И жизнь меняться не спешит,
Лишь снег, как будто очищенье,
Над мертвым городом кружит.
«Готов дорожным камнем стать…»
Готов дорожным камнем стать,
Лежать у твоих ног,
Читать рельеф твоих подошв,
И ритм твоих шагов
Среди других распознавать.
Я выучить готов
Все то, что связано с тобой,
Прекрасный образ слов
Готов создать я для тебя,
Их смысл так важен мне,
И даже мог распятьем стать,
Прикрученным к стене.
Но что с того? Любовь моя
Не стоит и гроша.
Совсем не нужен я тебе,
А ты мне так нужна.
Как гвозди мне вгоняешь в гроб,
Кидаешь ты слова,
Не заколачивай, постой,
Дай выдохнуть сперва.
«Ночью рокот заметно ближе…»
Ночью рокот заметно ближе
И темнее мое лицо,
И фонарный тандем бесстыжий
Рыжим светом скребет крыльцо.
Беглый месяц еще качает
Разгоревшийся хор из звезд,
И Создатель не возвещает,
Скоро ль вылезет певчий дрозд.
Супротив ветра я шагаю,
И разносится сполох дум,
Ничего же не успеваю,
Оттого и пылает ум.
Час-другой – засветлеют зори,
И ослепнет небес навес,
И предвидится, что все хвори
Поутру растеряют вес.
«И были мы в одном саду…»
И были мы в одном саду
С тобою вместе утром рано,
Я целовал тебя в бреду,
Казалась ты мне без изъяна.
И так же вместе мы сейчас,
Пусть сад уже ласкает осень,
Но эта осень не для нас,
Хоть на работу ровно в восемь.
Но я вернусь, опять приду,
Чтоб у небесного камина
Познать священную звезду
В созвездье райского жасмина.
«Свою ладонь мне протяни…»
Свою ладонь мне протяни,
Мой друг. А помнишь, как все было?
Неслись шальные наши дни,
И жизнь нас вольная манила.
Да, брат, не те уже дела,
Познали горести, разлуки,
За далью прошлая глава.
Умей же помнить сердца стуки.
Стрелой неслись мы на закат,
Любовь искали в каждом шаге,
В глаза смотрели во сто карат,
Искали выплеска отваге.
Теперь утеряна струя
Пусть иллюзорного, но счастья,
И редко вижу тебя я —
Нет вожделенья, сладострастья.
В сне проживаем наши дни,
Несем утраты и потери,
И неуемные огни
Уж отгорели в полной мере.
Судьбой назначена она,
Бесценна дружба, что без срока,
В ней, как у осени, нет дна —
Бесценна с первого истока.
«Птицы ближе прочих к небу…»
Птицы ближе прочих к небу,
Неподвластный свод налит,
Осознал сих дней потребу —
Вся душа, как вы, парит.
Понимаете, зачахну
Среди тысяч жалких нужд
И обыденностью пахну,
Словно панда, неуклюж.
Расскажите, как там море
Из ковров зеленых трав.
Сверху видно все же горе?
Видно там, в чем я не прав?
Что же вскроется на сверку,
Если плоскость я топчу?
Ну а вы все выше кверху
Клин раздвиньте, я взлечу.
«Ослепляют и пот, и солнце…»
Ослепляют и пот, и солнце,
Воздух жалит слепой пчелой,
Избавление – в дне колодца,
Жаром болен и город мой.
Отлетела весна куда-то,
Цвета чая на ветке прядь,
Что назначено – неотвратно,
Вроде было, а лето – глядь.
Синей синью застыло небо,
Облака обрели приют.
Быть в обойме – мое ли кредо,
Коли годы меня жуют?
И снует синепалый ливень,
К ночи ближе сбивая пыль,
Но лети же, лети, бесстыжий,
Разносить луговую быль.
Напоследок свалиться в штопор,
Как Гастелло, чтоб резко вниз,
Но работает тихо ротор,
Весь мой дух заржавел, закис,
Полюбуйся: от солнца слезы,
Ярче прежнего ж им свети.
В вазе неба белеют розы.
Может, им за меня цвести?
«Не струись же, березовый сок…»
Не струись же, березовый сок,
Моей болью тебе не пролиться,
Как по кабелю траверсный ток,
Кровь по жилам бежит и ярится.
Я насытился горестью впрок,
Закатал ее в банки на зиму,
Стрежень гонит в воронку на сток,
Может, в мутной пучине, где сгину.
«Не встречай меня, не прощай…»
