Синие тучи под веками Дэна контрастировали с загорелой обветренной кожей и влажными чуть вьющимися волосами. Сухими, она наверняка были бы светлыми. Когда на портрет парня смотрела подруга, она видела крепкое спортивное тело. Молодое, но уже мужское, познавшее тяжесть штанг и гантелей спорта, ни раз потевшее в зале и в спальне.
От этой мысли щеки Тёмы вспыхнули.
Всю сознательную жизнь Тёмы старалась держаться подальше от подобных красавчиков – уверенных, статусных и звездных. Она называла из звезданутыми, а вот ее сестра близняшка Лона, не упускала возможности пофлиртовать с каждым встречным-поперечным и не важно, звезда он: класса, школы, ее волейбольной секции. На отдыхе в летнем лагере, на экскурсии – везде она замутит мимолетный роман с вожатым, гидом, тренером, барменом или аниматором.
Лона с легкостью отбивала парней у любой своей подруги, поэтому их у нее и не было. Каждого второго парня она пытаясь познакомить с сестрой, но Тёма отнекивалась. Ей не нужны были тестостероново-эстрагенные отношения на одну неделю свиданий с быстрым неумелым сексом на заднем сидении машины или на раскладном диване пока предки не вернулись с работы.
После развода собственных родителей, когда Лона переехала жить к матери, а Тёма осталась с отцом, она совсем замкнулась. Сразу после первого обморока.
То, что раньше назвали бы утомлением и томностью, врачи вот-вот переквалифицируют в депрессию, а то и в шизофрению (расскажи им Тёма про голоса). И, видите ли, все из-за того, что Тёма перестала улыбаться. Плюс добавились обмороки, которые всегда происходили на улице, но причину им установить не получалось.
Почему Тёма теряет сознание? Почему она видит и слышит, то, чего никогда с ней не происходило?
После обмороков Тёма забывала недавно случившиеся события. Их словно стирало ластиком со строк – ее извилин мозга. И чем дольше Тёма оставалась без чувств, тем больше она забывала.
После первого обморока Тёма забыла дня три или четыре, случившиеся перед ее падением. Она проспала около часа, а когда очнулась в больничной палате не смогла вспомнить даже их с Лоной день рождения в парке аттракционов.
Чтобы случайные прохожие знали, как поступить, если на их глазах девушка, вдруг, упадет посреди улицы, Тёма носила фиолетовый браслет с названием клиники и телефоном. Надпись гласила: «если я упаду, позвоните по этому номеру телефона».
Браслет придумал Максим Котов – лечащий врач Тёмы в центре Психиатрической помощи. Это был номер клиники, где он работал, а контракт на лечение девушки оплачивал фонд, курирующийся меценатами города. Если Тёма теряла сознание в городе и была одна (а такое происходило уже семь раз за минувший год) брендированные фиолетовой эмблемой скорые привозили ее в центр, ведь лечения для ее состояния не существовало.
Только домыслы.
Но даже к предрассудкам с вариантами диагнозов, заключенных в карту Артемиды Пчёлкиной, Максим Котов ревностно никого не подпускал. Он пользовался служебным положением, нажив себе не мало завистников и врагов. К другим пациентам относился без лишних эмоций, но только не к Тёме.
И на то у него был свой домысел, своя беспросветная тьма, мучавшая его с момента их первой встречи.
Оглядевшись по сторонам, Даша сунула подруге бутылку с водой, чтобы та попила и влажные салфетки – протереть вспотевший лоб.
– Ну, что? Понравился? – заметила Даша интерес подруги к парню на ее футболке. – Говорб тебе, от него все балдеют!
– Нет, – нахмурилась Тёма, – просто он… чем-то похож на меня.
– И чем же это?
– Тьмой, – ответила она.
Даша расхохоталась:
– Ты Тёма, значит тёмная! А он Дэн, значит день!
– Тёмный день… – побежали мурашки по спине девушки, – в филологии называется плеоназм… Противоречие, которых не бывает.
– Кому оргазмы, кому плеоназмы… Найди уже парня. Сама говоришь, сестра тебе все время сватает кого-то. Она, кстати, как? Все еще флиртует с твоим врачом?
– С Максимом? Кажется, да.
– И правильно делает!
– Он мой врач, вообще-то.
– Симпотный?
– Ну так, – пожала Тёма плечами, – ничего.
– Старый?
– Ему двадцать пять.
