– Почти. Знаешь, здесь только один вход-выход.
Рюноскэ показалось, что выдра ухмыляется. Но раздумывать было некогда: Каюми стрелой помчался по мосту, и привязанный к нему мальчик бросился следом. На самой середине моста зверёк оттолкнулся и сиганул в воду, дернув верёвку так сильно, что Рюноскэ не имея возможности ухватиться хоть за что-то, с воплем рухнул с бамбуковой дощечки. Он камнем ушёл под воду, задёргался, почувствовал, что его куда-то тащит, и потерял сознание.
Глава четвертая
Что-то поцарапало его по щеке, будто коготки. Рюноскэ очнулся и сел. Берег реки, занесенной снегом, зимнее солнце пережаренной яичницей едва желтеет на бледном небе, холодный ветер ерошит растрепавшиеся волосы. Прямо перед ним на снегу сидит выдра в синей безрукавке и белом поясе-оби. Мальчик опустился на колени и низко, коснувшись макушкой снега, трижды поклонился зверьку:
– Спасибо, уважаемый старший разведчик Каюми Бугё за то, что вывели меня обратно в наш мир. Когда я вернусь домой обязательно отблагодарю вас.
Выдра фыркнула и исчезла в сухом прибрежном тростнике.
«Вот и день наступил. А я все ещё в дороге», – подумал мальчик, вытащил из рукава прихваченные из дома лепешки и наскоро перекусил. Надо было идти дальше. До Эдо по-прежнему очень далеко.
Зимний день короток. Всего и успел Рюноскэ пройти пару деревень. Предлагали ему добрые люди заночевать, да он подумал, что солнце ещё высоко, глядишь, и до следующей деревни доберется, до неё всего-то три часа ходу. Так ему сказали. Но не добрался. Шёл, шёл по дороге, а она все у?же, все глуше. Вот уж и не дорога, тропа. Петляет меж камней и кустов, прыгает через канавы. И вдруг уперлась в какие-то развалины. Каменная полуобрушенная стена, ворота с одной створкой – ветер качается на ней, скрипят ржавые петли, тоскливо подвывают. Нехорошее место, в таких лисы-оборотни селиться любят. Заманят припозднившегося путника, завлекут, обчистят, хорошо, если живым уйдёт. Да и другой нечисти в таких развалинах хватает. Поднял мальчишка фонарь повыше, в ворота заглянул, но войти не решился: «Да ну его… Туда и днем-то соваться не стоит, а уж ночью и подавно». Посветил себе под ноги. Куда ж тропинка подевалась? Сюда кое-как доползла. Свернулась под осевшими воротами и всё, нет дороги дальше. Потоптался Рюноскэ на месте. Без дороги ночью и пропасть недолгое дело, надо назад возвращаться. Говорили же умные люди: оставайся, мальчик, с нами. Послушался бы, выспался в тепле и утром отправился бы в путь, а не шатался полночи попусту.
Развернулся Рюноскэ и двинул в обратную сторону. Да что такое? Где же эта чёртова тропа? Только что была здесь, а теперь нет ее под ногами. Будто втянулась она в эти руины, змеей уползла под ворота. Не ночевать же в развалинах. Сориентировавшись по луне – сюда шёл, была по правую руку, значит, теперь должна быть слева – мальчик поспешил обратно в деревню. Но разве можно верить этой обманщице? Да и много ли её на небе, только-только народилась, щурится хитро сквозь ветки деревьев. А может, ноги подвели, стали забирать по кругу. Сколько уж он идет, а деревни, из которой вышел всего пару часов назад, нет и нет. Судя по высоте луны уже и час Крысы миновал, полночь вступила в свои права, а Рюноскэ кружит неизвестно где. «Будда Амида, выведи меня хоть к какому-нибудь жилью!» – взмолился мальчишка.
Сквозь кусты забрезжил слабый огонек, Рюноскэ приободрился: не придётся ночевать в одиночку на снегу, наверняка какое-то жильё. Да если просто костёр лесорубов или углежогов, уже хорошо. Всё же живые люди, не голодные призраки. И верно, чем ближе был огонек, тем яснее виделось, что это дом. Не слишком высокий, лишь крыша поднимается над забором. Перед воротами на столбе качался фонарь, разбрасывал по снегу круги теней. Именно его свет и привел сюда мальчика.
