– А ты не можешь маму свою спросить, почему она сфотографировалась с моим дедом?
Егора мой вопрос почему-то напряг. Он насупился и буркнул в ответ:
– Не могу…
Валька, было, начала его уговаривать:
– Ну почему? Вопрос то простенький…
Егор резко повернулся к подруге, и, глядя на нее глазами больной собаки, проговорил тихо:
– Мама умерла, когда мне было шестнадцать… – И, больше не произнеся ни слова, молча вышел из дворницкой.
В каморке наступила тишина. Все почувствовали какую-то неловкость. Я посмотрела на дядю Славу:
– Дядь Слава, расскажи, что знаешь об этой женщине…
Старик вздохнул, и проговорил ворчливо:
– Ох, девки…. Не лезли бы вы в эту историю… Добра не будет…
Его слова, естественно, возымели совершенно противоположный эффект. «Залезть» захотелось с неимоверной силой. Увидев наши горящие взгляды, направленные на него, дядя Слава крякнул от досады, поняв, какую ошибку допустил. Но, слово – не воробей…, ну и все остальное. Вздохнул тяжело и проговорил:
– Ну давайте, что ли, чая тогда уж попьем. За чаем как-то легче вести беседу.
Мы с готовностью закивали головами, полностью поддерживая это его предложение. Он не спеша разлил чай по кружкам, и, словно испытывая наше терпение, неторопливо взял пирожок из корзинки и принялся его жевать, да при этом, нахваливать мои кулинарные способности. Я, чтобы не взорваться от нетерпения, сцепила зубы и через них цедила чай, выразительно посматривая на старика. Но он, не замечая моих взглядов, потянулся за другим пирожком. И это продолжалось до третьего пирожка, пока у Валюхи не кончилось терпение.
– Дядь Слава!!! Ну мочи же никакой уже нет!!! Мы ж тебе пирожки принесли и обратно не заберем! Рассказывай уже!!
Собственно, я с подругой была полностью согласна, но она не жила с дедом, как я, и поэтому не знала, что чем больше стариков торопить, тем медленнее они будут двигаться. Причем, неважно, в прямом смысле или в переносном использовать это слово «двигаться». Дядя Слава, спокойно откусил от третьего пирожка, и, тщательно прожевав, назидательно проговорил:
– Вам, молодым, все быстро надо… А про пословицу «Поспешишь – людей насмешишь», вы забываете. Мне же вспомнить все как следует надо, сколь годков-то уже прошло. Кое-что и забылось. Да и пирожки вкусные, просто язык проглотишь! Молодец Полинька, руки золотые… – И сурово глянул на Валюху, тем самым давая ей понять, что ее-то руки точно совсем из другого материала сделаны.
Но мою подругу укоризненными взглядами остановить было трудно. Она была похожа на бульдозер: чем больше препятствий на пути, тем большие усилия она вкладывала в их преодоление. Мстительно сощурившись, она протянула:
– Ну, ну… Придешь ты ко мне в больницу уколы ставить, когда спину прихватит…
Дядя Слава от такого заявления аж пирожком подавился, закашлялся надсадно, а я принялась по спине его стучать, глядя укоризненно на подругу. Прокашлявшись, он отхлебнул из своей кружки, вытер пальцами рот, и, осуждающе проговорил:
– Ну Валентина… Не баба – танк!
Валька, ни разу не смутившись, победно глянула на меня и лихо подмигнула, мол, знай наших.
Дядя Слава взял фотографию, которая после ухода Егора так и осталась лежать на столе, посмотрел на нее внимательно, а потом обвел нас взглядом и проговорил как-то печально.
– Любка Соболева была первой любовью твоего отца, Юрия. – Я сидела, глядела на него и только глазами хлопала. До сего момента я всегда думала, что первой и единственной любовью моего папы была моя мама. И то, что говорил дядя Слава было для меня великой новостью. Хотя… Ничего особо предосудительного в этом факте я пока не находила. А старик продолжил говорить. – Уж какая у них была любовь, ты меня Полюшка прости, но от нее, от этой их любви все лампочки в деревне светились. Правда, отец у Любки был человек жесткий, если не сказать жестокий. Уж не знаю, что там у них в семье было, но чувствовалось, что девка от этого страдала. Вот она частенько к деду Ивану и бегала, особенно уже после того, как Юрка в армию ушел. И дед ее твой привечал, как родную, чуть ли не невесткой считал. А потом, бац-трах, ее папашка взял и выдал ее замуж за этого деятеля. Видать, не хотел зятя из простой семьи.
