Я разжал руки.
Она еще раз поблагодарила меня и последовала за носильщиками по палубе. При этом она слегка прихрамывала.
На мгновение она прижалась ко мне. Короткая вспышка чувств – от ее глаз к моим, от моих к ее. Поэты пишут, что из такого взгляда может родиться любовь. Первая встреча, преодоление всех барьеров, через которые любовь проникает без спроса, без предупреждения, иногда дерзко. А трубадуры древности пели: "Мимолетный взгляд, прикосновение, два бешено бьющихся сердца – и родилась любовь".
Думаю, у нас с Анитой все так и было.
Я стоял, глядя ей вслед, не обращая внимания на доктора Фрэнка, который наблюдал за мной с загадочной улыбкой. И вот, не более чем через четверть часа после нуля, "Планетара" отчалила. Плотно закрыв окна купола, мы поднялись с посадочной платформы и взмыли над светящимся городом. Свечение электронных ламп было похоже на хвост кометы за нами, пока мы скользили вверх.
III
В шесть утра по земному восточному времени, которого мы все еще придерживались, мы со Снапом Дином были одни в его аппаратной, расположенной в пространстве над палубой "Планетара". Выпуклость купола окружала нас; он округлялся, как большое окно обсерватории, на высоте около двадцати футов относительно потолка этого маленького металлического закутка.
Планетара все еще находилась в тени Земли. Вокруг нас расстилалась непроницаемая твердь – черное межзвездное пространство с пылающими белыми, красными и желтыми звездами. Луна, почти весь диск которой был освещен, огромным серебристым шаром висела над нашей носовой частью. Позади нее, в стороне, Марс плыл, как красный кончик тлеющей сигары в черноте. За кормой тускло, неярко виднелась Земля – гигантская сфера, испещренная очертаниями океанов и континентов. На вершинах гор полумесяцем поблескивали красно-желтые лучи солнца.
А затем мы вынырнули из тени полумесяца. Солнце с пылающей короной прорвалось сквозь черноту позади нас. Земля превратилась в огромный тонкий полумесяц с крючковатыми концами.
Для нас со Снапом небесное великолепие было знакомо слишком хорошо, чтобы обращать на него внимание. А в этом путешествии у нас не было настроения рассматривать подобные картины. Я просидел в радиорубке несколько часов. Когда "Планетара" стартовала и мои немногочисленные рутинные обязанности были закончены, я не мог думать ни о чем, кроме наставлений Хэлси и Картера: "Будьте начеку. И особенно следите за Джорджем Принсом".
Я не видел Джорджа Принса. Зато я видел его сестру, о которой Картер и Хэлси не удосужились упомянуть. Мое сердце все еще колотилось от воспоминаний.
Доктор Фрэнк, очевидно, не испытывал особых проблем с заболевшими пассажирами. Компенсаторы "Планетары" были достаточно эффективны. Пробираясь по безмолвным залам и переходам из металла, я подошел к двери А22. Она находилась на нижней палубе, в крошечном поперечном проходе рядом с главной комнатой отдыха. На табличке светились буквы: Анита Принс. Я стоял в своих коротких белых брюках и белой шелковой рубашке, похожий на стюарда, и смотрел на нее. Анита Принс! До этого вечера я никогда не слышал этого имени. Но сейчас, когда я прошептал его, в нем звучала волшебная музыка.
Она была здесь, несомненно, спала, за этой маленькой металлической дверью. Казалось, что эта маленькая овальная решетка – ворота в сказочную страну моих грез.
Я отвернулся. Мысль о лунной экспедиции Грантлайна пронзила меня. Джордж Принс – брат Аниты – тот, за кем меня просили следить. Этот отступник – сообщник неблагонадежных марсиан, замышляющий Бог знает что.
Я увидел на соседней двери, А20, надпись "Джордж Принс". Я прислушался. В звенящей тишине корабельного салона из этих кают не доносилось ни звука. Каюта А20 была без иллюминатора, я это знал. Но в комнате Аниты имелись иллюминатор и дверь, выходившая на палубу. Я прошел через гостиную, вышел через ее арку и прошел по палубе. Дверь и окно на палубе А22 были закрыты и темны.
Палуба тускло освещалась белым светом звезд из боковых иллюминаторов. Здесь стояли стулья, но все они были пусты. Из носовых окон арочного купола лунный свет отбрасывал на палубу длинные косые тени. В углу, где заканчивалась надстройка, мне показалось, что я увидел фигуру, которая притаилась, словно наблюдая за мной. Я было направился туда, но она исчезла.
Я повернул за угол, прошел по всей ширине корабля на другую сторону. Никого не было видно, кроме наблюдателя на капитанском мостике, высоко в носовой части, и второго офицера, дежурившего на галерее башни почти прямо надо мной.
Стоя и прислушиваясь, я вдруг услышал шаги. Со стороны носовой части судна появилась фигура. Казначей Джонсон.
Он поприветствовал меня.
– Прохлаждаешься, Грегг?
– Да, – ответил я.
Он прошел мимо меня и вошел в дверь курительной комнаты неподалеку.