Постучал Рюноскэ в калитку. Тишина. Опять постучал, громче. Закричал:
– Хозяева, отворите путнику!
Слышит: вроде заскребся кто-то за забором, чьи-то ноги прошаркали.
– Кто там? – голосок тонкий, надтреснутый, не поймешь, мужчина или женщина. – Кого черти носят? Добрые люди по ночам дома сидят, по дорогам не шастают.
– Я Като Рюноскэ. Шёл в Эдо, заблудился. Приютите до утра.
По ту сторону калитки что-то невнятно забубнили, завозились – и створка отъехала. Подняв повыше фонарь в виде пиона, мальчика оглядывал старик. Сгорбленный, лысый, морщины волнами сбегают со лба до голого подбородка.
– А-а-а, мальчишка… Один?
Рюноскэ кивнул. Старик пошлепал тонкими губами, будто жевал мысль: пускать ли в дом ночного гостя. Потом тоже кивнул и беззвучно отодвинулся вглубь двора, будто ветром его сдуло.
В доме чувствовался достаток, видимо бог бедности Бимбогами сюда не заглядывал. Толстые татами на полу скрадывали звук шагов, старик двигался плавно, словно плыл по своему дому. Усадил мальчика перед столом, убрав с неё тушечницу, кисть и стопку бумаги, опустился на колени с другой стороны, крикнул куда-то в темноту:
– Эй, подай путнику рисовой лапши! Да принеси чаю. Быстро! – и, повернувшись к Рюноскэ, добавил, – служанка у меня глуховата, да немая к тому же, и вообще, – он поднял к виску кулак и разжал пальцы, – боги у неё разум отняли.
Вошла женщина в тёмном кимоно и фартуке, низко кланяясь, поставила перед мальчиком миску дымящейся лапши и протянула ему палочки для еды.
– А чай-то, чай забыла, бестолковая? – сердито бросил старик.
Женщина, прикрыв рот ладонью, смущенно закивала головой.
– Не обращай на неё внимания, – сказал старик, видя, что мальчик обернулся вслед служанке, – убогая она, две вещи в голове удержать не может. Будто дыра там, все слова высыпаются.
Когда на столе появилась войлочная корзинка с чайником, лапша уже была съедена. Рюноскэ хоть и старался из вежливости есть не спеша, но был так голоден, что заглатывал лапшу почти не жуя. Старик налил чаю в чашку и протянул мальчику:
– Пей, пей. Это хороший чай. Скажи, мальчик, зачем ты идешь в Эдо?
И Рюноскэ рассказал хозяину, как решил взять судьбу в свои руки и стать опорой деду с бабушкой. Язык его развязался то ли от еды и горячего чая, то ли от тепла и чувства безопасности, и мальчик рассказал хозяину всю свою не слишком длинную жизнь. И что отец его был ронином, но родители пропали, когда было ему всего пара лет от роду, а как и куда, никто так и не узнал, и что вырастил его дед Като Кента. Старик внимательно слушал, подбрасывал вопросы, похлопывал себя по коленям, показывая удивление, одобрительно кивал головой. Он заботливо подливал чай.
– А что за развалины здесь неподалёку? Я заблудился и оказался у каких-то руин.
Старик вздохнул:
– Нехорошее место. Когда-то там жил колдун-оммёдзи. Давно это было. Тот колдун умел демонов-о?ни вызывать, порчу насылать, покойников поднимать, силу большую имел. Да и сам он, говорят, оборотнем был, в горного козла перекидывался. Вроде козёл – е самый страшный зверь. Да только тот козел мог вооруженного воина сожрать. Глаза огнём горели, копыта острые как меч-катана, клыки длинные. Прознал про того колдуна князь, да послал за ним: «Хочу, дескать, на тебя, оммёдзи, глянуть, что ты такое». А колдун ответил: «Я к тебе в гости не набивался. Тебе надо, ты ко мне на поклон приходи». Тут уж князь осерчал. Послал воинов, они дом колдуна пожгли, порушили, всех его прислужников казнили.
– А сам колдун?
