Мы нашли небольшое ущелье вблизи лагеря, развели костер: к вечеру у подножия гор стало весьма прохладно.
Дармик велел мне сесть на камень и закрыть глаза, сам встал сзади и возложил руки мне на затылок. Почти мгновенно в ушах загудело, как будто рядом звучал набат, потом меня накрыла тишина. Через некоторое время будто издалека послышались звуки, начали, точно из тумана, всплывать очертания предметов. Постепенно звуки становились громче, очертания предметов четче, и вот я уже увидела себя во дворе многоэтажного панельного дома.
Глава 7. Обещанье
Ольга
Земля, 2012 год
– Да кто это придумал, что солнышко могут крутить только мужчины?! – возмущалась я, забираясь на перекладину.
– Ща поржем, – хмыкнул Кабан – четырнадцатилетний дебил-переросток, оставленный в нашем классе на второй год.
– Запасаемся поп-корном, – вторил ему очкарик Кролик, бывший отличник, сильно сдавший в учебе, но зато переставший получать люлей ото всех, кому не лень, после того как стал кабановской шестеркой.
– Оль, может, не надо, а то свалишься еще, – робко пыталась остановить меня одноклассница Валя.
– Покажи им, Принцесса! – подначивала меня соседка Вика. Ее обращение ко мне бесило: Принцессой меня называл папа, и больше никому я такого не позволяла.
– Заткнись, блядь! – крикнула я Вике сверху, уже повиснув на перекладине. – Сколько раз просила не называть меня Принцессой!
За мной наблюдала куча подростков из нашего и соседнего двора. Чуть поодаль стоял незнакомый парень постарше и тоже смотрел на меня не без любопытства. Вероятно, сомневался, что девчонка способна на то, что может далеко не каждый пацан. Но тут парень вдруг подмигнул мне, и я поняла, что он – на моей стороне, и это было чертовски приятно. Представление я теперь давала преимущественно для него.
Первый оборот мне дался легко, но при заходе на второй пальцы соскользнули, и я полетела вниз. Упала неловко, прямо на спину, и при этом раздался звук, как будто на землю шлепнулся мешок с песком. Дыхание перехватило: я просто не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть. Но это длилось недолго. Дыхание быстро восстановилось, и, прислушавшись к ощущениям, я заметила, что у меня ничего не болит.
Услышала, как кто-то заржал в стороне, к нему эхом присоединился противный звонкий смешок – наверняка Кабан с Кроликом надо мной потешались, довольные тем, что трюк мне не удался.
– Пойдем отсюда, – раздался голос Вики. Краем глаза заметила, как она дернула за руку младшую сестру. Видела, что и другие ребята расходятся. Только Валины ноги остались на месте, и еще другие, большие, приблизились ко мне. Попыталась встать, но молодой мужской голос меня остановил:
– Не поднимайся – вдруг перелом, сместится еще!
Я послушно опустилась на спину.
– Скорую нужно вызвать и родителям ее сказать, – посоветовала Валя. – Вот ее телефон, она подержать мне дала, когда на турник полезла. – Валя передала парню мой гаджет.
– Отца ее как зовут? – спросил Валю парень, вероятно найдя номер моего папы среди последних набранных.
– Константин Кириллович, – прошептала я, догадываясь, что Валя имени и отчества моих родителей не знает, и попросила: – Не надо скорую!
Уверенности в том, что парень услышал мою просьбу не вызывать неотложку, у меня не было, потому что мне он ничего не ответил, а произнес в трубку:
– Константин Кириллович? Здравствуйте! Меня зовут Денис, я случайно стал свидетелем, как Ваша дочь упала с турника, пытаясь сделать солнышко, и, кажется, получила травму. Нет, в сознании, шевелиться может и говорить тоже. Я ей велел не шевелиться, чтоб не сместились позвонки, если перелом. Да, послушалась, лежит. Скорую сейчас вызову. Не надо скорую? И она просит не вызывать. Хорошо, не стану вызывать. Провожу, мне не трудно, могу даже на руках отнести. Нет, не тяжело будет.
– Константин Кириллович сказал, что своего врача пригласит, и чтоб я тебя домой отнес, – сообщил мне Денис, закончив беседу с моим папой. – Ключи где?
– У меня ключи, – отозвалась Валя.
