Айви Эшер "Орден Скорпионов"

grade 4,1 - Рейтинг книги по мнению 190+ читателей Рунета

Шесть лет назад я проснулась в клетке, не имея ни малейшего представления о том, кто я такая и откуда взялась. Шесть лет назад я попала к дикарям, которые торгуют фейри, как вещами. Именно здесь я узнала, что есть только два пути: сражаться или умереть. Теперь восемь орденов собираются в единственном доме, который я когда-либо знала. И все это в надежде приобрести новых рабов клинка для пополнения своих рядов. Я выставлена на продажу, но все, чего я хочу, – это жизнь вдали от смерти. Затем я встречаю их, Орден Скорпионов. Их очарование – угроза свободе, которой я жажду, но я не стану жертвой их жала, каким бы соблазнительным оно ни было. Они хотят владеть мной, заявить на меня права, но Скорпионы понятия не имеют, на что они подписались. Они вот-вот узнают, какой яд течет в моих венах. Я не просто жалю… Я убиваю.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательство АСТ

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-17-155719-5

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 29.02.2024


Ее жестокие, черные глаза-бусинки сидят над длинным крючковатым носом и изучают меня. Губы у Вилик тонкие, их едва ли можно назвать губами, и они кривятся в улыбке. Но в ней больше угрозы, нежели веселья – угроза сочится из ее серой кожи и мрачных черт лица.

– Нет нужды так переживать из-за меня, – процедила я и поморщилась от отчаянных ноток, послышавшихся в моем голосе. – Боевых косичек более чем достаточно, как и всегда. – Я смягчила голос, надеясь, что не усугублю ситуацию: кажется, звучала я так, будто пытаюсь командовать ею.

Некоторое время Вилик молчит, а затем хватает прядь волос и принимается заплетать косы, и я немного расслабляюсь.

– Глупости, – воркует она, но в голосе ее звучит злоба. – Ты должна быть особенной сегодня вечером; все девушки должны. Ты слишком долго была неограненным алмазом, Осет. Пришло время начистить тебя до блеска, показать членам Орденов – пусть видят, какой скот вырастили в нашем Приюте.

После ее заявления я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании. Вилик наказывает меня, подставляет меня наихудшим образом, и я хочу выхватить гребень из ее рук, чтобы вонзить его ей в глотку.

Быть талантливой – это проблема. А быть при этом симпатичной – еще хуже. Этих двух качеств слишком много для одного, и другие будут подставлять вас, чтобы увеличить свои шансы. Если выставлять напоказ и красоту, и таланты, можно оказаться в месте хуже рынка наемных убийц. А я ведь едва избежала торговцев телом. Тиллео думал, что это я убила Дорсина, иначе я бы сюда никогда не попала – и с тех пор я отчаянно боролась, чтобы остаться здесь.

Я никогда не была лидером, но и не была самой слабой из всех – всегда старалась держаться середнячком. Не блестяще, но достаточно, чтобы дожить до Торгов. Достаточно, чтобы меня купил какой-нибудь Орден… за разумную цену – чтобы мне не пришлось потратить всю жизнь на то, чтобы расплатиться с ним. Цену, которая однажды позволит мне попробовать свободу на вкус – пусть и после того, как моя кожа пропитается кровью других фейри, на моем лице появятся морщины, а я стану мучиться болью в ногах.

Я мечтаю об этом дне, и представляю вкус свободы на языке, смакую его.

Это то, что помогает мне проживать день за днем в этой раскаленной солнцем адской дыре.

Когда-нибудь я обрету свободу.

Вилик сильно дергает меня за волосы – я шиплю и наклоняю голову так, как она хочет. Мерзкая пикси просто могла бы сказать мне, что нужно делать – видят звезды, ей всегда есть, что сказать, – но нет, она наслаждается своей властью, пока мы сидим перед ней на табурете.