– А кто его знает… Говорят, шумит кто-то по ночам в развалинах, огоньки там порхают, как на кладбищах бывает. Может, души убитых слуг бродят, а может, и сам колдун… Люди иной раз пропадают. Особенно в новолуние. Полночь – колдовское время. Так что повезло тебе, что ты там не остался, что сюда пришёл, – старик тихонечко захихикал.
Наконец, видя, что мальчик совсем устал и засыпает прямо за столом, старик указал ему на расстеленный матрас-футон:
– Ложись-ка.
И Рюноскэ даже не заметил, как уснул.
***
Кто-то тряс его за плечо так сильно, что затылок колотился о деревянное изголовье. Просыпаться было трудно, в голове словно плыл густой туман, глушил звуки, застилал глаза.
– Да просыпайся же! Ну! – над ухом раздался женский голос.
Рюноскэ с трудом разлепил веки. Над ним нависло бледное лицо. Вроде бы знакомое, он уже видел его. Ну конечно, это же служанка хозяина, немая и безумная. Но ведь она разговаривает! Будто в подтверждение этих мыслей женщина, видя, что мальчик проснулся, заговорила быстро и взволнованно:
– Очнись, мальчик. Бежать тебе отсюда надо. Это плохой дом.
– Вы разговариваете? А господин… – Рюноскэ наморщил лоб, пытаясь вспомнить имя хозяина, но не вспомнил.
Трудно вспомнить то, чего не знаешь. Это он, как маленький, все про себя выложил, а старик даже имени своего не назвал. Но почему он должен бежать? За окошком не рассвело ещё. И спать ужасно хочется. Он попытался отпихнуть от себя назойливую служанку и спрятаться под одеялом. Но она не давала ему покоя, дергала и трясла.
– Да проснись же ты… Торопиться надо, пока оммёдзи не вернулся. Вот, выпей-ка…
Рюноскэ почувствовал, что в губы ему ткнулся край чашки. Он глотнул. Это была вода, чистая и холодная. Такая холодная, что туман в голове превратился в изморозь и осыпался. И стало там пусто и ясно. Что она сказала? Оммёдзи? Колдун?
– Да, да. Хозяин этого дома – тот самый колдун-оборотень. Это шутки у него такие, своим жертвам правду рассказывать.
Жертвам? О чем это она? Он, Рюноскэ – жертва?
– Опоит он тебя, мальчик, зельем, и забудешь ты и имя свое, и всю жизнь свою. будешь служить ему, как я. Уж лет десять, как я ему да сыновьям его служу. Кто я такая, где раньше жила, ничего не помню. Вспомнила только, что сын у меня был. Маленький совсем. Решила я сбежать от колдуна, а куда бежать, не знаю, один раз только в ближайшую деревню ходила, да и то… – она махнула рукой. – Давай вместе убежим. Я тебе помогу, а ты мне. Я как увидела тебя, словно сама не своя стала, сердце колотится, кажется мне, что с сыночком моим какое-то несчастье приключилось. Вот я и подумала: «Помогу этому мальчику, глядишь и сынку моему кто-то поможет, вызволит из беды. Только торопиться нам надо. Рассветёт скоро. Поутру сыновья-разбойники вернутся, да и сам колдун тоже.
Рюноскэ вскочил:
– Да как же мы убежим? Вы дорогие не знаете, я заблудился…
Женщина металась по дому, надевая теплую накидку, быстро собирая в узелок нехитрые припасы, порывшись в маленькой лаковой шкатулке, сунула в рукав какой-то маленький рулончик:
– Ничего, ничего. До деревни доберёмся, а дальше ты дорогу знаешь.
Они выскочили во двор.
– Погоди-ка, мальчик.
Женщина подошла к углу дома и, потянув, вытащила из стены длинную щепку. Нет, не щепку – тонкий клинышек. В тот же миг крепкий деревянный дом превратился в лачугу с провалившейся крышей. «Ну теперь колдун сразу поймет, что мы сбежали. Погони не миновать», – подумал Рюноскэ. Но размышлять было некогда. Выйдя за калитку, женщина вынула из рукава давешний рулончик и, кинув его на землю, выкрикнула:
– Персиковый сад!
Это название деревни, той самой, после которой мальчишка, заплутав в ночи, оказался у зловещих развалин. Рулончик раскатился, превратившись в неширокую дорожку, мощеную тщательно подогнанными друг к другу светлыми камушками. И они побежали.