Дядя Слава замолчал, как видно, задумался о прошлом. Взгляд его сделался тоскливым. Все это, конечно, было для меня полнейшей неожиданностью, но совсем не отвечало на все вопросы, которые последнее время не давали мне покоя. Валюха, которая долго молчать попросту не умела, опять принялась приставать к старику.
– Дядь Слава, а как мать Егора умерла?
Направление ее любопытства было мне вполне понятно. Но я знала наверняка, что в виде привидения приходила ко мне не эта женщина. Но Валька-то «мой» призрак не видела, вот и старалась. Дядя Слава, будто очнувшись от своих невеселых мыслей, посмотрел с удивлением на Вальку, и проговорил обычным голосом:
– Так, несчастный случай получился. Она вот здесь, у нас, в смысле в нашем поселке и погибла. Говорят, что с лестницы упала. Егору как раз на тот момент шестнадцать годков сравнялось. Отец его отсюда и отправил в город, к какой-то не то тетке, не то бабке двоюродной по матери. Видать, мальцу в их доме все о матери напоминало, так вот, чтобы шибко не переживал, отец и услал его. А потом и сам уехал, говорят на повышение пошел. А дом тут, у нас в поселке, так и остался стоять. Он только сам на лето сюда приезжал. А Егора я больше здесь у нас и не видел вот до этого года. Он и сейчас, когда отстраивать начали эту усадьбу, в тот, свой дом-то, даже и ночевать не ходит. Здесь комнатку на втором этаже обустроил, тут в усадьбе и ночует. Видно, вспоминать ему до сих пор тяжело. – И добавил как-то печально, будто самому себе. – Его понять можно…
Мы посидели немного в каком-то скорбном молчании, и я все же решила еще спросить.
– Дядя Слава, а что ты говорил, будто с этим домом что-то не ладно? Ты что имел в виду?
Старик хмуро посмотрел на нас, и пробурчал:
– Да это я так, сдуру ляпнул…
Валька улыбнулась, как лиса, которая зайца в угол загнала, и протянула:
– Дядя Слава… Не темни… Ты сказал, мы услышали. Давай, колись…
Ему это совсем не понравилось, ни Валькина улыбка, ни ее интонации. Он еще сильнее нахмурился, и ворчливо проговорил:
– Да я сам еще как следует не разобрался. Когда еще строители не приехали, я ж тут один караулил. Так вот, иногда, на втором этаже вроде бы свет горел. – Он внезапно перешел на шепот. – А Жучка, так даже и не тявкала. Скулила и все к моим ногам жалась.
Подруга подалась чуть вперед, и, округлив глаза зловещим шепотом выдала:
– Привидение…
Мы с дядей Славой оба на нее посмотрели. Он с недоумением, а я с особым зверским выражением. Но мне показалось этого недостаточно для Валентины, и я продемонстрировала ей снизу кулак, но так, чтобы старик не заметил. А то еще кинется про мое привидение всем рассказывать, что уж совсем было бы лишним. А дядя Слава поморгал на нее немного растерянно, и спросил:
– Почему, привидение? Не-е-е… Живой человек ходил. Я на ту пору берданку-то в сторожке оставил. А без берданки боязно стало туда идти. Доброму человеку в пустом доме делать точно нечего. Пока за ружьецом-то вернулся, вышел, а уже все кругом тихо, и никакого света нигде не видать. Еще потом звуки разные ночью слышал. Вроде как, камень о камень скрипит. Днем схожу гляну, вроде, все на месте. Я, было, хотел его, этого ночного «гостя» подкараулить. Да тут Егор приехал, строителей привез. Так может все и успокоится само собой. Никто больше лазать сюда не будет.
Он, после этих слов, хлопнул ладонями по коленям, и встал. Это был знак, что и нам пора выметаться. Да и больше он уже вряд ли чего интересного мог рассказать. Торопливо попрощавшись с дядей Славой, мы вышли на улицу. Народ весь куда-то со двора подевался. Зато в доме были слышны голоса. Валька покрутила головой по сторонам, как видно, в надежде увидеть еще раз Егора. А я ее потянула за руку:
– Пошли уже, Клеопатра… Видишь, люди делом заняты.
Валька тяжело вздохнула, и проговорила с тоской:
– Даже ведь не попрощались…
Я только хмыкнула в ответ.