Я хочу прикончить ее, но лишь представляю, как бы использовала ее собственные орудия пыток, вроде этого гребня, пока она вырывает им волосы у меня из головы. Нам приходится заплетать косички каждую неделю, и я даже рада, что у меня так много волос – иначе после встреч с Вилик я бы выглядела такой же ощипанной, как Кин и Энси. Конечно, я хочу, чтобы цена моей свободы была пониже, не настолько, чтобы попасть черт знает к кому.

Вилик приглаживает мои волосы с помощью какого-то крема – раньше она его никогда не использовала, – а затем заплетает толстую косу и перекидывает ее на сторону, словно ободок. Затем с другой стороны она заплетает еще одну косу и перекидывает ее через «обруч» крест-накрест и скрепляет заколкой. Оставшиеся волосы спадают каскадом на спину, и Вилик сушит их, мучительно крутит и тянет, пытаясь придать желаемую форму.

Вилик продолжает работать, а по спине у меня ползут мурашки. До этого она только раз действительно приложила усилия, чтобы я выглядела особенной.

Эти воспоминания всплывают неожиданно, заставляя мое сердце забиться чаще. На лбу выступают капельки пота. Я закрываю глаза и думаю об утренней тренировке, делаю все возможное, чтобы отогнать мысли о том дне подальше. И мне плевать, насколько все, что происходит сейчас, напоминает тот день из моего прошлого, я наотрез отказываюсь открывать этот ящик Пандоры и вновь разглядывать свои шрамы.

Входят Тария и Орит, и, пока они ждут своей очереди в пыточную Вилик, Фигг читает им нотацию об одежде, что выбрали для нас учителя.

Еще несколько рывков – и Вилик с помощью магии вынимает из-под меня табурет, и я едва не шлепаюсь на пятую точку. Наверняка она должна быть осторожнее, раз имеет дело с фейри, которых учили убивать без сожалений, но Вилик, должно быть, мечтает умереть.

Может, когда я наконец-то обрету свободу, я приду и воздам этой пикси по заслугам за все эти годы? Но Вилик лишь ухмыляется в ответ на мой взгляд, ее тусклые темные глаза обещают больше боли в следующий раз, когда я окажусь в ее власти, но мучения на стуле Вилик для нашей группы рабов клинка скоро закончатся, и мы обе это знаем.

Тария что-то говорит Орит, и та в ответ хмыкает. Маленькая охотница смотрит на подругу, в ее карих глазах вспыхивает обида:

– Они не просто так приходят на все Торги, – защищается Тария. Ее кожа настолько темная, что на ней не видно румянца, но я подозреваю, что сейчас ее щеки горят.

– Это полная ерунда, Тария, – усмехается Орит. – Скорпионы приходят за едой, выпивкой и бесплатным перепихоном. И с каждого Торга их Орден уходит точно таким же, каким и был. И думать, что на Торгах тебя выберут Скорпионы – это самая нелепая вещь, которую только можно вообразить.

Фигг и Вилик презрительно фыркают, словно соглашаясь с язвительными словами Орит.

Тария смотрит на ноги, губы сжаты, словно она хочет возразить подруге, но все же молчит и старается не обращать внимания на насмешки Орит. Обида в глазах Тарии что-то пробуждает в моей душе, и я вмешиваюсь в их разговор:

– Никто из нас не был на Торгах раньше. Откуда тебе знать, что случится, а что – нет?

– Сот рассказал мне, что случится. – В голосе Орит слышится издевка.

Как будто то, что она встает перед охранником на колени, а он вливает в ее глотку семя, а в уши – бесполезную информацию, ставит ее выше меня.

Я усмехаюсь, но больше ничего не говорю, а Фигг, прихрамывая, выходит из-за стола. В ее пораженных артритом пальцах синее платье, цвет настолько глубокий, что кажется, будто его поцеловала ночь. Ее маленькие крылья, хрупкие на вид, больше напоминают придатки, вдруг приходят в движение – и, хоть и с трудом, но поднимают ее круглое тело в воздух, так что Фигг может примерить платье ко мне.

