– Давай рассказывай, почему ты прогулял?
– Я товарищу обещал быть у него на дне рождения.
– Но ведь тебе надо было на работу?
– Я обещал…
Андрей не слушал. Было все равно, будет пить Владимир, не будет.
* * * * *
– Садись, Андрей, поговорим. Прошлый раз я хотел с тобой поговорить, но ты слушать меня не стал. Что произошло, объясни мне? – придвинулся Овчаренко со стулом ближе к столу, приготовился слушать. – Почему ты так… стал относиться к работе?
– Как? – хотел бы услышать Андрей.
– Я же вижу, как ты раньше работал и как сейчас… Может, я в чем-то виноват? Так ты скажи, не молчи. Может, в нарядах что не так? Недавно ты со сварщиком поругался. Я скажу: ты был не прав.
– Бывает. Ничего страшного.
– Так оно, конечно. Надо сдерживаться. Так в чем дело? – терялся Овчаренко в догадках.
– А… надоело бегать, из кожи лезть! – сорвался Андрей, нервы сдали
Овчаренко опешил, он никак не ожидал услышать такое от передовика.
– То одна, то другая работа… Бегаешь, как дурак!
– Ты, значит, хочешь, чтобы у тебя была одна работа. Чтобы не отвлекаться
– Да! Хочу!
– У нас в цехе это невозможно. У нас не серийное производство. За нас никто не уложит металл, не сделает отопление… Хозяйственные работы, они есть и будут! – был категоричен Овчаренко.
– Все?!
– Если не хочешь слушать, значит все.
Много раз Андрей мысленно возвращался к непростому разговору с мастером. Андрей не отказывался от работы. Но работа работе рознь. Эта мелкая, срочная, неквалифицированная, не по специальности работа отвлекала, рассеивала внимание, и всякое творческое начало гибло на корню.
Хозяйственная, не по специальности работа никуда не делась. Андрей ругался и работал. Вырубив токарю на гильотинных ножницах два фланца из десятки, Андрей встал за вальцы катать трубы. Основная работа. Работал Андрей жестко, зло. И вот лист соскочил с катков, Андрей передержал кнопку. Пять минут ушло на то, чтобы лист заправить под каток. Больше лист не соскакивал, Андрей был предельно внимателен. Час десять минут, переминаясь с ноги на ногу, катал Андрей трубы. Еще две трубы, последние. Это десять минут работы, а там – перекур. Андрей честно его заработал. Но закончить трубы не получилось, была срочная работа. Надо было зачистить разъемы у вкладышей, подготовить к расточке. Андрей взял из шкафа зубило, молоток. Стружка легко снималась, металл был мягкий, баббит. Андрей был внешне спокоен. Это была маска. Андрей негодовал. Неловкое движение – и рука с зубилом соскочила с вкладыша вниз по острой кромке. Сразу бросило в жар, как кипятком ожгло. Вот так, в спешке, Андрей два года назад сломал себе палец на левой руке. Промокнув кровь о рубашку, Андрей взял зубило, молоток, время не ждало. Все обошлось. Была царапина. А могло быть хуже. Повезло.
– А если промахнешься?
Не заметил Андрей, как токарь подошел.
– Не бойся. Не промахнусь. Иди к себе.
Токарь взял со стола напильник и стал стучать им о край стола.
– Что ты делаешь? – оставил Андрей работу.
– Ничего, – продолжал токарь портить напильник.
– Положь на стол! Кому я сказал! – встал Андрей.
– Чокнутый!
Токарь ушел.
Андрей взял зубило, молоток и не выпускал из рук инструмента, пока не закончил работу. Сидел Андрей у радиально-сверлильного станка в проходе, смотрел, хорошо было видно, как Коротов, фрезеровщик, работал; все движения были отточены, не человек, а машина. Коротов был в цехе старожил, 45 лет стажа. Судаков психовал, не выходил размер на валу, дробило. Пеньков прошел в слесарное отделение, еще раз проверил свою работу, кожух на транспортер. Работа была хорошая. Пеньков был доволен. Пеньков мог быть вечным передовиком, если бы не пристрастие к спиртному. Работник хороший. И наставник был строгий. Андрей знал это не понаслышке, был учеником у Пенькова. Кедров с усталым лицом вышел из сварочной кабины, полтора часа варил. Серьезная была заявка на лучшего по профессии. Но Андрей не думал уступать.
* * * * * *
– Андрей, надо закончить траверсу, может даже придется задержаться, – говорил Овчаренко.
Андрей удалял ржавчину наждачной бумагой с посадочного места траверсы. С траверсой немного было работы, Андрей думал уложиться в смену. Главное – расчет. Расчет был. Овчаренко сел на корточки у траверсы.
– Что-то ты, Андрей, в последнее время возомнил о себе, загордился.
Подошел Виноградов, токарь.
– Траверсу надо срочно, – продолжал Овчаренко. – Производственная необходимость. Без производства мы ничто.
– Ноль без палочки. Ты – производству, производство – тебе
Андрей хотел сказать, что траверса будет готова к концу смены, не надо оставаться, но вместо этого произнес:
– Что ты мне лекцию читаешь, учишь работать. Шел бы, не мешал.
– Если тебе, Андрей, не нравится работать в цехе – завод большой.
– Это уж мне решать!
