осваивайся. Денег дам. Документы тоже. Учти, эта благотворительная помощь ненадолго. Уже сейчас думай, где деньги и жижу доставать будешь. Сразу предупреждаю, никакого криминала и уголовки не потерпят, если что неладное заметят, УЛН тебя живо утилизирует.
– УЛН?
– Ну, есть три высшие независимые организации, УЛН, УНН и УЦД. Они не от кого не зависят, ни от нас, ни от церковников, и ориентируются только на Закон. И церковники, и мы, выплачиваем этим организациям налог, чтобы они могли жить и работать. Первая организация – учет летописных тварей, УЛН, если сокращенно, или улиточки, как мы их нежно называем. УЛН за нами следят, чтобы нечисть, как они нас называют, место свое знала. И если кто-то из наших нарушает договоренности или, не дай Создатель, Закон, то что делают наши улиточки?
– Что?
– Утилизируют неугодных. Вторая независимая организация УНН – учет нелетописных тварей, они следят, чтобы нежить какая мимо летописи не прошла, исследуют излишнюю «нечеловеческую», как они говорят, активность. И если что-то лишнее находят, то что делают?
– Утилизируют? – догадалась я.
– Как ты быстро учишься! Все правильно, утилизируют. Ну и есть еще одна организация, иногда достает похлеще первых двух. УЦД – учет церковных дел. Они следят за противоположной нам стороной, чтобы инквизицию не повторили, чтобы лишнего на себя не брали. Например, вот было дело, один поп решил, что уж слишком много нечисти в его вотчине развелось. И он ничего лучшего не придумал, как не зарегистрировать пришедшую к нему мертворожденную. Пока суть да дело, пока с попом разбирались, так как, по Закону, только он ее вписать может, прошли сутки, и к мертворожденной пришли из УНН. Уники девчонку утилизировали без суда и следствия, а потом только разбираться стали. Тут уж УЦД подключили к разбирательствам, ну и они попа…
– Утилизировали?
– Как же! Пальчиком помахали и сказали не делать так больше.
– А много их вообще?
– Церковников? Да как собак нерезаных!
– Нет. Нечисти много?
– Ну, мертворожденных мало осталось, у меня в подчинении около сотни, так это на всю область! А по всей стране около десятка тысяч. В Европе мертворожденных вообще почти не осталось. Поэтому наши туда активно уезжают, уж очень рынок там крупный и пустой на конкуренцию. А вот другой разной нечисти валом: аспиды, ауки, бабки-ежки всякие. И это только по алфавиту.
– Так, мертворожденные этот что-то вроде ведьм?
– Ведьм? Что за пошлость? Ведьмы, это те долбанутые тетки с котелками, варящие непонятное варево и гадающие на таро? Я в жизни ни одной настоящей не встречал, а мне, чтоб ты понимала, уже триста сорок лет! Слухи конечно разные ходили, но как по мне, что ведьмы, что вампиры, что призраки – просто страшилки для малышни и идеи костюмов на Хэллоуин.
– А кто тогда мы такие?
– Если ты в экзистенциальном смысле, то понятия не имею. Если в антропологическом, то тоже. Никто толком не знает, откуда вся нечисть появилась и как. Просто она всегда была и все. Как обезьяны или зануды. Только обезьян изучают, а нам приходится скрываться, если люди узнают о нас, то объявят войну на поражение. Один раз они уже это сделали. И большинство из нас тогда перебили, пока не пришел наш Создатель. Он был влиятельным человеком, его мать была мертворожденной и благодаря ей он все знал о нашем мире. Создатель с детства обучался у лучших умов, и смог придумать как облегчить жизнь своей матери и всех нас. Он смог сделать жижу материальной, чтобы мы могли накапливать ее, делиться с нуждающимися и окрепнуть как вид. И он же, благодаря своему влиянию, заключил с Церковью Закон, благодаря которому нечисть больше не могли убивать без разбора. Более того, Создатель сделал оружие, которое и сегодня является гарантией нейтралитета между Церковью и нечистью.
– Какое оружие мог создать человек сотни лет назад, чтобы сегодня оно внушало страх?