Я постоял немного у одного из палубных иллюминаторов, глядя на звезды, и без малейшей причины почувствовал, что напрягся. Джонсон был большим любителем регулярного сна – бродить по кораблю в такой час было совершенно не похоже на него. Неужели он следил за мной? Я сказал себе, что это чепуха. В этом рейсе я с подозрением относился ко всем и ко всему.
Я услышал еще чьи-то шаги. Капитан Картер показался из своей рубки, которая находилась в центре сужающегося открытого пространства палубы у носа корабля. Я сразу же присоединился к нему.
– Кто это был? – полушепотом спросил он.
– Джонсон.
– Ах, да.
Он порылся в своей униформе; его взгляд метнулся по освещенной луной палубе.
– Грегг, возьми это.
Он протянул мне небольшую металлическую коробку. Я сразу же засунул ее под рубашку.
– Изолятор, – быстро добавил он. – Снап в своем кабинете. Отнеси ему, Грегг. Останься с ним – так ты будешь в безопасности и сможешь помочь ему сделать фотографии.
Он говорил почти шепотом.
– Я не останусь с вами – не стоит создавать впечатление, что мы делаем что-то необычное. Если ваши приборы что-то покажут или если Снап перехватит какое-нибудь сообщение, принесите его мне.
А потом громко добавил:
– Что ж, в настоящее время будет довольно спокойно, Грегг.
Он направился к своей картографической комнате.
– Боже мой, какое облегчение! – пробормотал Снап, когда напряжение спало.
Мы подключили к его кубрику изолятор, и в пределах его действия мы могли хотя бы разговаривать с некоторой долей свободы.
– Ты видел Джорджа Принса, Грегг?
– Нет. Он приписан к номеру А20. Но я видел его сестру. Снап, никто никогда не упоминал…
На самом деле Снап слышал о ней, но не знал, что она была включена в список пассажиров этого рейса.
– Настоящая красавица, как я слышал. Проклятье для порядочной девушки иметь такого брата.
Я вполне мог с ним согласиться…
Было уже шесть утра. Всю ночь Снап был занят обработкой обычных косморадиограмм с Земли, полученных после нашего отлета. Рядом с ним лежала целая стопка.
– Ничего странного? – спросил я.
– Нет. Ничего.
В это время мы находились не более чем в шестидесяти пяти тысячах миль от поверхности Луны. Вскоре "Планетара" должна была взять прямой курс на Марс. В этой близости от Луны не было ничего, что могло бы вызвать беспокойство пассажиров; обычно мы использовали притяжение спутника для придания дополнительной стартовой скорости.
Рано или поздно должно было прийти сообщение от Грантлайна. Он должен был находиться на противоположной от Земли стороне Луны. Пока Снап торопливо выполнял свои обязанности, я обследовал поверхность Луны с помощью нашего оптического прибора.
Но там ничего не было. Коперник и Кеплер лежали в лучах солнечного света. Высоты лунных гор, глубины бесплодных, пустых морей были вытравлены черным и белым, ясным и чистым. Мрачное, запредельное запустение, вот что такое эта неизменная Луна. В романтике лунный свет может мерцать и искриться, озаряя улыбку влюбленного, но в реальности Луна холодна и мрачна. Не нашлось ничего, что могло бы поведать моим любопытным глазам о том, где может находиться бесстрашный Грантлайн.
– Совсем ничего, Снап.
Приборы Снапа, уже час как настроенные на восприятие самых слабых сигналов, оставались безучастными.
– Если он накопил сколько-нибудь заметное количество руды, – сказал Снап. – Мы должны были бы получить сигнал от ее излучения.
Но наш приемный экран был темным, ничем не тронутым. Зеркальная система давала увеличенные изображения; спектроскоп, перебирая диапазоны длин волн, показывал уровни гор и медленно опускался в глубины морей.
Но ничего не было.
И все же в этих лунных пещерах – миллионах миллионов углублений среди скал этой изрезанной, бесплодной поверхности – вполне могла таиться точка маршрута, по которому могла двигаться экспедиция Грантлайна! Мог ли он заизолировать руду, опасаясь, что ее лучи выдадут его присутствие враждебным наблюдателям?
А может быть, его постигла беда? Возможно, его вообще нет на этом полушарии Луны…
Мое воображение, обостренное фантазией о затаившейся угрозе, которая, казалось, была повсюду на "Планетаре" в этом путешествии, бушевало тревогами за Джонни Грантлайна. Он обещал выйти на связь в ходе этого рейса. Оставалось только ждать, и возможно, не дождаться.
Пробило шесть тридцать. Мы были уже далеко за пределами земной тени. Небо пылало яркими красками; Солнце позади нас представляло собой шар желто-красного скачущего пламени. Земля висела огромным, тускло-красным сводом.
Мы находились в сорока тысячах миль от Луны. Гигантский белый шар – весь его диск виден невооруженным глазом. Он завис над носом корабля, а затем, когда "Планетара" взяла курс на Марс, переместился на борт. Свет от него ослепительно сверкал в наших иллюминаторах.
Снап, надвинув на лоб привычные красные целлулоидные очки, работал над нашими приборами.
