После аварии, когда Дэн вышел из комы, в голове все перемешалось. Он помнил драку, помнил, что бил кому-то лицо, помнил месиво крови на своих кулаках, помнил, как мчит по дороге, помнил… как перед капотом выбегает. Это был Зигзаг.
Поворот руля, удар, опять удар, и беспросветный мрак, густая всеобъемлющая тьма, колыбель погребения, из которой его выдернули белые руки света. Резь в глазах, он задыхается, он в палате на аппарате жизнеобеспечения.
Суд начался и закончился без участия Дробникова.
Дэн знал только одно – из-за него на том мосту умер человек, но он не мог выяснить имя. Материалы дела затопило в хранилище суда при тушении пожара в октябре, а так оно числилось закрытым, бланки могут восстановить лет через пять. Юристы, работающие на мать по делу с аварией, все как один подписали бумаги с пожизненным молчанием.
Даже бывшая невеста Кристина уехала жить в другой город.
Она не могла простить убийцу, он не мог простить изменщицу.
Дэн тер виски.
Хоть до дыр их будет тереть, но не сможет вспомнить тёмный день, изменивший его жизнь, подаривший жизнь ему, которую он посылал к черту.
Зигзаг лизнул руку хозяина, жалобно поскуливая. Почесав белую окантовку пушистого уха, Дэн помнил лишь зигзаг, совершенный его автомобилем… полёт, тишину… помнил горячее прикосновение к его ледяной руке.
– Что было перед аварией, Зигзаг… куда исчезла Кристина? С кем она… – зажмурился он, – с кем он… ушла в те сауны?
Дэн хмурил брови. Он бы лучше врезался на скорости двести в бетонную стену, чем переживать снова и снова картину его невесты, совершенно голой, под телом мужика – его руки впивающиеся в ее бедра, красные следы чужих пальцев на нежной коже, синие острова засосов на ключицах и шее. Дэн помнил лицо Кристины, как она смотрит на него, как жмурится и начинает рыдать… но он не помнил парня, с которым она изменила в день их помолвки.
От рук Дениса пахло жасмином. И аромат этого цветка вызвал стойкое воспоминание.
– Официантка… – выдавил Денис, – конечно, – провел он пальцами под носом, вспоминая аромат жасмина и девушку, которую видел в коттедже, – это же та самая девчонка, которая рухнула на меня из кустов! Я видел ее год назад на помолвке.
В последний день лета Дробниковы и Гусенковы объявили о скорой свадьбе своих детей – Дениса и Кристины. На помолвку пригласили Максима, хоть Кристина и Дэн его недолюбливали из-за нелицеприятного общего прошлого.
Из Италии прилетел Вадим Котов, отец Максима, к чему сильно взревновала Ангелина, ведь их с Дэном отец проигнорировал приглашение. Наверняка, зависал где-то на экзотических островах с подружкой младше, чем невеста сына.
Официальная часть закончилась, когда невеста выпила из фужера, на дне которого лежало кольцо с зеленым бриллиантом в десять карат. Вспышки фотокамер, поздравления, банкет. Как только старшее поколение разъехалось, молодежь пустилась в отрыв. Девушки прыгали в бассейн в одном белье, музыкальный бит выбил из дупл всех дятлов с белками, кругом слышался смех, сновали официанты, заносили закуски, напитки и десерты, еле успевая подбирать осколки от то и дело бьющихся фужеров.
В какой-то момент Дэн потерял Кристину.
Он думал, она удалилась переодеваться в пятое платье, но прошло полчаса, а в эпицентр вакханалии Кристина так и не вернулась. Отправившись искать ее, решив, что она могла перебрать с ее любимым Кристаллом и спрятаться от шума и толпы, он поднялся в их спальню, обследовал тренажерку и кинозал, спустился в погреб, заглянул в припаркованные машины в гараже – ничего.
Кристины нигде не было.
Оставалось поискать в гостевом доме, но его занял кейтеринг и обслуживающий персонал. И Дэн направился к саунам, отдельно выстроенным в противоположном конце участка.
Он увидев девушку в черном платье официантки. Она неумело держала поднос и в ужасе озиралась по сторонам, как будто работает на вечеринке не в честь помолвки, а в честь жертвоприношения.
Оказавшись напротив, Дэн быстро окинул ее взглядом. Их взгляды пересеклись на мгновение, на то самое, что хватает пуле пробить сердце на вылет.
– Не видели здесь Кристину? – спросил Денис.
– Кого?..