– Ну смотри…
Мастер ушел, с ним и Виноградов. Месяц только начался. Андрей уже ругался с мастером, показывал характер. При подведении итогов работы за месяц Овчаренко не станет молчать, припомнит все. Это будет уже второй месяц без премии, лучшего по профессии. Как дальше работать? За что? Ни морального, ни материального стимула. Надо было ставить траверсу на пресс. Крановщица во вторую смену, когда не было работы, сидела в инструменталке, читала; читала она и на кране. Андрей любил работать во вторую смену, с четырех. Начальства меньше, спокойней.
– На кран! – рывком открыл Андрей дверь в инструменталку.
– Садись, Андрей, отдохни немного.
Андрей сел, но только на пять минут.
– Здесь у нас продавались такие платки, – любовно гладила Людмила на коленях платок. – Теплый.
– Я платки не люблю, – говорила Пономарева, инструментальщица.
– Ты молодая. Тебе все идет. Ладно, я пошла.
– Майна! Майна! Хорошо, – Андрей положился на мастерство крановщицы – она знала, что делать. – Вира! Все!
Андрей скрестил руки над головой, показывая, что кран больше не нужен. Он легко запрессовал в траверсу вал с подшипником, потом подшипник, поставил крышку. Работы еще осталось на 15 минут. Это мелочь, главное было сделано. Работа была знакомая. Механическими были движения. Полпятого Андрей пошел в конторку сказать, что траверса готова.
– Хорошо, – засуетился Овчаренко. – Сейчас я тебе нарисую эскиз. Надо будет на склад четыре пластины вырубить. Завтра утром за ними придут.
Застучали, заработали гильотинные ножницы. Семенов, токарь, подошел.
– Ножницы плохо рубят, – стал Андрей зачем-то объяснять, показывал неровный край пластины.
– Ну и что. Не переживай. Не себе.
В прошлом году Семенов почти каждый месяц по итогам соцсоревнования был лучшим по профессии. Токарь шестого разряда. Ему не было равных среди станочников. Серьезный товарищ. В этом году, год уже был на исходе, Семенов один раз только был премирован. С Кулаковым, мастером, токарь не ладил, все спорил.
Вырубив пластины, Андрей сложил их стопкой на столе, убрал из-под ножниц обрезки и пошел к токарям.
– Ты что с мастером ругаешься? – хитро прищурившись, сметая щеткой со станка стружку, спросил Виноградов.
– Никто не ругается, – не считал Андрей себя виноватым.
Он вернулся в слесарное отделение. Пеньков чистил радиально-сверлильный станок. Кедров еще варил.
В последнее время Андрей не ездил на автобусе, ходил пешком, думал о работе, как дальше работать. Надо было налаживать отношения с мастером. Надо было что-то делать. Работать так больше было нельзя. Андрей поднялся на железную дорогу. Из будки вышла стрелочница с фонарем. Вчера она уже переводила стрелки. Андрей, засунув руки в карманы пальто, прибавил шаг.
Уже станция. Андрей не хотел больше думать о работе – ничего не хотел. Устал. Домой, в кровать.
* * * * * * *
Работы было много, смен на шесть. Работа монотонная, больше ручная. Зацепы или спецхомуты. Работа знакомая, были приспособления. Андрей уже час не выпускал из рук молотка, делал формы из полуторамиллиметрового железа, штамповал.
– Не надоело? – подошел Гусев.
– Нет, – отвечал Андрей, довольный.
И когда под мышками уже потекло, Андрей оставил работу. С непривычки ломило локоть правой руки. Потом был еще час… второй, третий… К концу смены рука была как парализованная. Александр знал, что это пройдет. Уже пришла вторая смена.
– Здорово.
– Здорово.
– Привет.
И вот уж две смены Андрей занимался спецхомутами, и больше никакой другой работы. Но так долго продолжаться не могло. Эта другая, срочная работа была рядом, Андрей чувствовал. И после обеда прорвало отопление. Все встало на свои места. Андрей с завидным спокойствием перекрыл воду, словно тем и занимался, что чинил отопление. Вода из трубы вытекла, и он пошел за Кедровым, сварщик был уже в курсе дела.
– Так… – ползал Борис на коленях, обследовал трубу.
Вспыхнула, затрещала сварка, загудел сварочный аппарат. Минут через пять Борис снял щиток и часто застучал молоточком по трубе, отбивая шлак.
– Все, кажется. – И Борис пошел в слесарное отделение варить промвал.
Андрей открыл отопление. Рядом со сваркой, где только что варил Борис, сочилась вода. И Борис опять варил.
– Все заварил! Больше не приду! Можешь не звать.
– Ты, Борис, не уходи, подожди, сейчас я открою кран.
– А чего смотреть, заварил же, – обиделся Борис и ушел.
Андрей опять открыл воду. Борис так и не заварил, вода капала. Анекдот. Борис – сварщик опытный.
– Борис, опять течет. Капает.
– Чихал я бегать туда-сюда! Иди! Некогда мне.
– Как хочешь…
Андрей ушел. Варить отопление все равно надо было, Борис это понимал, только упрямился. Минут через пять Борис был у злополучной трубы.
– Где тут варить?!
– Где варил.
– Черт побери! – заваливаясь набок, под трубу, ругался Борис. – Придумают же работу. На черта она мне нужна. У меня есть работа.
Андрей стоял рядом и легко узнавал в Борисе себя.
– Все! – как ужаленный, вскочил Борис на ноги.
– Все так все, – был Андрей спокоен.
– Больше не приду! Чихал я! Что я, мальчишка бегать.
Борис, однако, не ушел.
– Ну вот, а ты ругался. Больше не течет.
– Трубу варим? – Подошел со штангелем Лаптев. – С понедельника к нам из училища придут ученики на практику.