– А кто его знает. Мы не знаем. Ходят слухи, что Высшие имеют доступ к нему. Но это только слухи. Так или иначе, Церковь нас не трогает, и мы спокойно живем и добываем себе пищу как можем. И кажется мне, что оружие вполне реально. Ведь не вся нечисть такая безобидная как мертворожденные, есть такая, что жрет людей в прямом смысле слова. Но, у улиток какая-то своя система подсчётов и пока людей жрут и убивают в нужном количестве, не превышая статистическую норму на процент населения, все счастливы, и никто никого не трогает, ясненько? Вот и ты никуда не лезь, и нас не подставляй. Улитки не самый приятный контингент и встречаться с ними лишний раз совсем не хочется. Кстати, а священника того, из-за которого девчонку утилизировали, Лихо сожрало. Но, там все по-честному было, Лиху одноглазому положено одного человека в год сжирать, ну это ж просто совпадение, что поп попался, правда?
– Лихо?
– Да, своеобразные существа, им дорогу лучше не переходить. Принципиальные до зубного скрежета, а чувство справедливости обострено как у подростков, и такое же своеобразное. Как прицепится такое Лихо одноглазое… Я одному дорогу перешел как-то, так еле откупился. Хоть убить они нас не могут, но пакостей могут наделать! Так что, во все стороны смотри и ушки на макушке. Ясно?
– Ясно, только ты так и не сказал, откуда берутся мертворожденные? Задам вопрос проще, почему я мертворожденная? Ты же выкопал именно меня. Значит знал, что я такая? Откуда?
– Все-то тебе интересно, – проворчал Рем, – мертворожденные такие-же существа, как и вся остальная нечисть, и размножаются вполне себе обычным способом для большинства животных на Земле – половым.
– Мои родители мертворожденные?
– Ну, не родители, а только мать. Мертворожденными могут быть только женщины.
– А где сейчас моя мать? Получается, что она знает, что я такая же как она? Мы можем встретиться?
– Не все так просто. Это одна из причин, почему вас так мало осталось. Мертворождённая может родиться только у такой-же матери, а женщина становится мертворожденной только после того, как она умрет. Например, живет себе девушка, не тужит и не знает, что ее мать была мертворожденной. Выходит замуж, рожает детей. Так вот, дети у нее будут самые обычные, примитивные человеки. А вот если она умрет, и забеременеет после этого, только тогда появиться новая мертворожденная.
– А почему тогда мертворожденных мало? Почему бы просто не взять и не нарожать еще?
– Было бы так просто, тут же не только биология замешана, но и что-то необъяснимое. С того момента, как мертворожденная беременеет, на нее престает действовать жижа. Она может получить силы только напрямую от людей, причем, с каждым месяцем ей нужно все больше и больше силы. И сила больше не насыщает ее, она постоянно чувствует холод, сильнее и сильнее, злость и ненависть начинают разрывать ее и нет никакого спасения о этого. Это как постоянная чесотка, раздирающая изнутри, от которой нет спасения. Путь у всех разный, кто-то в первый год не выдерживает и находит способ закончить мучения, кто-то пытается держаться, но больше четырех лет еще никто не выдерживал.
– А как они находят способ, если они бессмертные?
– Способ только один – огонь, другого выхода нет. Мне даже страшно представить, какая боль их мучает, я видел девчонок, которые неделю были без жижи, и видел, как их ломает. А тут годы без шанса на облегчение. Причем, это мука может длится вечно, потому что их бессмертие никуда не испаряется, просто это бессмертие становится вечным адом.
– Получается, моя мать нашла способ умереть?
– Если можно, так сказать. Она напоролась на инквизитора.
– Это еще что? Инквизиция же давно закончилась?
– Это да, но остались психи, вроде того летописца, которого в итоге Лихо одноглазое сожрало. Им плевать на Закон, и они считают, что всю нежить нужно уничтожать. Официально Церковь их конечно не поддерживает, иначе это было бы прямым нарушением Закона. А по факту, как-то же они нас находят?
– А ты вообще кто? Если ты сказал, что мертворожденными могут быть только женщины, то либо плоховато выглядишь, либо ты что-то другое.
– Какая ты неприятная женщина, говорить такие вещи в наше толерантное время! Как хочу, так и выгляжу. Может я в душе чувствую себя женщиной?