Из купальни доносится хихиканье, и новые и новые девушки вваливаются в и без того тесную уборную. Некоторые из моих подруг-дикарок, как любит называть нас Тиллео, выглядят так, словно они уже побывали в погребах с вином, к которым никто из нас не должен иметь доступа.

Я знаю, что все они просто взбудоражены тем, что должно произойти, скорыми переменами, тем, что у них появится шанс вырваться из этого места, но я смотрю на каждую из них и задаюсь вопросом: кто не выживет.

Нас было так много, когда я впервые попала сюда. Теперь нас осталось только шестнадцать: восемь женщин и восемь мужчин.

Я пробегаю глазами по лицам других девушек, с которыми я боролась и тренировалась последние шесть лет, и испытываю смешанные чувства – прямо как в купальне.

Я счастлива, что больше никогда не увижу их, и все же они – все, что я когда-либо по-настоящему знала. Их и это место.

В прошлом некоторые Ордена покупали у Тиллео множество рабов клинка, и я полагаю, что могу оказаться где-нибудь с одной из этих девушек или, что более вероятно, парней, однако, я не понимаю, успокаивает меня эта мысль или беспокоит.

Было бы неплохо, если бы там, где я окажусь, будет кто-то знакомый. Но опять же – в вечной борьбе за выживание между мной и другими рабами не возникло привязанности. Почему мне важно, чтобы хоть одно лицо среди тех, что я увижу в своей новой жизни, было мне знакомо?

Фигг возится с металлическим ремешком, ее короткие ручки не могут обхватить мои бедра так, чтобы застегнуть его как положено.

Я смотрю вниз, чтобы разглядеть, во что учителя приказали ей одеть нас, и упираюсь взглядом в платье, которое состоит всего лишь из пары длинных полосок ткани. Темно-синий шелк мягко прилегает к моей коже, но его едва хватает, чтобы прикрыть наготу. В моих округлившихся глазах плещется беспокойство, я задерживаю взгляд на Фигг, и она предупреждающе смотрит на меня, не говоря ни слова.

Пока я рассматриваю наряд, по шее поднимается волна жара и разливается по щекам. V-образный отрез ткани свисает с плеч и едва прикрывает грудь, ниже пупка две полоски сливаются воедино, скрывая промежность. Сзади такой же V-образный отрез темно-синей ткани опускается до самой поясницы, а затем превращается в одну тонкую полоску, едва прикрывающую зад. Фигг наконец закрепляет металлический ремешок, который, кажется, нужен для того, чтобы удержать переднюю и заднюю полоски шелка и не оставить меня голой.

Мою промежность теперь венчает небольшой замочек, тонкие металлические цепочки соединяют его с собратом, крепящимся на моей заднице. Оба выполнены в форме герба Тиллео – голова кабана с двумя скрещенными мечами. Я не знаю, что он означает, но герб этот встречается тут повсюду. Подозреваю, этот герб выжгли бы и на нас тоже, если бы Тиллео не опасался, что он, если кого-то из его дикарей поймают во время охоты, приведет недругов прямо к нему.

Маленькие цепочки холодят голую кожу бедер, и я отчетливо понимаю: стоит мне слишком резко повернуться, или ветерку налететь, как некоторые части моего тела, что не предназначены никакому Ордену – что бы там ни воображали себе их члены, – окажутся у всех на виду. Некоторые учителя призывают нас предлагать себя целиком, чтобы получить место в Ордене. Другие, наоборот, уверены, что раздвигать ноги перед членами Орденов – значит, проиграть на Торгах. В любом случае я никогда не посещала уроки соблазнения, хотя обязана была на них присутствовать. И как бы сильно меня потом за это ни наказывали, я не смогла убедить себя в том, что моя вагина когда-нибудь сможет помочь мне в чьем-то убийстве.

Остальные девушки молча рассматривают то, во что их оденут.

Тария дрожит, и Орит обхватывает маленькую фейри за плечи, притягивая ближе к себе. В уборной царит атмосфера торжественности: хихиканье смолкает, возбуждение, секунду назад искрившееся в воздухе, исчезает от осознания того, что нас ждет.