– Мою невесту. Кристину Гусенкову, – не понимал он, слышит ли его сотрудница кейтеринга. Слишком уж рассеяно она держалась.
И пахло от нее… жасмином.
– Это оно… начало всего… – прошептала девушка.
– Чего начало?
– Это… начало Тёмного дня…
Перебирая в памяти диалог с незнакомкой, Денис резко сел на матрасе.
– Загзаг, я видел ее сегодня! Официантка… она бубнила что-то про Тёмный день!
Он ударил кулаками по матрасу.
– Черт! Как ее сразу не вспомнил?! Она же… да кто она вообще такая?
То, что произошло дальше Денис вспоминать ненавидел.
Девушка в черном платье слилась с темнотой. Толкнув дверь к саунам, он миновал холл и оказался в зоне отдыха с шезлонгами. Здесь он хранил свои старые байки, которым требовался ремонт.
Дэн нашел свою невесту. Она лежала на шезлонге. Обнаженная, покрытая испариной. Рот ее приоткрыт, глаза зажмурены, она стонала и задыхалась под телом мужчины со спущенными трусами и брюками.
Удар.
Драка.
Побоище.
Звон в голове, ушах и черные круги перед глазами.
Рев мотора, скорость.
Кровь сочится из разбитых бровей. Алые капли смешиваются с его слезами, застилая дорогу.
Дворники по сухому лобовому стеклу.
Его крик. Его стон и боль.
Он продолжает избивать руль машины, продолжает давить на газ, продолжает кричать.
Мост. Зигзаг. Падение. Удар. Вода.
И тёплая рука вокруг запястья.
Шестнадцать старых сотрясений мозга в анамнезе Дениса сыграли с ним злую шутку. После комы он помнил помолвку и случившееся на ней вспышками, выдернутыми из потока знаний картинками. И никто, ни одна живая душа не рассказала ему, кого он «убил».
Никто не знал имени парня, с которым уединилась Кристина. В ту ночь он сбежал. В ту ночь, много кто исчез.
Даже Максим.
Взяв отпуск и отгулы, он вылетел из страны, исчезнув на целый месяц.
Ровно столько Денис провел в коме.
Вот уже год длился Тёмный день, скрывающей правду. Осталось схватить тень за хвост, шарахаясь будто слепой в бесконечной дьявольской преисподней. Может, где-то там тоже была сауна, но Дэну представлялись лишь котлы бесконечных страданий.
Может быть, вселенной показалось мало той коллекции мук, что выпала на голову двадцатилетнего парня. Решив, давненько тот не мучался восемь тысяч четвертым видом боли его сердца, вселенная вибрировала на краю матраца внутри покрытого трещинами экрана.
Дэну могла звонить только сестра, раз в неделю уговаривающая его встретиться с матерью. Мог звонить Сергей, чтобы напомнить об очередном соревновании или контракте. Одного он уже видел сегодня, вторую посылал, а значит, звонков по делу быть не должно.
Дэн повернулся на бок. Трубка перестала вибрировать, и он прикрыл глаза, собираясь уснуть. Если и было еще место, где он мог забыться, куда мог сбежать, то лишь в своей голове, столько раз расколотой на кусочки.
– Зигзаг! – отодвинул Дэн слюнявую морду пса, мелко вибрирующую у его лица, когда пес принес ему мобильник. – Это не игрушка, – забрал Дэн резиновый противоударный чехол из пасти.
Дэн смотрел на экран и чувствовал, как его котел в дьявольской жаровне перешел в режим скороварки.
Он прочитал имя: «Кристина».
Год назад она уехала то ли в Сочи, то ли в Калининград. Ее родители оборвали с Дробниковыми все контакты. Будто не было их с Кристиной романа, их помолвки, а заодно и той адской вечеринки, на которой невеста изменила жениху, не продержавшись и часа в своей новой роли.
Он провел пальцем по разблокировке, но не смог произнести ни единого слова.
– Алло? – раздалось в трубке, – Дэн, ты меня слышишь? Не хочешь со мной разговаривать? – послышался то ли вздох, то ли всхлип. – Ты придурок, Денис Дробников! Я тебя ненавижу! И тот сраный день ненавижу! Господи, – всхлипывала она, – ты хоть представляешь, через что прошла я?!
Он представлял через что прошел сам: четыре осколочных перелома черепа, внутричерепные гематомы, отек мозга, дыхательную недостаточность, повреждения вентромедиальной префронтальной коры головного мозга. Такую ерунду, как выбитые мениски он даже не перечислял.