– В душе чувствуй себя хоть мочалкой. Но ты же что-то иное?
– Я черт обыкновенный. Выглядеть я, между прочим, могу как захочу. Это для тебя я выгляжу как твой бывший, но, если мне понадобится, могу предстать и юной нимфой. Только мне это не очень нужно, во-первых, козлы всякие приставать начинают, а во-вторых девчонок на такой образ сложно цеплять.
– Но ты мужчина?
– Когда был человеком, то был мужчиной. Я сейчас стараюсь нести этот же крест, ясно тебе? Бестактная ты дама.
– По-моему, ты слишком чувствителен для черта. – улыбнулась я.
– Черт, водяной, русалка – да какая тебе разница, кто я? Может для меня это вообще слишком интимная тема.
– Ну, не знаю, ты так ворчишь, что больше похож на вредную бабайку, чем на приличного черта.
– Я б на твоем месте и бабайку боялся.
– Получается, мне нужно опасаться этого Лиха, бабайку, бояться напороться на инквизитора и что еще?
– О, да там огромный список! Ты со временем освоишься. И еще, не забывай, что надо платить налог, процент на профсоюз и в резерв, и отдавать мне половину высосанной жижи. Добро пожаловать в нашу компанию!
Глава 4. «Девушка по городу»
Узнав у Рема название моего родного города, я поднялась к себе в комнату. Порывшись в шкафу, я нашла безразмерный свитер и джинсы, севшие на меня вполне удачно благодаря ремню. Еще я выпросила у Рема из его вещей ветровку и пару кроссовок, которые, к моему удивлению и его огромному смущению были, как и у меня, 39 размера. Я взяла спортивную сумку и сложила туда куртку моего приятеля с кладбища и его телефон, предварительно удалив оттуда свое фото. Рем, порывшись в комоде холла, вытащил оттуда новенький мобильный и документы.
– На, принесли пока ты одевалась.
– Ничего себе, вот это оперативность! – удивилась я.
– Да я еще и крестиком вышивать умею. – засмущался Рем.
Я открыла паспорт и прочитала имя:
– Тургенева Эльвира Герасимовна. Что?! Ты издеваешься? – возмутилась я.
– А что тебе не нравиться, нормальное имя. И вообще, у меня не так много времени было фантазию проявить.
– И поэтому ты решил меня назвать в честь Муму?
– Причем тут… – Рем вчитался в имя, а потом захихикал. – Честное слово не специально! Хотя Иван Сергеевич классный мужик был, помню как-то…
– Ты не увиливай, как мне с таким именем жить?
– Как-как, а как ты с прошлым жила? Если хочешь знать, к имени Эльвира вообще сложно что-то подобрать. Что не придумай, все звучит как псевдоним девки с вокзала!
– Эльвира Ивановна нормально звучит. Но не Герасимовна же!
– Какая ты неблагодарная, ты знаешь, как сложно все эти бумажки делать? А я уже полный комплект тебе заказал! Если надо, сама все переделывай!
Я немного поразмыслила о том, что не так страшна Эльвира Герасимовна, как бюрократия, и решила оставить все как есть. На выходе меня остановил Рем:
– Совсем забыл, ты то никого не помнишь, а вот тебя могут узнать. Надень это. – он протянул мне медальон в виде ласточки. – Пока он на тебе, все кто был знаком с тобой в прошлой жизни не узнают тебя. Не снимай, если не хочешь неприятностей. И денег возьми. Все, топай давай.
На автовокзал я подошла вовремя и как раз успела на отходящий автобус. Всю дорогу я благополучно продрыхла, и приехала в город практически к обеду, отдохнувшей и бодрой. Рем дал мне с собой перекус в пробирке, поэтому к людям я не лезла и вела себя прилично. Хотя, на выходе наступила на подол плаща тетечке, которая периодически пинала мое кресло ногами, и настроение, без того весьма приятное, усилилось до небес.