Через два часа, запыхавшись, достигли они деревни. Рассвет уже вступал в свои права. Один край неба залился стыдливым румянцем, будто юная девушка, впервые вышедшая из дома без сопровождения родителей и тут же столкнувшаяся с красавцем-соседом. Ставни домов открывались. Самые трудолюбивые хозяйки расстилали во дворах футоны и циновки, чистили их снегом.
Женщина прикоснулась ладонью к волшебной дорожке, и та тут же свернулась в маленьким холщовым рулончиком.
– Мне колдун давал ее, когда в деревню отравлял, ему срочно новая метла понадобилась, а кроме меня некого послать было, вот он и дал мне эту вещицу. А я запомнила, где он её держит. Хорошая вещь. Надо сохранить.
– Нет, – Рюноскэ протянул руку, – дайте её мне, госпожа. Попробуем запутать преследователей.
Они прошли деревню и оказались у развилки дорог. Одна вела в сторону дома, именно по ней мальчик и попал сюда, а две другие уходили куда-то, кто знает куда. Рюноскэ бросил сверток на снег и крикнул:
– Эдо!
Он же сказал колдуну, что держит путь в главный город сёгуна Токугава, вот и пусть тот думает, что именно туда они и отправились. Каменная дорожка, расстелилась на восток, а они пошли на запад. И как не спешили, но провели в пути весь день. Миновав вторую деревню, они вынуждены были устроить привал. Женщина настолько устала, что не могла больше сделать и шага.
Сойдя с дороги, устроились под корявыми стволами азалии. Ветер сюда не задувал, и с дороги их было не видно. Но всё же рассиживаться не стоило, ведь по пятам шёл колдун, а может быть, его сыновья-разбойники. Неизвестно, что хуже. Колдун-оммёдзи превратит его в беспамятного истукана, заставит служить себе. А разбойники, может, просто разрубят его своими мечами от плеча до бедра. Бр-р-р… Ужас какой! А вот его спутнице не сдобровать хоть так, хоть этак. И колдун-хозяин не простит ей предательства, и сыновья его живой несчастную не отпустят. Позволив ему сбежать, она рисковала своей жизнью. Значит, и он не имеет права оставить её одну, хоть и движется она медленно, один бы он бежал гораздо быстрее.
Хворост для костра Рюноскэ собирать не стал. Вытащил из рукава крохотную жаровенку, поставил на снег, сунул в неё веточку и подул. Она тут же разгорелась так жарко, что снег вокруг начал таять. Женщина достала из узелка лепешки из сладкого картофеля и чайничек. Набрав в чайник снега, она пристроила его над жаровней. Когда вода закипела, женщина бросила туда щепотку сухих листьев и заварила чай.
– Этот чай придаст нам сил. Мой хозяин всегда пил его перед дорогой.
И верно, сделав пару глотков, Рюноскэ почувствовал прилив сил. Будто не шли они спешно целый день с утренней зари.
– Скажите, госпожа, как вас зовут. Мое имя я уже называл. Като Рюноскэ. А ваше?
Женщина пожала плечами:
– Не помню. Ничего не помню. А хозяин не дал мне никакого имени, просто кричал мне: «Эй! Иди сюда… Эй! Пошла прочь…» Да звал непутёвой, глупой или тупицей. Так я десять лет без имени и прожила. Без имени, без памяти. Вот сыночка только помню: маленький такой, привяжу его за спину и пойду… А куда ходила, чем занималась, не вспомню. И сынок мой без матери вырос, – она горестно вздохнула и добавила, – если жив ещё.
Рюноскэ так захотелось утешить несчастную, что он порывисто обнял её и сказал:
– Жив. Я верю, что ваш сын жив. Он обязательно найдется однажды.
***
До реки они добрались в сумерках. Уже некоторое время валил снег. Это было хорошо, он заносил их следы – надеяться на то, что преследователи так и будут двигаться до самого Эдо, не стоило, вряд ли волшебная дорожка отвлекла их надолго. В любой момент за спиной мог оказаться враг. Весь мир, казалось, утратил краски, снежная пелена скрадывала расстояние, не позволяла рассмотреть что-либо дальше трёх-пяти шагов. Темнело быстро, а луна лишь раздумывала, показывать ли нос из облачной перины. На берегу Рюноскэ повертел головой: вон он, мостик, с которого он попал в страну водяных, едва виднеется в сумраке. Туда, пожалуй, идти не стоит. Лучше перейти здесь по льду, речка не широкая, лёд должен быть крепким.