Глава 4
Следующий день прошел без особых событий. Валька после последнего похода в усадьбу, как-то сникла, словно из нее, как из воздушного шарика, выпустили весь воздух. Ночевать больше у меня не оставалась, и мы коротали вечера вдвоем с Васькой. Я попыталась успокоить подругу по поводу ее неудавшейся «атаки» на Егора.
– Ты пойми, он парень непростой. К нему нужно другой подход искать. Такими «махновскими» наскоками его не взять.
Валюха на меня сердито глянула:
– Ага… Другой подход!!! Тебе вон и подходов искать не нужно…
Я на нее захлопала ресницами и с недоумением спросила:
– Ты это о чем?
Валька шмыгнула носом и пробурчала себе под нос:
– Думаешь, я не видела, как он на тебя смотрит?
Я несколько оторопела от ее заявления:
– Ты чего, подруга… Как он на меня смотрит? Да он никак на меня не смотрит, как, впрочем, и я на него. Ты же знаешь мое отношение к таким вот «красавчикам». Не люблю я их…
Подруга глянула на меня искоса, и опять пробурчала, словно ребенок, который старался, читал стишок, стоя на табуретке, а Дед Мороз ему подарка не дал:
– Да… Ты-то не смотришь, зато он смотрит, когда думает, что ты не видишь…
Я сгребла Вальку в охапку, прижала ее к себе.
– Валюха, тебе просто так показалось. Выкинь всю эту глупость из головы! Если это твое, то никуда он от тебя не денется. А если не твое, то и держать не стоит, пускай себе идет с Богом. И вообще, мне сейчас не до новых романов…
Подруга выбралась из моих объятий, и в глазах ее зажегся огонек любопытства. Она, почему-то шепотом, спросила:
– Что… ОНА опять приходила?
Я помотала головой:
– Да, вроде бы нет… Но мне и одного раза за глаза… У деда завтра девять дней. Нужно обед приготовить, да и дом надо в порядок привести. И я по-прежнему не знаю, как мне эту ее туфельку искать, то есть, убийцу. Даже с какого конца и куда подходить не представляю. Думала, дядя Слава прольет хоть какой-нибудь свет на эту историю. Но ничего стоящего он не рассказал. По крайней мере, ничего такого, что можно было бы привязать к той, давней истории на чердаке. По-прежнему непонятно, кем был тот мужик, да и кто у него завернут в ковре тоже неясно. – Мне вдруг пришла в голову мысль. – Слушай, Валентина, ты говорила, что наш, из «разбойников», Колька Кирьянов где-то в городе в чинах каких-то там ходит. Так может к нему обратиться, вдруг он чем поможет? Конечно, тогда милиция этим делом не занималась, но ведь тогда, человек должен был пропасть. А милиция всех пропавших на учете держит. Может и наша барышня таким образом найдется. Мы знаем точно, что это молодая девушка, и жила она где-то здесь. Скорее всего, конечно, из приезжих дачников. Потому что, если бы своя, из поселка пропала, то все бы об этом знали и искали. Ясно, что она из приезжих. А приезжие-то все из города. А значит, там она должна числиться пропавшей. Есть же у нее родственники какие-то в конце концов?
Валька задумчиво ковыряла какую-то дырку на моем столе, и кивала в такт моим словам головой. Когда я закончила, она задумчиво проговорила:
– А знаешь, у меня где-то его телефончик был, домашний. Он когда лет пять назад приезжал, оставлял. Сказал, мол, если вдруг в город приеду, чтоб позвонила. Встретимся, говорит, то, да се… – Закончила она как-то неопределенно.
Я с подозрением покосилась на подругу.
– Что «то, да се»? – Валька как-то несерьезно хихикнула и покраснела, что уж вовсе было на нее непохоже. Я подступила к ней с вопросом. – А ну, колись давай. Что? Поди и с Колькой шуры-муры закрутила? Помниться, он тебя всегда в нашей компании выделял. Конфеты все тебе таскал.
Подруга опять хихикнула, но под моим строгим взглядом смутилась, и заговорила в притворном раздражении:
– Ой, ну скажешь, тоже… Колька – жених… Вот умора!!! – Я продолжала сверлить ее взглядом, и она сдалась. – Ну было, маленько… Так, ничего особенного. В кино сходили в клуб пару раз, один раз на танцы. Проводил до дома – вот и вся песня. Потом он уехал в свой город, про меня и думать забыл. У него там, поди, девок – пруд пруди. Сама знаешь, как оно там. – И она подмигнула мне, словно на что-то намекая.