Кристина то рыдала, то из нее вырывались смешки, то ругательства. Дэн не понимал, он хочет убить его или вымолить прощение? Наезды на него сменялись приступами жалости к себе самой.
– Ты бросил меня… Ты меня бросил… как все. Родители, друзья, коллеги… Все отвернулись.
«Наверное потому, – отвечал у себя в мыслях ей Денис, – что ты трахнулась в день помолвки с любовником на собственной вечеринке под носом у жениха».
– Я вас ненавижу, – шептала Кристина, – и я прощаю вас… я учусь быть милостивой… я бы никогда тебе не позвонила, если бы не…
Он понимал, что ответить рано или поздно придется:
– Если бы не что? – выдавил он, стараясь стереть любую эмоцию из собственного голоса.
Он ненавидел Кристину. Никогда в жизни он ее не простит. То, что она сделала, повлекло за собой всю остальную цепочку событий.
– Я не изменяла тебе, Денис. Я что-то… выпила. Все было, как в тумане. Руки, как вата. Мозг, как кисель. Кто-то… взял меня под руку. Он шептал что-то приятное… был любезен. Потом толчок… я упала лицом на шезлонг. Блузку разорвал, юбку сдернул вниз. И начались толчки… внутри моего тела. Я не изменяла, меня изнасиловали.
Кажется, котел Кристины весь этот год варился не в печи, а в жаровне радиоактивного солнечного ядра.
– Поэтому сбежала. Я… виновата, я выпила что-то… кажется, это был фужер с моим любимым Кристаллом, в который ты положил кольцо.
– Что? – пропустил он что-то про шампанское и кольцо, – тебя изнасиловали? Кристина, если это ложь…
– Ты дебил, – ровно и спокойно произнесла она, и Денис уверовал, что так оно и есть. —Думаешь, я хотела с собственной помолвки отправиться на криминалистическую экспертизу, чтобы мне раздвигали ноги и ватной палкой искали остатки спермы? Думаешь, мечтала, чтобы спустя сутки после статьи «Громкая помолвка самой яркой пары столицы» вышли заголовки «Громкое изнасилование и авария со смертельным исходом?»
Ее голос стал звучать тише. Послышался шорох, бульканье, легкий звон, характерный для ножки фужера, коснувшейся каменной барной стойки.
– Ты пьешь?
– Только так я могу забыть.
– Я хотел бы вспомнить.
– Кого?
– Кого избил в сауне. Кто тебя изнасиловал? Ты, – растирал он лицо шершавой ладонь, – зря сбежала.
– А ты? Разве ты не сбежал? Мы оба выбрали тьму. Игру в прятки с собственной тенью, а ее можно спрятать лишь в ночи. Там, где никто не увидит нас, не услышит и не найдет.
Он молчал, понимая, что она права.
– Почему рассказываешь обо всем сейчас?
– Потому что, – слышал Денис, как она пьет на той стороне провода залпом, и нотка фужера уже урезается в камень, а не деликатно приземляется поверх, – я получила вот это. Сейчас пришлю фото. Черт… руки трясутся… Отправила… смотри.
На время повисла пауза. Денис открыл снимок, приблизил его. Это был лист бумаги. Он был смят, а потом снова расправлен.
Кристина комментировала:
– Сначала я его выбросила, но потом… вдруг, это правда?
Текст записки был вырезан и сложен из черных разномастных букв, как в примитивных детективах: «я знаю, что произошло в сауне. 500 миллионов рублей, и никто не узнает. Откажешься или заявишь, и видео изнасилования попадет в интернет»
Дэн молчал, первой заговорила Кристина:
– Что он знает? Какое видео, Дэн?! Если… – шептала она и голос ее звучал протяжно, как у сильно подвыпившего человека, – если есть видео, если оно уплывет в сеть… моя репутация, Дэн… у меня есть жених… он из Великобритании. И он… герцог или граф, плевать. Короче, из тех, кто вешает над камином семейный герб династии Планта… Планта…гигиенистов…
– Плантагенетов, – исправил Денис.
– Хоть трубочистов, феминистов и саксофонистов. Хочу вырваться! Мечтаю забыть…
– Кто это был, Кристина? Кто тебя… тронул?
– После бокала с кольцом, я помню, как кружилась голова. Словно сплю и не сплю. Споткнулась о чьи-то шлёпанцы возле бассейна, а в сознании образы: замки из песка, ракушки, и я иду и сплю, не различая реальность и вымысел… а потом шезлонг…