– С нами тогда пойдешь – дверь откроешь, – распорядился парень, обращаясь к Вале
Он опустился передо мной на корточки, и я разглядела его лицо. Блядь! Он был чертовски красив. Черные, как смоль, волосы были зачесаны назад и вверх, глаза были пристальные и необычайно яркие: синие, но не холодные, а наоборот, бирюзовые и лучистые. Точеные скулы, нос, подбородок, высокий лоб, красиво очерченный рот, яркие малиновые губы, необыкновенно притягательные – это я почувствовала, хоть и была еще зеленой девчонкой.
Денис ободряюще улыбнулся, сверкнув двумя рядами белых зубов, и у меня по всему телу разлилось тепло. Я улыбнулась ему в ответ.
Парень осторожно поддел руки мне под спину и попу, поднял легко, точно пушинку, а я, вообще-то, для своего возраста была крупной, да и фигура у меня была уже почти сформировавшейся, отнюдь не детской.
Денис легко занес меня на пятый этаж, уложил на диван. Высвобождая руку, он провел ладонью вдоль моей спины, будто лаская, заставив мое тело покрыться мелкими мурашками.
– Перелома нет – всего лишь трещина, на восьмом и седьмом грудных позвонках, – уверенно сказал Денис, будто бы был доктором, а в ладонь его был встроен рентген.
Валя недоверчиво хмыкнула:
– А ты откуда знаешь?
Парень ей ничего не ответил, но я сказала:
– Спасибо, что помогла, Валь, положи ключи на тумбочку и иди, а то родители волноваться будут, куда ты со двора исчезла.
– Да, я пошла, – кивнула подруга и покинула квартиру. А парень остался.
– Я обещал Константину Кирилловичу, что присмотрю за тобой до его прихода, – сообщил мне Денис, располагаясь в кресле.
– Мне тоже кажется, что перелома нет, только трещина, – сообщила я парню, – по моим ощущениям. Поэтому и сказала, что не нужно скорую. Трещина у меня быстро зарастет, а в больницу, если попадешь, это надолго.
Как Денис определил, что у меня нет перелома и какие именно пострадали позвонки, я спрашивать не стала. Родители мои проводили диагностику аналогичным образом: ладонью. Так что я знала, что некоторые люди могут такое, и это было для меня так привычно, что не вызывало ни малейшего удивления.
Пока ждали папу, болтали с Денисом, знакомились. Он удивился и, кажется, огорчился, что мне всего 13 лет: думал, что я на два-три года старше. Сам он тоже выглядел старше своих лет: ему было семнадцать, но мне он казался двадцатилетним.
В наш город Денис со своим отцом переехал совсем недавно. Откуда именно, я почему-то не поинтересовалась. Меня тогда взволновал другой факт: что они переехали вдвоем, то есть что у Дениса не было мамы. Он признался, что даже не знал ее: она умерла при родах.
– Так что я ее смерти виноват я – был слишком крупным, – вполне серьезно заявил Ден, горько вздохнув.
– Не вини себя в этом, что ты! – поспешила я успокоить парня. – Если кто и виноват в этом, так это врачи – могли бы сделать кесарево сечение.
– У нас тогда такую операцию еще не делали, – вздохнул Денис.
«Это в какой же глуши он жил?!» – подумала я, но делиться этими мыслями с парнем не стала, чтоб он не подумал, что я смотрю на него свысока, раз живу в Подмосковье.
– Все равно ты не виноват – судьба у нее просто, значит, была такая, – сказа только.
– Может быть, – не стал спорить Денис.
Папе, к сожалению, Денис не понравился.
– Он не тот, за кого себя выдает, – сказал он, когда юноша ушел, и строго-настрого запретил мне иметь со своим новым приятелем дело.
Но слова «нет» для меня не существовало, и отец не мог этого не знать. Так что родители, вероятно, догадывались, что, несмотря на запрет общаться с Денисом, мы с ним виделись. Более того, у нас начался роман.
Заживало на мне все, как на собаке, и от травмы позвоночника через неделю не осталось и следа. Знакомым я сказала, что был небольшой ушиб, иначе б они не поверили, что я могла так быстро выздороветь. Правду сказала лишь Дену, но он и сам уже заметил, что я поправилась, и предложил научить меня крутить солнышко. И научил: уже через пару дней я делала это так, будто тренировалась минимум несколько месяцев.
Но самым интересным и приятным в нашем общении были, разумеется, не тренировки. Лучшее время мы проводили наедине, и уединялись мы у Дена, пока его отец пропадал где-то по своим делам. У него характер работы был связан с постоянными командировками, так что дома он вообще почти не бывал. Видела я его всего пару раз, и он мне не понравился: был холодным, жестким и, догадываюсь, жестоким, хотя тоже красивым брюнетом с синими, как сапфиры, глазами.