– То, что надо! Бери пример с Лоны, – обняла она подругу, – у меня тоже новый парень! Никогда не догадаешься, кто! Может, я даже скоро денежкой разживусь, – задумалась она, скорее поворачиваясь к видео экрану, – пора! Дэн готовится к старту!
Тёма вздрогнула, когда из динамиков парка раздалось объявление о начале заезда, и толпа отлипая от палаток с напитками, едой и сувенирами устремилась в воронку входа.
– Иди одна, – сдавила Тёма ладонь подруги, – я не полезу в толпу. Здесь тебя подожду
– Уверена?
– Да, – заметила она кусты жасмина. – Я буду в тени…
– Вон там экран, – кивнула Даша, – ты все увидишь! Вот, оставлю тебе свою лонг борд. Сиди на них, как на лавке прямо тут между поливалок, охлаждайся!
Тёма устроилась на газоне, выбрав максимально тенистое место под кустами жасмина. Она наскоро сплела небольшой венок из опавших веток и листьев, чтобы дополнительно прикрыть голову от палящего солнца, рвущего заплатками тень.
Ведущий объявил номер триста сорок три и райдера по прозвищу Дробь.
Щуря глаз под выставленной козырьком ладошкой, Тёма выхватила изображение ярких ромбиков видеоэкрана. К заезду готовился парень с желтым великом, который тут, среди профессионалов, следовало называть Бэ-эМ-Икс.
У остальных райдеров на локтях и коленях была защита, на головах шлемы, а у этого совсем ничего. Измазанные землей джинсы с дырявыми коленками, черная футболка с полусорванной горловиной и подкатанными жгутом рукавами. Волосы у него были еще более светлыми, чем на фото, и на затылке они завивались. Выглядел он как породистый пес, оказавшийся на улице.
Выгнали или сам сбежал?
На внешней стороне кисти у Дэна была набита татуировка с грустным смайликом. Когда он закрывал рукой рот, пряча его между указательным и большим пальцем, смайлик занимал всю нижнюю часть его лица.
По спине Тёмы пробежала струйка пота и пробил озноб.
– Грустный смайлик… – выдохнула она, обмахиваясь руками, хотя толку от чего не было никакого. Над головой Тёмы запрыгали розовые блики сахарной ваты – предвестники обморока. – Опять… Какого черта… – уставилась Тёма в небо, ели сдерживая приступ тошноты.
– Опять? Какого черта?! – отмахнулся Дэн от протянутого ему шлема для защиты головы и шеи.
Шлем в руке его приятеля перегородил обзор на небо, куда Дэн смотрел каждый раз перед заездом. Где еще искать ответы, как не там?
– Дэн, – опустил Сергей руку, державшую шлем, – у тебя сколько сотрясений?
– Десять.
– В этом году? А про кому забыл? Твой череп ели собрали. Одно косячное падение и…
– …и я отправляюсь следом за парнем, которого убил.
Глаза Дениса блеснули острием стального ножа. Он с наслаждением смотрела на Сергея, прячущего взгляд. Так делали все. Никто не хотел контактировать с убийцей, особенно когда Дэн сам себя так называл.
– Ты не знаешь, кто умер, – выдавливал из себя Сергей заученные реплики. – Тебя не обвинили даже.
– Потому что откупили, – равнодушно дернул плечом Дэн. – Забыл, кто моя мать? Надавала взяток семье жертвы или судье, вот я и вышел.
– Вышел ты только из комы.
Денис знал только одно, когда он вышел из комы, на языке крутились слова: «белый медведь». Он продолжал произносить эту фразу несколько недель подряд, но что она значила, не понимал.
– Убери шлем, – отвернулся Денис, – если сдохну, туда мне дорога.
– Ускориться хочешь? – перегородил спуск с разгоночного сектора Сергей, – на тот свет натерпится?
– Свет, – сощурился Дэн. – Ненавижу свет. Предпочитаю кромешную тьму.
Он помнил только ощущение покоя. Полёта и невесомости. Авария стерлась. Точнее смылась, ведь машина Дэна рухнула с моста в воду. Серый блики, твердая вода, удар… и бесконечное чувство… что больше никогда не вспыхнет свет, что веки никогда не впустят ни единого луча, способного согреть и осветить.
Какой мог быть свет, когда ты забираешь чью-то жизнь?
Когда твоя невеста изменяет на помолвке?
Когда твой брат…
– Дэн! – вывел его из ступора удар Сергея в плечо, – проснись! Ты здесь?
– Я здесь… – прошептал Денис, и перед глазами поплыли желтые перевёрнутые смайлики.
