– Скорее что-то ритуальное. Кто захочет надевать на себя рыбий череп?
– Ну, в Бризбруке полно таких украшений: подвески, браслеты. Хотя венок действительно выглядит жутко.
Эмили перебирала фотографии, но больше ничего интересного не замечала.
– Думаешь, она утопилась? – последняя надежда Эмили на то, что это дело стоит внимания, растворялась.
– Может, и так. Сошла с ума, нарядилась – и в воду.
Клара потеряла интерес к фотографиям и вернулась за свой столик, застучала по клавишам печатной машинки. Эмили собрала фото и уже хотела положить их в сумку, как вдруг поняла, что ее смущало. Еще вчера, на причале, она интуитивно понимала, что это не самоубийство.
– Ее руки связаны…
То, что Эмили приняла за необычные браслеты, на самом деле было колючей проволокой и веревками, обматывающими кисти девушки. Ее руки были связаны за спиной. Кусок веревки спускался вниз, он был оборван. Видимо, к нему был прикреплен груз! А это означало, что девушке помогли поконить с жизнью!
– Я в полицию!
Клара кивнула, не отрывая глаз от печатной машинки. А Эмили выскочила из редакции и побежала на соседнюю улицу, где располагался полицейский участок Бризбрука. Нужно было рассказать Шерхоллу о находке!
* * *
Виндхерст 1851 год.
Графство Девоншир, Англия.
Я положила несколько протухших рыбин в мешок и открыла дверь, чтобы выйти из дома. Ржавые петли скрипнули, заставив меня вздрогнуть, но, услышав позади храп, я поняла, что папаша заснул.
В лицо ударил свежий морской воздух. Жадно глотая его, я поплелась босиком по улочкам – в магазинчик Сальмы. Шел дождь, размывая и без того грязные дороги Виндхерста. Но я любила выбираться из дома. Когда отец был в море или отсыпался после пьянки, я была предоставлена самой себе. Я знала все закоулки городка, тропинки, ведущие к морю, пещеры в бухте у Мертвого пляжа.
Пляжа там и не было – только голые острые скалы и черные камни, которые торчали прямо из воды. В шторм туда выносило лодки, обломки кораблей, посиневшие тела утопленников. Но обычно там было тихо и безмятежно – мое убежище, подальше от людей.
Люди меня пугали. Не Фрэнк. Папаша был свой, привычный. Он пил, орал, бил меня, потом отсыпался и, если его не мучило похмелье, мог даже погладить по спутанным волосам или притащить пару конфет. Я знала, что если Сальма будет визжать ночью, мне достанется старое платье одной из ее дочек.
Я не любила наряды, но мои изнашивались до дыр. Грязные и вонючие, они привлекали внимание. Внимание было опасным. На меня смотрели, тыкали пальцем, били палками, прогоняли с улицы.
Самыми жестокими были местные дети. Поэтому обычно я выбиралась из дома рано утром или поздно вечером, когда мамаши загоняли их домой. Но сегодня мне надо было выйти среди бела дня в город и добраться до Сальмы.
Я сделала вдох и свернула на узкую улочку, где обычно никого не было. Только облезлые коты лазили по помойным ямам в поисках еды. Потом я должна была свернуть направо и перелезть через стену, чтобы оказаться как раз на заднем дворе у Сальмы. Идти через городскую площадь выглядело слишком рискованным.
Я почти добралась до места: вон труба, смолящая черным дымом, вон крыша со сломанной от ветра черепицей. Еще немного – и я смогу отдать Сальме мешок, а потом отправиться на пляж. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
Я побежала. Шаг, еще шаг – вот и выступ в стене. Я поставила ногу, потом вторую, слабые пальцы нащупали камень, за который можно было ухватиться, как вдруг позади раздался топот и тяжелое дыхание.
Я испуганно обернулась – прямо ко мне бежали мальчишки. Я попыталась закинуть ногу на стену, но старая кладка под моими пальцами осыпалась, и я упала на землю. Спина заныла от боли.
Тодд Мор стоял прямо надо мной и тыкал палкой:
– Эй, уродина, вставай! Че разлеглась?! Ща поиграем с тобой. Ты же рада, что у тебя теперь будут друзья?
Тодд заржал, а за ним и все остальные.
– Так че, рада?!
– Рада…
– Ну вот, а говорили, совсем тупица!
Холодок пробежал по спине. До этого я только изредка сталкивалась с Тоддом и компанией. Долгие месяцы мне удавалось прятаться от них, но теперь я боялась даже представить, что меня ждет.
Я села. Попыталась повернуть голову, чтобы понять, получится ли сбежать, но меня тут же ударил палкой толстяк Бейн, лучший друг Тодда. С соседних улочек подтягивались еще дети. Они свистели, смеялись. Их глаза горели, предвкушая развлечение…
– Мне нужно отнести рыбу… – я сделала робкую попытку заговорить, но вызвала только новый взрыв хохота.
– Конечно, глупая! Ты все отнесешь, но сначала…
Тодд важно смотрел на мальчишек, пытаясь решить, что за игру выбрать. Как вдруг его лицо растянулось в кривой улыбке:
– Мы тебя немного принарядим! Нельзя же идти в гости в таком виде!
– Ага, у нее и наряд с собой! – толстяк пнул мешок с рыбой, и снова все заржали.
Тодд ударил меня палкой.
– Вставай-ка и топай за нами. Надумаешь сбежать – убью, слышала?
Я кивнула и послушно поплелась следом.
Тодд и остальные пинали меня палками, кидали камнями, подгоняя к старой, прогнившей насквозь хижине. Рыжий мальчишка со сломанным носом отломал доску в заборе и силой впихнул меня внутрь. Я сжала зубы: обломки расцарапали плечи, оставив глубоко под кожей занозы.
Меня затолкали в дом и усадили на пол. Тодд вытащил из кармана маленький ножик и показал остальным:
– Во! Ща мы ее пострижем, а то мамка говорит, что у убогой вши!
Он дернул меня за волосы и занес нож. Я зажмурилась: боль была невыносимой. Мальчишки драли мои волосы, передавая друг другу ножик или просто вырывая клочья.
Тут я почувствовала, что меня окатили чем-то липким и вязким.
– Это ванна, а то ты воняешь!
– Ага, немного помоев для королевы тухлятины!
Липкая грязь стекала по моим волосам, рваному платью и рукам, которые саднили от ран. Но внутри вновь просыпалось то необыкновенное чувство. Я даже на секунду отключилась, забыла о мальчишках, лелея в себе растущую ненависть. Я позволила ей течь по жилам, заполняя пустоту внутри и смазывая раны.
Из колючих веток Тодд приказал смастерить венок и всунул туда тухлые рыбьи головы, распотрошив мой мешок. Они с силой натянули его мне на голову, оставив порезы на лбу. Острые шипы сухоцветов впились в кожу.
Начался дождь. Мальчишки вытащили меня из дома, ведя за веревку, которую завязали на шее. Они направлялись на площадь. Я знала, что там, в церкви, идет служба, поэтому все взрослые будут внутри. Я съежилась от мысли, что они увидят меня, когда выйдут…