– Грегг!
Приемный экран слабо светился. Его бомбардировали лучи! Он светился, фосфоресцировал, и звуковой регистратор начал издавать тоненькие звенящие нотки.
Гамма-лучи! Щелчок – и все циферблаты запрыгали. Направление и сила излучения вскоре стали очевидны. На этом полушарии Луны было сосредоточено богатое радиоактивное рудное тело! Это было совершенно явным.
– Он нашел его, Грегг! Он…
Крошечные антенны начали дрожать. Снап торжествующе воскликнул:
– Вот и он! Боже, наконец-то сообщение!
Снап расшифровал его.
"Успех! Остановитесь для добычи руды на обратном пути. Позже я сообщу вам наше местоположение. Успех превзошел самые смелые надежды."
Снап пробормотал:
– Вот и все. Руда у него!
Мы сидели в темноте, и вдруг я осознал, что через открытое окно, куда был выведен изоляционный барьер, доносится слабое шипение воздуха. Помехи! Я увидел крошечный вихрь фиолетовых искр. Кто-то – какой-то враждебный луч с палубы под нами или с подвесного мостика, ведущего в нашу маленькую комнату, – точно пытался проникнуть внутрь!
Снап импульсивно потянулся к поглотителям, чтобы впустить наружный свет. Но я остановил его.
– Подожди!
Я отключил наш барьер, открыл дверь и шагнул на узкий металлический мостик.
– Оставайся здесь, Снап! – прошептал я.
А затем громко добавил:
– Что ж, Снап, я иду спать. Рад, что ты разобрался с этой кучей бумаг.
Я захлопнул за собой дверь. Кружево металлических мостиков казалось пустым. Я посмотрел на купол, вперед и на корму. В двадцати футах подо мной находилась металлическая крыша надстройки рубки. Под ней виднелись обе стороны палубы. Все было залито лунным светом.
Внизу никого не было видно. Я спустился по трапу. Палуба была пуста. Но в тишине что-то двигалось! Шаги удалялись от меня по палубе! Я последовал за ними и вдруг побежал. Преследуя нечто, что я мог слышать, но не мог видеть. Он свернул в курительную комнату.
Я ворвался внутрь. И реальный шум заглушил призрачный. В полумраке одиноко сидел Джонсон, портье. Он курил. Я заметил, что от его сигары остался длинный хрупкий пепел. Он вряд ли был тем, кого я преследовал. Он сидел совершенно спокойно. Толстошеий, грузный парень, который легко мог запыхаться. Но сейчас он дышал совершенно ровно.
Он поднял голову, изумленный моим внезапным появлением, и пепел посыпался с его сигары.
– Грегг! Какого дьявола…
Я попытался улыбнуться.
– Я иду спать – всю ночь работал, помогая Снапу.
Я прошел мимо него и вышел через дверь в главный коридор. Это был единственный путь, по которому мог пройти невидимый наблюдатель. Но я уже опоздал – я ничего не слышал. Я бросился вперед, в главный холл. Там было пусто, темно и тихо, тишину нарушил слабый щелчок – это поспешно закрылась дверь каюты. Я повернулся и оказался в крошечном поперечном проходе. Передо мной были двери-близнецы А20 и А22.
Невидимый шпион зашел в одну из этих комнат! Я прислушался у каждой из дверей, но внутри царила тишина.
Вдруг внутри корабля запела сирена стюарда – призыв к пробуждению пассажиров. Это заставило меня вздрогнуть. Я поспешно отошел подальше. Но когда сирена замолкла, в тишине я услышала мягкий музыкальный голос:
– Проснись, Анита, кажется, это сигнал к завтраку.
И ее ответ:
– Хорошо, Джордж.
IV
Я не присутствовал на утренней трапезе. Я был измотан и одурманен недосыпанием. У меня была свободная минутка для того, чтобы рассказать Снапу о случившемся. Затем я разыскал Картера. Он изолировал свою маленькую комнату с картами. Но мы были настороже. Я рассказал ему, что мы со Снапом узнали: излучение с Луны, доказывающее, что Грантлайн сконцентрировал значительное рудное богатство. Я также рассказал ему о сообщении Грантлайна.
– Мы остановимся на обратном пути, как он распорядится, Грегг.
Он наклонился ближе ко мне.
– В Феррок-Шане я собираюсь выставить кордон межпланетной полиции. Безусловно, секрет будет раскрыт, когда мы остановимся на Луне. Мы не имеем права даже сейчас лететь на этом судне без охраны.
Он был очень серьезен. И он помрачнел, когда я рассказал ему о невидимом наблюдателе.
– Вы думаете, он подслушал сообщение Грантлайна? Кто это был? Вы, по-видимому, считаете, что это был Джордж Принс?
Я сказал ему, что уверен в том, что подслушивающий зашел в А20. Когда я упомянул портье, который, похоже, наблюдал за мной в начале ночи и снова сидел в курительной комнате, когда подслушивающий проскочил мимо, Картер бросил взволнованный взгляд.
– С Джонсоном все в порядке, Грегг.
– Он что-нибудь знает об этом деле Грантлайна?