Дэн толкнулся и сиганул с трамплина.
В какой-то момент он летел над байком, вытянувшись в линию. Приземление, новый заход – троекратное вращение заднего колеса вокруг переднего. После, разгон вперед, вращение, приземление колесом на скат и езда в обратную сторону спиной.
Мгновение, и зрители были уверены, что спортсмен сорвется, но вместо падения Дэн исполнил полный переворот вместе с Бэ-эм-иксом. Свой фирменный трюк «Солнце», когда его голова проносится над асфальтом, а колеса чиркают небо.
Зрители взорвались овациями и приветственными кричалками. Больше всех старалась группа фанаток с пушистыми помпонами, прыгающие в короткий юбках на границе площадки.
– Эй, Дэн! Куда собрался? – остановил его Сергей после завершения заезда, – кубок иди получи и черкани школоте пару закарюк на рамах!
– Не интересует. Чиркай сам, – проверял Дэн рулевое крепление.
– Слушай, – перегородил ему дорогу Сергей, – это в спонсорском контракте. Сложно улыбнуться паре блогеров, получить кубок из рук мисс Южное Бутово и десять минут помалевать на постерах с собственной рожей? Погоди! – уперся он в раму бэ-мэ-икса, когда Дэн дал понять, что оставаться со своей рожей ни на какую сессию не собирается.
Ноги Сергея вязали в коричневой рыхлой земле, но он не сдавался:
– Мне это нужно! Я за счет мерча живу! А у меня новая девушка… ты хоть представляешь, как это дорого? Цветы, кафе, подарки… Чем мне за хату платить? Грязью из-под велосипедной рамы? Десять минут и ты свободен!
– Восемь, – ответил Дэн тихим голосом. – И ни одной больше.
– «Восемь минут – на небеса вознесут»! Это же слова кричалок от твоих фанаток, да?
Сергей скрестил руки и прищурившись подколол друга:
– Восемь минут? Серьезно? С твоим то боевым опытом Казановы. Не маловато?
– Достаточно, чтобы быть в клинической смерти, – уточнил Дэн. – Ровно столько меня откачивали, реанимируя.
– Я не знал, – стыдливо забегали глаза Сергея. – Они тоже, – покосился он на группу фанаток, скандирующих: Восемь минут на небеса вознесут! – Они думают, ты влюбляешь в себя за восемь минут.
– Нет, – отвернулся Дэн. – Хватает и восьми секунд.
– Гости турнира, школота и ребзя всех возрастов, приглашаем на автограф сессию чемпиона Дэна Дроби! Время ограничено! Торопитесь! Автографы получат не все! – раздалось информационное оповещение над спортивными площадками.
– Слышала?! – в панике озиралась на громкоговоритель Даша, – ограничено! Не все получат! Ну он хотя бы не уедет, как обычно…
– Там человек пятьсот, – уставилась Тёма на толпу, – твои девчонки из группы не заняли место поближе?
– Он же без предупреждения начал! Мы караулили его на паркинге, на входе и выходе из Олежек, а их знаешь сколько – минимум восемь! Но, но… – чуть не плакала Даша, – я так мечтала… я так хотела…
– Давай сюда, – махнула ей Тёма, ныряя в заросли жасмина, – сократим дорогу через кусты.
Чем терпеть нытье три часа по дороге домой и еще три месяца после, лучше попробовать помочь ей этот автограф заполучить.
Тёма пробиралась между нависающих этажей кустов и веток:
– Обходим толпу, берешь автограф и уезжаем, пока окончательно не спеклись, – сдвинула Тема по спине прилипшую майку.
– Клянусь! Сразу! – протискивалась под кустами Даша, не замечая, как красные волоски её дредов остаются спутанными нитями на ветках.
Она была готова терпеть любую боль, лишь бы только у них получилось прорваться без очереди.
Над кустами, газонами и клумбами включились садовые поливалки.
На девушек в жасмине хлынули брызги воды. Тёма чувствовала бегущие по шее, по плечам, голове и рукам капли. Ей стало приятно и свежо, но голову начало вести. Резко замутило. Тёма остановилась, понимая, что земля уходит из-под ног и она не может сделать ни шага по прямой. Даша, не ожидавшая, что Тёма замрет, словно каменная, споткнулась о торчащий корень, врезалась в спину подруги, и вместе с Тёмой они вывалилась из жасмина вперед руками.
Раз…
Тёма навалилась на стол с листовками и плакатами, за которым сидели два парня.
Два…