Вилик принимается колдовать над кем-то другим, а Фигг тянет и поправляет мое платье, пока оно не сядет так, как ей хочется. Она ворчит и наконец отстраняет меня от себя, и я выхожу из комнаты, прилагая все усилия, чтобы не начать сжимать и разжимать кулаки – гнев медленно вскипает и бурлит у меня в животе.

– Не смей усесться куда-нибудь – будут складки, и не прислоняйся ни к чему – испачкаешь платье! – окликает меня Фигг. – Марш прямиком в столовую и жди, когда тебя позовут. Через несколько часов начнут прибывать гости. И если на тебе будет хоть одна песчинка, я прикажу выпороть тебя, – грозит мне Фигг, но я лишь с досадой отмахиваюсь от ее угроз.

Приют находится где-то в Корозеанской пустыне, так что песок тут везде, особенно его много, когда ночью налетает ветер – он носится, словно стадо диких песчаных оленей.

Я не помню той жизни, в которой я не была бы вечно покрыта слоем песка и потом – или в которой Фигг не угрожает нам поркой за то, что мы испачкались. Но учитывая важность сегодняшнего дня, она действительно может сдержать обещание. Клянусь королями – ее терпение сегодня может лопнуть.

Я медленно и неуклюже продвигаюсь к столовой. Чувствую себя почти что нагой в этом наряде, и мне это не нравится. Как я могу драться в этом?

Я постоянно проверяю, все ли прикрыто, и ненавижу горячий воздух, что касается меня там, где не должен. Он проникает между бедер, и меня раздражает такая открытость. Хотя я стараюсь не слишком переживать из-за этого. Вообще, мы частенько бывали голыми: например, когда ночью чересчур жарко, или потому что учителя приказали нам тренироваться голыми целый день.

Меня напрягает не отсутствие одежды – раздражает то, что нас вынуждают чувствовать себя еще более открытыми и уязвимыми перед членами Орденов. Как будто нам действительно нужно еще одно напоминание о том, что мы хуже, чем они, что мы – ничто.

Жизнь – и выживание – в Приюте учит тебя не питать иллюзий и многое замечать. Нас могут раздеть догола, и нужно знать, кто из охранников или учителей может воспользоваться своим положением. Время, проведенное здесь, показало, кто из твоих собратьев-дикарей ночью может пригласить тебя уединиться или, что хуже, не пригласить.

Жизнь тут жестока, но знать, что и кто таит в себе угрозу, полезно. Я научилась избегать опасностей, быстро поняв, кто и что может воспользоваться моментом, когда я уязвима. Но с Орденами все по-другому.

Мы все слышали истории о том-то и таком-то члене Ордена, но на самом деле никто из нас не знает, кто в действительности появится в Приюте через пару часов.

Представители Великих домов убийц придут к нам. Они представляют угрозу как друг для друга, так и для нас, и Тиллео хочет, чтобы мы прочувствовали этот момент, при этом беспокоясь еще и о том, что все наши прелести выставлены напоказ. И наша нагота может доставить нам еще больше неприятностей.

Полагаю, от торговца рабами другого ждать и не стоило. Он видит в нас лишь товар, подсчитывает нашу стоимость с каждым нашим вздохом. Я должна быть благодарна за то, что я вообще здесь, что меня не продали в бордель или не отправили какому-нибудь мерзкому коллекционеру. Но сейчас особой благодарности я к Тиллео не испытываю.

Я прохожу мимо кухонь, мой желудок урчит, но я не чувствую запахов, которые обычно сопровождают приготовленную для нас, рабов, пищу. На кухнях дым столбом, там много чего варится и печется, но я знаю, что все это – не для нас. Слишком уже вкусно пахнет. А нам никогда не дают ничего, что пахнет так аппетитно.

Я заглядываю в столовую и вижу, что все парни – рабы клинка – уже там. Они слоняются вокруг, настороженные и скучающие. На подготовку к сегодняшнему празднику у них ушло гораздо меньше времени, чем у нас, девушек.