Вдруг женщина схватила его за руку:
– Постой-ка!
Рюноскэ с удивлением увидел, как она упала на дорогу, прижавшись ухом к заснеженной земле.
– Что вы делаете?
– Тихо! – она замахала на него ладонью, как на досаждающую муху. – Не мешай.
Потом поднялась на колени и добавила грустно:
– Мы не успели. За нами мчатся всадники. Это сыновья оммёдзи. Совсем скоро они будут здесь. Они убьют нас, – она с болью посмотрела на мальчика. – Прости, сынок.
– Надо бежать, если переберёмся на тот берег, мы спасены.
Видя, что женщина не двигается, он подтолкнул ее:
– Ну же, вперёд. Вы хотите увидеть сына? Тогда вставайте.
Он подхватил её подмышки, приподнял, и женщина словно очнулась:
– Да, да, надо бежать.
Она бросила свой узелок и первой выскочила на речной лёд. Они оскальзывались и падали. Не обращая внимания на боль, поднимались и, поддерживая друг друга, бежали дальше. Не оглядываясь. А за спиной уже был слышен конский топот и яростные крики: «Вон они… Догнали… Стоять, нечестивые…»
Успели! Рухнули в прибрежный тростник. На том берегу, что они покинули, гарцевали, вздымая лошадей на дыбы, три всадника. На головах рогатые шлемы, лица закрыты масками. Будто не люди, а демоны-о?ни, вырвавшиеся из мира мёртвых. Женщина в страхе закрыла глаза, зашептала:
– Это разбойники, сыновья оммёдзи, они убьют нас.
Всадники пустили коней на лёд. Аккуратно, не спеша. Куда торопиться? Разве беглецы смогут удрать? Нет. Охота завершена. Они привезут их головы отцу, вздернут на пики и привезут. Они вернут волшебный клинышек, что украла подлая служанка, превратив их дом в жалкую лачугу. Теперь нечестивцам не сбежать. Но что делает этот мальчишка? Почему он прыгает и топает на льду? Он бросает в них ледышки и снежки. Сошёл с ума от страха? Так обезьяна швыряет ветки в тигра, думая напугать его. Всадники смеялись. А мальчишка топал и топал. Прыгал и кричал. Что он там кричит? «Квар! Квир»! Бессмыслица какая. Точно спятил.
Когда всадники приблизились на расстояние броска, Рюноскэ выхватил из рукава маленький клубок и взвизгнув: «Вяжи!» – швырнул его в первого всадника. Клубочек ударился о грудной доспех и начал обматывать всадника. Моментально суровый воин превратился в подобие катушки. «Эй! Что такое?!» – братья кинулись ему на помощь, но верёвка только этого и ждала, с радостной готовностью она обмотала и их, и коней, превратив всадников в какое-то шестиногое чудовище, жалобно ржущее и отчаянно ругающееся. А мальчишка подул на свою жаровенку, вздохнул – жалко такую штуку выбрасывать – и размахнувшись, запустил её прямо под копыта лошадей.
Лёд начал таять… Вот уже первый конь провалился передними копытами в расползающуюся полынью, потянул за собой остальных. Кони бились, вода кипела, в криках всадников слышалось отчаяние. И тут прямо над бурлящей водой показались две клювастые головы. Были ли это те самые каппы, от которых он сбежал, или другие, мальчик определить не мог. Приставив ладони ко рту, он громко закричал:
– Като Рюноскэ посылает в дар князю водяных для его зверинца трех коней и трех человек!
Для верности он прокричал это трижды.
Последняя конская морда с испуганным ржанием скрылась под водой. Полынья быстро затянулась свежим льдом, не укрытым снегом. Казалось, что посреди реки чернеет круглое окно. И что там за этим окном? Гиблая глубина или другой мир?
– Они утонули? – тихо спросила женщина.
Рюноскэ помотал головой:
– Вряд ли. Скорее всего попали в страну водяных.