Уединившись, мы с Денисом целовались. Дальше дело не заходило, хоть я и не отказала бы Дену в большем, отдалась бы без сопротивления. Я знаю, что он меня хотел, сильно хотел, и мне было странно приятно ощущать, как его бугор вдавливается мне в низ живота. Но Денис не пытался меня взять, даже когда я сама себя ему предложила. Сказал, что я еще слишком юна, не до конца созрела и, возможно, мне будет не так хорошо, как должно быть. Он считал, что нужно годика два еще подождать, пока я окончательно не сформируюсь.
– Хочу, чтоб нам обоим было хорошо, а не мне одному, – сказал он мне тогда. – Желание должно быть осознанным и сформированным. Не надо тебе с этим спешить.
И мы договорились, что все у нас произойдет лишь в день моего 16-летия. И поклялись друг другу, что мой первый раз будет у меня именно с ним. Ну, и любить друг друга по гроб жизни пообещали, как же без этого.
Но первого раза у меня так и не произошло, потому что Денис исчез, даже не попрощавшись. Оставил только записку (через соседей передал):
«Нам с отцом срочно нужно уехать, но когда-нибудь я вернусь. Найду тебя – обещаю. И любить буду только тебя. Дождись меня, пожалуйста, Принцесса. Ден».
Записку я сохранила – спрятала в мамин медальон, когда она мне его подарила на 14-летие. Послание и сейчас лежало в нем. И этот медальон из белого золота я всегда носила на себе. Он был крупный, овальный, украшенный аквамаринами, с гравировкой в виде русалки. Мама просила меня не снимать это украшение, и я его не снимала.
А Дениса с тех пор я не видела, но верила, что он верен своему слову. И я свое обещание не нарушала: все ждала, когда же вернется мой принц. Кстати, я его так и называла – Принцем, а он меня звал Принцессой, и это меня ни капельки не раздражало.
Ольга
Земля, 2015 год
Родители у меня были необычными, причем это было видно даже по их внешности. Отец был рыжим, мать же имела совершенно невообразимый, сине-зеленый, как у русалки, цвет волос, и, чтобы скрыть его, красилась в иссиня-черный. Я пошла в отца: как и он, была рыжей и отчаянно безбашенной.
Впрочем, мама тоже не отличалась спокойствием и рассудительностью: по характеру они с отцом хорошо друг другу подходили. Оба были адреналиновыми наркоманами, так что и профессию себе выбрали соответствующую. Мои родители были каскадерами, вроде как, и познакомились во время съемок какого-то фантастического фильма про драконов и эльфов. Может быть, именно поэтому и называли меня принцессой.
Жалко, что на экраны фильм, где отец дублировал исполнителя роли принца драконов, а мама – исполнительницу роди принцессы эльфов, так и не вышел: я бы с удовольствием посмотрела ленту, во время работы над которой познакомились мои родители.
Я гордилась тем, что мои папа и мама – ловкие, сильные и смелые до безрассудства. Всем говорила, что стану, когда вырасту, как и они, каскадершей.
Родители знали о том, какую профессию я выбрала, но, как ни странно, ни разу не пытались меня отговорить от этого. Напротив, мои планы их устраивали, они даже пытались помочь мне в их осуществлении. Отдали сначала в гимнастику, потом – в секцию фехтования, оплатили курсы верховой езды. Они сами учили меня прыгать, преодолевать препятствия, гонять на мотоцикле. Поощряли мои занятия паркуром (правда, они не знали, что этим я занимаюсь вместе с Денисом).
Соседи пытались вразумить моих предков, предрекая, что я рано или поздно сверну себе шею, но они не реагировали. И на выговоры учителей, которые жаловались, что я дерусь, как пацан, кстати, тоже не реагировали. Наоборот, хвалили меня, что могу постоять за себя.
Так что у нас была странная, но дружная семья, до какого-то момента даже счастливая. Пока отец не пропал без вести.
Мне тогда было уже 16 лет, и я могла бы понять, что папа бросил маму, ушел к другой женщине, или что он погиб при неудачном исполнении какого-нибудь сложного трюка. То есть маме не было необходимости врать мне, что отец срочно отбыл в бессрочную командировку. Но именно такое примерно объяснение исчезновения отца она мне и привела.
Я неоднократно пыталась выпытать у мамы, куда все-таки делся мой отец на самом деле, но она так и не проговорилась. Пришлось мне всем отвечать, что он пропал без вести. Врала даже, что его разыскивают, но безрезультатно.