Я проложила маршрут по навигатору, и оказалось, что центральное кладбище находиться всего в двадцати минутах от моего местоположения. Я приняла решение пройтись пешком и подышать свежим воздухом. Осень только начиналась, и было довольно тепло, семнадцать градусов, если верить телефону, поэтому я взяла ветровку в руки и наслаждаясь видом неспешно шла по улице. Тут, дорогу мне перешел уличный кот, который сел прямо посреди дороги. Он был огромен, скорее всего, его мать согрешила с кем-то вроде мейн-куна. Кот был сильно потрепан уличной жизнью: длинная шерсть свалялась, а левый глаз вообще отсутствовал, видно он потерял его в уличной схватке с сородичем. Я нагнулась погладить кота, тот громко замурчал и выгнул спинку. Ну какая-ж лапочка, жаль, что взять с собой нельзя, да и Рем вряд ли соседству обрадуется. Я горько вздохнула и сказала:
– Прости кот, но я для тебя не лучшая хозяйка. Хотя мордочка у тебя самая очаровательная, а то что глазика нет, так шрамы украшают мужчин, ты же знаешь? Пока, красавчик.
Скрепя сердце, я оставила кота и пошла дальше своей дорогой. Как назло, когда я обернулась, я увидела, как кот продолжает сидеть на том же месте, где я его оставила и смотреть мне вслед. Я кинула прощальный взгляд на пушистика и свернула за угол. Хорошее настроение улетучилось, а мою фантазию атаковали картины того, какая ужасная жизнь ждет кота после того как я бросила его вот так, на улице. Но печалиться о судьбе четырехлапого мне пришлось недолго, так как скоро я начала переживать о своей. Еще от автобуса меня не покидало ощущение, будто кто-то идет за мной, но я списывала это на стресс и тревогу после последних событий. Но, нет, когда я свернула за угол, собираясь посмотреть на кота в последний раз, я обернулась, и заметила парня, который пристально поглядывал на меня еще в автобусе. И какой процент вероятности, что парень, с которым я ехала из Александровска, вдруг решит пройти тем же маршрутом, что и я? Может я ему понравилась, и он решил познакомиться? Или нет? Нет, это я точно брежу. Может это популярный маршрут в этом городе, а парень просто идет по своим делам и не подозревает, что я записала его в маньяки-убийцы.
Я продолжала идти к кладбищу, но пристально поглядывала по сторонам и постоянно оборачивалась. Наверно, проходящие мимо люди принимали меня за сумасшедшую с манией преследования, но результатов моя внимательность не принесла. Парня я больше не видела, и я даже не знала, радоваться мне или расстраиваться. С одной стороны, здорово что меня никто не преследует, а с другой, я чувствовала себя немного обманутой.
Наконец, я дошла до кладбища и приняла размышлять, где мне найти мужичка и как передать ему его пожитки. Я зашла в небольшую церквушку на входе и, по счастливому совпадению, услышала разговор двух старушек:
– Совсем с ума выжил, говорю тебе! Допился до чертиков. Это ж надо такое придумать, якобы мертвые у нас воскресают! Спаси, Господи! – перекрестилась та старушка, которая стояла в платочке.
– А что он видел-то, Михална? – возбуждённо спросила вторая старушка, в шапочке.
– Бесовщину несет, говорит, мертвые по кладбищу ходя! Рассказал он, что позавчера потерял сотовый рядом с могилкой, когда покойную закапывал. Значит так, вечером, они с Санычем наклюкались в сторожке, а под утро Витька проснулся и решил пойти искать сотовый, сын его ему на день рождения подарил, и месяца не прошло. И что ему до светла не сиделось! Пошел он к могиле, и видит, покойная, которую он днем закопал, стоит рядом со свей могилкой и руки к нему тянет. «Заберу тебя к себе, Витька», – говорит ему. Ну он палку какую-то схватил и давай от мертвой отбиваться. А она руки поднимает, и летит, ну как у Гоголя, поняла? Наконец он ее на землю повалил, связал и помчался за подмогой. А когда пришел с Санычем, там и нет никого и могила ровненькая. Сбежала покойница!
– А как же он связал ее, у него что, веревка была? – удивилась бабуля в шапочке.
– Тюфу! Да какая веревка? Допился, говорю тебе. Такое нормальный человек не придумает! Надо его кодировать. – тут старушка заметила меня и возмутилась. – А ты чего уши развесила?
– Интересно очень. – не стушевалась я.
– Интересно… – проворчала старушка. – Вот выходите вы девки за алкашей таких, а потом мучаетесь.