Я сканирую взглядом Лето, опаленную пустынным солнцем громаду, с которой нужно считаться, и единственного мужчину, которому я когда-либо разрешала прикасаться к себе. Его, как и остальных парней, обрили наголо и одели в темно-синие шаровары из такой же шелковистой ткани, что и мое платье. Серебряная цепочка с гербом Тиллео висит на груди. Всех мужчин растерли маслом, чтобы подчеркнуть мускулистую, крепкую грудь. Каждый из них смертельно опасен и талантлив – как я и еще семь девушек, что прошли этот путь.

Лето оказывается рядом со мной – как и всегда на тренировках. Он шутит, что я – солнце, к которому тянется луна, хотя, если учесть, как я выгляжу, смысла в его шутке немного. В любом случае я пресекаю подобные разговоры. Последний человек, которого они увидят перед смертью – вот единственное, кем я хочу быть для окружающих.

Я наблюдаю за легкой походкой Лето и замечаю, что его брюки с драпировкой обтягивают бедра и лодыжки, но по бокам открыты, так что при ходьбе видны мускулистые ноги. Кажется, Тиллео пожелал представить парней такими же доступными, как и девушек.

Сверкающие глаза цвета коньяка оглядывают мое тело, а затем останавливаются на лице. На губах Лето появляется его обычная хитрая улыбка – мне всегда кажется, что он что-то задумал.

– Думаю, Тиллео хотел, чтобы тебе негде было спрятать клинок, – поддразнивает он, и я усмехаюсь.

– Ты же знаешь, он мне не нужен, если я действительно захочу кому-то навредить, – отвечаю я, и его улыбка становится еще шире.

– Встретимся вечером на крыше? В последний раз, прежде чем это место станет для нас лишь воспоминанием.

Его губы в нескольких сантиметрах от моего уха, его шепот танцует на моей шее. От этого мои соски твердеют, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто из охранников на нас не смотрит. Затем скрещиваю руки на груди, пытаясь скрыть реакцию тела.

Лето отступает назад, его глаза сканируют комнату в поисках угроз. Он единственный, кому я позволила приблизиться к себе за последние годы. Не знаю точно, что в нем было такого, что заставило меня хоть немного ослабить защиту. Наверное, виновато одиночество. Оно изматывает всех, независимо от того, как сильно мы сопротивляемся ему. Это не дружба – нет, конечно, это слишком опасно. Всего лишь близкий знакомый, слабая связь с кем-то, что в плохие дни остается единственным, что не дает сойти с ума.

– Я попробую вырваться, – тихо отвечаю ему. – Если меня позовут в один из шатров, хотя… – Я умолкаю, потому что Лето и так меня понял и кивнул.

В поместье неподалеку от Приюта можно с большим комфортом разместить множество гостей. Но нам сказали, что некоторые члены Орденов предпочитают нечто более уединенное, чем комнаты в поместье. Не знаю, кто из гостей с кем плохо ладит, но, по словам некоторых охранников, шатры так же уютны и роскошны, как и комнаты. Их поставили в пределах замковых стен, на огромной территории между поместьем и Приютом.

В главном доме поместья я была всего лишь раз, но роскоши и уюта там припомнить не могу. Все, что осталось в памяти, – это теплый коричневый песчаник повсюду, ослепительный, волшебный свет и страх.

Учителя сказали нам, что мы будем обслуживать членов Орденов, пока они здесь. Вот почему нас собрали в зале для тренировок – чтобы дать задания. Если мне поручат прислуживать кому-то в шатре, улизнуть будет проблематично.

Лето кивает мне и подмигивает, а затем медленно отступает назад, скрываясь в толпе парней, словно призрак – умению тихо исчезать обучены все мы. Мои товарищи негромко переговариваются, но каждый раз, когда кому-то кажется, что к нам кто-то приближается, все замолкают. Учителя не любят, когда мы слишком много общаемся друг с другом или делаем что-то вместе: они боятся, что убийцы, которых они и тренируют, могут сплотиться против них. Но мы знаем, что этому не суждено случиться, и вооруженные арбалетами охранники, что постоянно ходят по внешней стене над нами, гарантируют, что никто из рабов не зайдет слишком далеко, даже если у него или у нее появится какая-то идея.