– Что ж ты голову дочери морочишь, что отец потерялся. Ей не пять лет, чтоб сказки про космонавта рассказывать, – услышала я как-то раз, как маму упрекает тетка из соседней квартиры. – Раз помер – так и скажи, она хоть свечку за упокой ему поставит.
Я замерла, хватая ртом воздух, пока не услышала:
– Типун Вам на язык, Светлана Борисовна, – жив Костя, просто уехал далеко.
– И связи там нет, – хмыкнула недоверчиво Светлана Борисовна.
– Можно сказать, что и нет, – ответила мама.
– Врешь ты все, – буркнула соседка.
Мама ничего не ответила – вошла в квартиру, захлопнув дверь перед носом Светланы Борисовны.
Исчезновение отца я переживала тяжело. Обидно было, что он ушел от нас, так ничего мне не объяснив, и даже не пытается прислать мне какую-нибудь весточку, точно внезапно забыл о моем существовании. Но все равно продолжала его любить, и если б он вернулся вдруг – тотчас же его простила бы.
Ольга
Земля, 2019 год
В 20 лет я осталась одна. Произошло это аккурат в день моего рождения. Днем мама работала, но вернуться обещала не поздно: вечером мы договорились отметить мой маленький юбилей. Однако я ждала ее дотемна, а она не пришла. А потом позвонил Кит Сергеич и сказал, что мама в реанимации.
Сначала я подумала, что трагедия произошла на съемках, но оказалось, что трюки в тот день были несложные, и мама выполнила их гладко, не получив даже мелкой травмы.
Непоправимое случилось, когда мама возвращалась домой. То ли она сильно спешила, то ли дорога была плохой, то ли еще что-то произошло, но она не справилась с управлением. Кто-то из свидетелей сказал позже, что маму с моста столкнул черный внедрожник, он и раньше ее подрезал, но доказательств не было. А все остальные очевидцы никакого внедорожника не заметили: в один голос твердили, что мамин автомобиль никто не подталкивал, в аварии виновата она сама.
Так или иначе, автомобиль, которым управляла мама, упал с моста на нижнюю трассу и взорвался. Мама умудрилась выбраться из машины до того, как прозвучал взрыв, но далеко отойти не успела, так что ей оторвало ноги.
Несмотря на болевой шок и большую потерю крови, мама успела сказать полицейскому, куда позвонить, и продиктовала номер Кита Сергеича. Он же вызвал меня.
Когда я примчалась в больницу, мама была еще жива, но шансов у нее, как сказал мне врач, увы, не было.
– Это чудо, что она еще жива, другая бы на месте скончалась, – вздохнул немолодой хирург. – Не стану вас зря обнадеживать: после таких травм не выживают.
Несмотря на то что лечить маму никто не собирался, в реанимацию к ней никого не пускали, как будто бы занесенная извне инфекция могла повредить той, которую медики, можно сказать, уже похоронили. Я прорвалась в палату силой, взяв в заложники пожилого доктора. Мне повезло, что он оказался, в сущности, добрым человеком и не накатал на меня заяву в полицию и вообще помог замять это дело.
Устраивая что-то вроде теракта, а, разумеется, понимала, какими последствиями это может мне грозить, но чувствовала, что нужна маме, очень нужна. Чуть ли не наяву слышала, как она меня зовет. И, как оказалось, я была права: перед самой смертью мама ненадолго пришла в себя и беззвучно звала меня – одними губами.
Увидев меня, узнала и заговорила еле слышно:
– Оля, найди дедушку, он эльф. Драконы, демоны… эта война… из-за меня… плохо. Останови войну. Обещай мне.
– Обещаю! – твердо сказала я, хоть и понимала, что мама бредит: вероятно, вспомнила перед смертью фильм, на съемках которого познакомилась с папой, и сейчас думала, что это все было на самом деле. Но, даже зная, что не смогу сдержать слово найти дедушку-эльфа и прекратить развязавшуюся из-за его дочери войну между драконами и демонами, я дала маме обещание сделать это. Разве я могла поступить иначе? Нет, мамочка должна была уйти со спокойным сердцем.
Получив от меня обещание сделать априори невозможное, мама улыбнулась и упокоилась.
Врач, которого я захватила, чтобы прорваться к маме, и отпустила, оказавшись в ее палате, взял меня за плечи и повел к выходу. Привел в свой кабинет, дал воды. Хорошим мужиком он, короче, оказался. Я даже вспомнила, как его звали: Яков Адамович.