Я усмехнулась:
– Ну насчет девок, которых «пруд-пруди» я не в курсе. Но народу там и вправду полно. Наверное, среди них есть и девки…
И мы принялись с ней смеяться.
Наше веселье прервал вдруг стук в дверь, я бы сказала, такой деликатный. Мы переглянулись с ней.
– Ждешь кого-нибудь? – Валька выглядела почему-то напуганной.
Я пожала плечами.
– Да, вроде, никто не грозился зайти.
Встала и пошла открывать дверь. Подруга мне вслед прошипела:
– Ты там смотри, осторожней. Ночь на дворе… Мало ли…
Я только удивленно на нее глянула и вышла в сени. Включила свет на улице и открыла дверь. На крыльце стоял… Егор. Вот уж гость нежданный. Видимо, вид у меня был несколько растерянный, потому что, он смутился и стал говорить быстрой скороговоркой, наверное, решив, что я сейчас у него перед носом дверь захлопну:
– Здравствуй… Ты извини, что поздно и без приглашения. Мне с тобой поговорить нужно… – И вопросительно уставился на меня.
Я быстренько взяла себя в руки, вспомнив вовремя поговорку «гость в дом – Бог в дом», открыла пошире дверь, и проговорила:
– Проходи…
Он бочком протиснулся мимо меня, смущаясь как красна девица, что при его-то … данных было весьма и весьма удивительно.
Когда мы вошли в комнату, то застали Валентину в странной позе. Она стояла посредине комнаты с колотушкой для раскатыванья теста в руках. Интересно, кого она ожидала увидеть? Судя по ее приготовлениям, какого-то супостата, не иначе, но уж точно, не того, кого увидела. Узрев Егора, она несколько подрастеряла свой пыл и быстро, спрятала колотушку за спину, и как-то жалобно проблеяла:
– Здрасьте…
Он поздоровался в ответ, но взгляд был каким-то удивленно-растерянным. Скорее всего, подумал, что мы на пару с подругой тут того… этого… В общем, ничего хорошего точно не подумал. Я, на правах хозяйки, предложила гостю присесть, на что он опять быстро затараторил:
– Я на минуточку… Хотел только попросить у тебя ту фотографию, которую ты Петровичу показывала. Я завтра в город рано утром уезжаю, хотел отдать ее в ателье, чтобы пересняли. У меня нет такой фотографии мамы, и я хотел бы ее иметь. – Я собралась ему ответить, но он не дал мне такой возможности, быстро проговорив: – Не волнуйся, я вернусь через несколько дней и верну тебе фото в полной целости и сохранности.
Произнес он последнюю фразу так, что было не совсем понятно по какому поводу я должна «не волноваться», то ли из-за его отъезда, то ли из-за фотографии. Молча, не говоря ни слова, я отправилась в свою комнату и вынесла фото. Протянула ему кусочек пожелтевшего картона и почему-то проговорила:
– Понимаю тебя. Я бы тоже…, – запнулась на полуслове. Егор смотрел на меня пристально, ожидая продолжения фразы. А у меня слова словно застряли в горле, и я с трудом выдавила. – Я бы тоже хотела иметь фото своих родителей, которого у меня раньше не было.
Он молча кивнул головой и уже совсем собрался уходить, ка я попросила:
– Отпусти, пожалуйста, дядю Славу завтра на обед ко мне. Деду три дня, а он даже на похороны не сумел прийти, все вашу усадьбу караулил.
Егор в дверях притормозил, брови у него слегка вздернулись, и он ответил:
– Так Петрович у меня сегодня отпросился на завтрашний день. Сказал, у него какие-то дела. Наверное, поэтому и отпросился. – И не прощаясь вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
На протяжении всего непродолжительного визита, Валька сидела и молчала, словно в рот воды набрала. А как только за Егором закрылась дверь, она шумно выдохнула, достала из-за спины скалку, которую прятала все это время, грохнула ее об стол и почти простонала:
– Ну… Что я говорила?
Мы с ней начали спорить. Она старалась мне доказать, что Егор «положил на меня глаз», а я пыталась ей объяснить, что это несусветная глупость. В конце концов, я схватила скалку, и, похлопывая ею по руке, проговорила:
– Так… На дворе уже ночь, пора спать. Если ты намерена и дальше продолжать этот дурацкий спор, то можешь продолжить его с Васькой. А я пошла спать. Завтра предстоит хлопотный день. И еще… если ты останешься ночевать, то спать будешь в другой комнате. В прошлый раз, ты храпела и не давала мне уснуть.