– А где его найти, Витьку этого?
– А тебе зачем? – еще сильнее нахмурилась бабулька.
А я никак не могла придумать, что ответить, поэтому просто сказала:
– Надо.
При этом произошло что-то странное. Старушки будто обмякли и расслабились, а потом хором ответили:
– В сторожке за углом.
– Спасибо. – удивленно поблагодарила я их и пошла искать Витька.
Я подошла к сторожке и огляделась. В пару шагах от домика стоял куст, за которым я резво спряталась. Как же отдать ему вещи? Может надо было старушкам передать, вон какие они сговорчивые? Но возвращаться назад не хотелось, поэтому я не придумала ничего лучше, чем метнуться к двери, положить под нее сумку, постучать, и вернуться обратно за куст. Через некоторое время дверь открылась и оттуда вышел Виктор. Он удивленно посмотрел на пустое пространство перед собой, и хотел уже было закрывать дверь, как заметил сумку. Тяжелый мыслительный процесс читался у него на лице, наконец он поднял сумку, открыл ее… А потом, произошло то, что я никак не могла ожидать. Хотя, с учетом впечатлительности данного товарища, нужно было. Витька с грохотом грохнулся в обморок, распугав сидящих рядом на дереве воробьев. Я стояла в полном недоумении, не зная, что мне делать, но тут кто-то позвал Витьку из дома
– Витек, ты чего? – моему взору предстал пожилой мужчина, который принялся трясти Витька и быть по щекам. Было это совершенно бесполезно, поэтому мужчина вернулся обратно в дом, по моим предположениям чтобы вызвать скорую, а я рванула к воротам кладбища. Я остановилась где-то через пять минут бега, и нагнулась, чтобы отдышаться. Когда я пришла в себя, я осмотрелась, и сердце мое бешено забилось. Я знаю это место! Точно знаю. И, нет, я сегодня не была здесь, просто я помню его. Я знаю эту кафешку и даже помню, что здесь готовят самую вкусную пиццу в городе. Я зашла в кафе и села за столик, подошел официант, а я уверенно сказала:
– Фирменную с анчоусами и кофе с корицей. Чизкейк свежий? – я не смотрела меню, я просто знала откуда-то, что нужно брать именно это.
– Только сделали. – улыбнулся официант. – Все?
– Да, спасибо.
Официант ушел, а я рассматривала кафе. Я точно помнила его обстановку и… Тут сердце снова забилось, но гораздо сильнее, чем при узнавании кафе. Мой взгляд упал на мужчину, и на секунду я подумала, что это Рем, но потом осознала, что тот вряд ли мог оказаться здесь. Мужчина сидел рядом с молодой девушкой, и смотрел на нее влюбленными глазами, впрочем, как и она на него. Рем говорил, что взял лицо моего бывшего возлюбленного, не уточняя какие у нас с ним были отношения. С учетом, что с моих похорон и пары дней не прошло еще, а мужчина, вполне довольный жизнью сидел рядом с молодой красавицей, вряд ли он был опечален моей кончиной. Вот же ж козел! На меня нахлынула лютая злость, и я смотрела на парочку обуянная ненавистью. Нет, ну что такого, я же даже не знаю точно, что за история любви была у меня с данным типом? Может он просто был моим знакомым и даже не знал, что я любила его? На меня накатила новая волна раздражения, а еще, я откуда-то знала, что это неправда. Ко мне пришло неосознанное понимание того, что этот человек не должен улыбаться через пару дней после моих похорон, и тем более, не должен улыбаться в компании другой женщины. Меня распирало изнутри, мне хотелось ломать и крушить все на свете, и лишь усилием воли я сдерживалась. Наконец, пришел официант и принес мне пиццу. Но она казалась мне абсолютно безвкусной, как и кофе с чизкейком. Я ела и не могла наестся, я чувствовала неутолимый голод, и не знала, как себя насытить.
Ко мне подошел официант и спросил:
– Вам все понравилось?
– Нет! – резко ответила я. – У меня волос в чизкейке.
– Волос? – удивленно переспросил официант.
– Волос, вы что совсем слепой? Не видите? – не могла сдерживаться я. – Позовите администратора!