Постепенно к нам присоединяются другие девушки. Мы ждем все вместе, но не стоим слишком близко друг к другу, не выбираем удобных поз.

Вилик придумала для каждой рабыни другую, особенную прическу, и от этого я испытываю облегчение – большее, чем хотелось бы признать. Я-то думала, что она хотела как-то выделить лишь меня, но нет.

Мы ждем, и каждая рабыня клинка теперь пытается поправить и уложить получше те жалкие лоскутки ткани, которые еле прикрывают тело. Я наблюдаю, как множество неловких девушек мечутся по комнате и несколько молчаливых приглашений уединиться передаются от раба к рабу.

Внезапно я чувствую, как атмосфера во всем Приюте меняется, словно моя кровь течет не только в моих венах, но и в мрачных стенах этого места.

На здание словно наваливается тяжесть, и я чувствую во рту привкус страха. Я выпрямляюсь, мгновенно напрягаясь – как и все дикари в зале. Я смотрю строго перед собой, мышцы словно камень. Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.

Тиллео идет к нам, а его появление никогда не сулит ничего хорошего.

4

Стук ботинок по песчанику отдается барабанным боем у меня в голове, в нем слышится угроза. Краем глаза я вижу охранников, которые всегда входят в комнату перед Тиллео. Их колючие взгляды сканируют пространство в поисках угрозы, затем охранники отодвигают два из четырех длинных столов, за которыми мы обычно обедаем. Пот стекает по моей спине, и я проклинаю себя за то, что встала слишком близко к окну и лучам солнца.

Но, по крайней мере, я стою не так близко к нему, как Сеннет. Если Тиллео задержится в столовой, ей придется обратиться к лекарю – с ее бледной кожей ожоги ей гарантированы. Большинство из нас приспособились к окружающим нас условиям – у нас потемнела кожа, даже я загорела. Светлокожей рыжеволосой рабыне клинка приходится труднее. Похоже, кожа Сеннет так же упряма, как и ее обладательница: она отказывается приспосабливаться и хоть как-то облегчить ей жизнь.

Над нами кружатся волшебные веера – их лопасти из листьев вертятся так быстро, что расплываются перед глазами. Они разгоняют горячий воздух, он играет с нашими шелковыми одеяниями, но никто из рабов клинка не шевелится. Каждый из нас неподвижен, словно статуя: мы ждем, пока тот, кто обрек нас на эту жизнь, почтит нас своим присутствием.

Тиллео буквально вбегает в столовую, но его глаза цвета какао внимательно осматривают нас – его дикарей. На нем – шелка и драгоценные камни, каждый его шаг сопровождается необычным перезвоном.

Он изящно проходит в центр комнаты и вновь горделиво оглядывает нас – свою собственность. Порывы ветерка осмеливаются потревожить пряди его длинных, небрежно уложенных каштановых волос, и он приглаживает их рукой – они точно такого же цвета, как песок в пустыне в полдень.

Он делает глубокий вдох, и украшенный драгоценными камнями жилет распахивается, обнажая кожу груди. В отличие от оружия, которое он точит ежедневно, доводя до совершенства, его тело мягкое – такое мягкое, какое бывает у тех, за кого другие вечно делают трудную и грязную работу. Он не толстый, как Фигг, но видно, что он не пропускает ни одного приема пищи, и ест он явно не ту кашу, на которой мы вынуждены выживать. Штаны на нем того же фасона, что и у парней-рабов клинка – как говорит Фигг, их носят жители пустынь и Полуденного Двора. Будто она хоть раз покидала эти стены!

Я вижу Тиллео, но не смотрю на него: взглянуть на него в упор – это преступление, за подобную дерзость тебя порежут на куски.

Мне подобное сошло с рук, когда я, закованная в цепи, впервые встретила его, лежа на полу в опустевшем кабинете Дорсина. Но когда мои глаза встретились с его глазами в следующий раз, мне потребовались недели, чтобы оправиться от последствий.

