Андрей Лукашин "Фалькрум. В королевстве слепых одноглазый – король"

Решил соблазнить ты жен не тех людей…

От яблони плоду недалеко катиться…

И то, что по праву прадед Иоганн в латах черных,

В крови по локоть, копил в сундуках подземелья замка.

На войне отчаянной, на войне духа,

Тащил трофеев он тюки.

Однако вымрет вся порода —

Только в семье послушают урода,

Начнется пьянство, блуд,

И чем гордились раньше дети,

Сдувая с прадеда доспехов пыль,

Продало третье поколенье, в полях давно растет ковыль

Вместо культур хлебных.

И гордость нынче там одна:

В грудь бить, кричать – гордятся прадедом потомки,

Свиньей валяться под столом,

Или же в конюшне трахать крестьянских дочерей,

Насилуя, за волосы держа, ломая руки…

Чем не брезгует дядя твой Реми,

А кто из так называемой «черни»

Вздумает препятствия чинить, не силой, словом:

«Добрый господин, довольно, отпусти дочурку!»,

Беднягу заступника ждет клинок – на месте гибель,

Когда выпустит ему Реми кишки…

Сколько веревочке не виться,

Всегда на том конце развязка ждет…

Кончилось богатство,

Семейство ваше будто крысы в клетке,

В беде винит один другого, и теперь уж не крестьян,

Друг друга резать стали…

Избегая ссоры за наследство,

Пошел служить соседу ты Эрнесту,

Соратнику твоего покойного отца и старому вдовцу.

Подавшись страсти, в чем ищешь оправданье,

Залез под юбку ты новой супруге старика,

Целуя аленький цветочек!

Назвав все это одолженьем, поскольку рыцарь стар,

Либидо ноль, а значит,

Для женщины прекрасной дома счастья нету!

Возможно, конечно, ты и прав…

Есть вещи мерзостью славнее.

(Сжимает подлокотник кресла так, что костяшки белеют.)

И было бы смешно, коль не было так грустно.

Смотри, куда старанье занесло:

Шея женушки неверной

На яблочном суку сломалась с хрустом…

Ох уж эти злые старики…

(Улыбается.)

Ходить ты сможешь через тринадцать дней.

А пока составишь мне компанию.

Порой одиноко здесь, в лесу,

Поскольку коту и пауку молчание приятней разговоров.

Да, ценней всего, когда не есть с кем поговорить,

А когда есть с кем молчать.

Но в правилах должны быть исключенья,

Верно, Ашог?

Кот мурлычет.

Итак, что же скажешь, Генри,

Иль будешь строить молчуна?

Генри

(приподнимается в кровати на локтях)

Ты все подметил верно, незнакомец.

Осведомленностью твоей я поражен,

Как от вида твоих друзей.

Не знаю, кто тебе все рассказал, тот упырь

(кивает в сторону мешка из паутины)

Иль каждый дуралей, кто в чащу заходил.

(Кивает в сторону стола.)

Найдя здесь гибель,

По монете добавляя в твою копилку знаний,

Род мой бедный ныне стал, мое ты имя знаешь, называл,

Однако! Не знаю древних принципов и правил,

Меня учили: начиная разговор, представиться сначала,

Но хоть сказал, что я живой…

Беглец я глупости своей – прекрасно это знаю,

Так как могу к тебе я обратиться?

Паук Люций

Даааа, вессссьмммаа деррррзоккккххх…

Кот Ашог

Муррррр… И в то же время лллакониченн.

Отшельник

Слышишь, что говорят мои друзья?

Как чаши у весов, один склоняет так, другой сюда,

И каждый слышит, что услышал…

Я же слышал твой вопрос.

Что имена? Тебя родители Генрих нарекли,

Но суть, задумайся, какая?

Имя – слово как название предмета

Дается, дабы себя ты мог на свете отличать,

Гордиться им, прославлять,