– Наши гости будут здесь в течение часа, – сообщает он нам. Его голос живой и звучит так уверенно, что нам мигом становится легче – хоть в авторитете Тиллео нам не приходится сомневаться. – Вы поприветствуете их и проследуете в их покои, где будете делать все, что от вас потребуют. – Его взгляд скользит по нашим недвижимым фигурам, рассматривая каждого по отдельности.

Я чувствую, как его взгляд выхватывает рабов из шеренги, придирчиво изучает нас, выискивая недостатки или что-то, за что можно наказать.

Каждый из нас задерживает дыхание, когда взгляд Тиллео проходится по новой жертве – мы знаем, что любая мелочь может вмиг изменить наши судьбы, как это случилось со многими другими.

– Линэ, Кирид и Энси, вы свободны, – равнодушно бросает Тиллео – будто два его последних слова только что не похоронили все мечты и надежды этих троих фейри.

Не знаю, что именно вызвало его недовольство, но вышло вот так: их надеждам найти свое место в каком-нибудь Ордене и вырваться из жестоких лап Тиллео пришел конец.

– Нет! – умоляет Линэ, и у меня живот сводит от ее идиотизма.

Мне хочется прикрикнуть на нее, сказать, чтобы она заткнулась. Ей было бы лучше молчать. Но я сдерживаю свой порыв, покорно застыв на месте, потому что я знаю – мне тоже лучше молчать. В моей голове крутятся мысли о том, что с ней сделают за то, что она раскрыла рот без разрешения.

Одно дело – пререкаться со стражниками или учителями, но Тиллео – это совсем другое. Кирид и Энси бесшумно выходят из столовой, покорно принимая судьбу и отдавая себя в руки Тиллео.

– Господин, пожалуйста, чего бы ты ни пожелал, я сделаю это! – продолжает умолять Линэ, и я слышу в ее голосе слезы – я даже уверена, что они текут сейчас по ее щекам.

С тем же успехом она могла бы вручить бездушному фейри перед нами свидетельство о своей смерти. В моей груди оживает тревога, но я пытаюсь поставить себя на место Линэ. Если бы меня вдруг отправили торговать телом, как ее, я бы, вероятно, тоже начала бы молить о пощаде. Но правда гонит эту ложь из моей головы прочь, словно ядовитого гада. Конечно, я была бы раздавлена, но я бы не совершила подобной глупости. Да, лучше умереть, чем провести остаток жизни, лежа на спине и разглядывая бесконечную вереницу членов, что будут тыкаться тебе меж бедер. Но открыть рот в присутствии Тиллео без разрешения не гарантирует тебе смерти. По крайней мере, это будет не быстрая смерть. Не тот легкий конец без страданий, которого каждый из нас втайне желает. Нет, поступок Линэ принесет ей лишь боль. Ей было бы лучше пойти отсюда прямо в оружейную и перерезать себе горло, чем вытворять то, что она делает сейчас.

– О, ты сделаешь все, что угодно? – Голос Тиллео спокойный и ровный, но мне кажется, будто к моей спине прижалась плеть со стеклянным наконечником.

– Да, хозяин, я сделаю все, что пожелаешь. Пожалуйста, не отбирай у меня право быть здесь! Я – твой клинок, так повелевай мной, – продолжает Линэ, и эти последние ее слова… Так нам разрешено отвечать, только если учитель отдает нам приказ.

– Джарва, отведи эту рабу клинка в парную. Я скоро подойду. – Одно слово Тиллео – и охранник слева от него хватает Линэ и практически тащит ее прочь из столовой.

По моей коже прокатывается волна жара – словно это меня поволокли в этот каменный загон, который больше напоминает печь, чем комнату. Я гоню от себя воспоминания о наказаниях, о часах, проведенных в этом ужасном месте, и замечаю, что Линэ смотрит на меня с надеждой. Я не сомневаюсь, что и эта надежда скоро умрет.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом