– Вместе со своей женой. Я их вместе так и не увидел.
Фукуда на мгновение застыл, словно в эти мгновения к нему в мозг заглянула очередная версия, которой он был обязан поделиться.
– А как звали вашего брата? – услышал он сквозь приближающуюся усталость.
– Исао. Но он работал под прикрытием и пользовался другим именем. Его тебе я сказать не могу. Федеральный секрет, а у тебя нет допуска.
– Понимаю…, – тихо ответил лейтенант Фумикоми, и внимательно взглянул на собеседника. Если бы в этот момент капитан Фукуда не был занят своими мыслями, он бы заметил, что взгляд подчинённого полон родственного тепла.
– Я думаю, что эта квартира предназначена для встреч. Тайных встреч. А убитая женщина работает не только машинисткой, – вывалил на стол свои мысли капитан Фукуда, вроде бы без логической вязки с последними словами, но несущие в себе весь смысл этой беседы. – Думаю, это дело возьмёт под свой контроль контрразведка. Кстати, они уже тут.
По улице, прикрываясь зонтами, шли два чем–то похожих друг на друга человека в черных плащах. Именно на них указал Фукуда пальцем, но так, чтобы они этого пальца не заметили.
– Господин капитан, а почему вы не сказали о наколке головы красного дракона лейтенанту Кияме? Вы знаете, что она означает? – спросил лейтенант начальника, но уткнулся в его настолько тяжёлый взгляд, что почувствовал, как по позвонку прополз холодок.
Кетсу Киташи
Выискивая в прожитых часах свои возможные ошибки, я заново пережил волнение, испытанное от вида убитой Кати Голицыной. Её смерть вытолкнула на поверхность моего сознания такое количество негатива, что будь он из дерева, то из него можно было бы построить мост длиной в сотни метров.
Накрыв лицо девушки красной кофточкой, я быстро вышел из квартиры, не забыв прихватить её мобильный, поднятый с пола. Его я выбросил спустя минуту, как избавился и от своего. У убийцы телефона не было, но я нашёл деньги. Почти десять тысяч иен. Спасибо придурку, что ходит на дело с пачкой банкнот. Что–то настораживало меня всё это время, и это «что–то» я так и не понял. Впрочем, это не касалось толпы полицейских, наводнявших улицу снаружи.
Даже для токийской полиции реакция на события была сверхбыстрой. На мгновение я вспомнил всё, что предшествовало смерти Екатерины. Капли дождя. Блеск светофора. А также глаза той старой японки, в которых не заметил искр любопытства. Все же, следует признать, противник сработал оперативно. Но это смотря какие цели он перед собой поставил. И возможно, хотя признать это тяжело, Катю убили из–за меня. Жестоко. Подло. Подгадали к моему приходу. Увеличив список наших потерь. Вот только – зачем? В чём секрет этого безумия? И моя задача – разобраться во всём этом хаосе. Но я твёрдо знал, что те, кто это сделал, должны ответить. Иначе жизнь потеряет смысл.
Сначала Алла, затем Фудо и вот – Катя. Трое из пяти – мертвы. И оценить эти потери невозможно. Ибо каждая жизнь – бесценна. За Таню Волкову я не волновался, она самый опытный, после меня, агент. И она не девочка для битья. В этом мне удалось убедиться вчера. А вот для Аллы и Кати это была первая в их жизни командировка. И последняя.
Кто, кроме меня, знал о нашей с ней встрече, не считая генерала Алфёрова? Кто знал о моём приезде в Японию до того, как я переступлю пограничную черту? Кто знал, что я – жив? Мне назначили дату и место контакта через мобильный телефон, который я забрал из ячейки в аэропорту. Он говорил со мной механическим голосом синтезатора речи. Но по вязке слов, похоже, собеседником моим была женщина. Если это была Екатерина, то об этом я уже не узнаю. Слова Алфёрова о предателе внутри группы становились очевидным фактом. Вот только осталось нас всего трое. Я, он и Таня Волкова. Себя и генерала я исключаю. Таня? Маловероятная реальность. В любом случае источник наших потерь надо искать где–то внутри. И без серьёзного разговора с Алфёровым не обойтись.
– Осторожней на поворотах, – предупредило меня моё второе "я".
Нет. Он – не мог! Генерал Алфёров – это старая школа. Но и не только поэтому, хотя я здесь благодаря ему. А скорее – вопреки. Он был единственным, кто узнал, что я остался в живых после Сирии. Первым. Остался в живых благодаря случайности, которая играет в покер нашими жизнями. И это тоже карма.
Вопросы. И ещё раз вопросы.
Екатерина. Как она могла столь опрометчиво войти в квартиру. Не проверившись. Но я видел – за ней «хвоста» не было. Я видел это своими глазами. И это – факт, который из памяти не выбросишь. Факт железный. А если её убийца вошёл туда раньше. И ждал внутри. То дальнейшее не столь важно. Откуда он узнал место и время встречи, о которой знали только двое? Я и неизвестная в трубе мобильного. Двое? Не факт. Кто этот второй? И ещё… зачем нужна такая жестокость? В чём её смысл?
– А как сам думаешь? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня не было ответа.
Только пять минут там, если судить по моим внутренним часам, было мне дано, чтобы понять происшедшее. И всё это время меня не покидало осязаемое чувство опасности и непредсказуемости поступков незримого врага. Гремучей смеси реальности и бесконечного, безумного, ужаса, океанской волной захлестнувшей меня в тот самый момент, когда я узнал о гибели Аллы. И те мгновения отчаяния и боли, перекочевавшие из зарытого в потаённых уголках памяти в моё настоящее, вновь напомнили о себе. И устойчивый, но такой неуловимый запах смерти, заполнивший помещение, в котором я стоял полный ужаса, пропитал мою кожу настолько глубоко, что даже спустя сутки, я всё ещё чувствовал его на своём теле.
И в это мгновение произошло озарение, на секунду осветив всю картину бытия, где среди потаённых желаний и непроходимых болот, в паутине лжи и предательства пролегал мой путь.
Остановись!
Вспомни!
Думай!
Катя Голицына была мертва уже несколько часов. Мне ли этого не знать? Её кожа остыла давно, но моё касание её руки в тот момент ни о чём меня не предупредило. Память… Ты порой манипулируешь сознанием, как марионеткой, заставляя совершать поступки, не совместимые с моралью. И я начинаю понимать – почему. Вот только кому это было нужно? Кажется, так говорили древние. Но тогда вспоминай, кого ты видел на улице за пять минут до встречи с Катей Голицыной на конспиративной квартире службы внешней разведки России в Токио? Вспоминай всё, что видел. Рост, фигуру, волосы, походку.
И сопоставь, она была это или нет.
Смерть медленно вошла в мою жизнь, как нож в масло. Впрочем, она никогда оттуда не уходила, прикрывая свои деяния философией или кармой. Моя уверенность в том, что я говорил по мобильному именно с женщиной, строилась на вязке слов, которую могла употреблять только японка. Разговор шёл на Окинавском наречии, который я знал, безусловно, хорошо. И некоторые обороты в предложениях произносились именно с учётом того, как женщина говорит с мужчиной. Если бы не синтезатор речи.
Неужели меня уже ждали, хотя слежки в аэропорту Нарита я не обнаружил. Только недавно я прилетел в Токио. И лишь один человек знал время, когда я прилечу. А может всё совсем не так, как мне кажется. Может реальность иная, чем та, которую вижу я. Может она проявится чуть позднее, надо лишь дождаться этого момента. И не упустить его. А это значит – ждать.
Современные технологии всегда стоят на страже государства. Как я не подумал об этом. Три дня. Срок слишком мал для любой контрразведки мира, чтобы вычислить агента. Значит, как я и предполагаю, течёт изнутри.
– А ты уверен? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня опять не нашлось ответа.
Пытаясь вспомнить каждую минуту моего прилёта, я снова прокручивал их в памяти. Мобильный телефон, о котором предупредил Алфёров, лежал в аэродромной ячейке. Взяв его в руки и оставив там свой, я почти мгновенно получил первую СМСку. Затем был звонок. Непродолжительный. Секунд двадцать. Я назвал пароль, стараясь говорить как можно чётче. Голос также сложно подделать, как и папиллярный узор на пальцах. По голосу можно понять психическое состояние говорящего. Голос выдаёт человека более полно, чем его личное дело. Именно поэтому был включён синтезатор речи, делающий собеседника анонимным.
Звонивший знал дату и время моего прилёта в Токио и точно рассчитал момент, когда я открою хранилище с телефоном. Настолько точно, что я услышал звонок в ту самую минуту, когда увидел его внутри бокса.
А это могло означать лишь одно.
За мной присматривали. Тот, кто звонил. Номер ячейки и первый адрес – это резервная связь, о которой мог знать только…, значит, звонил друг. И в тот момент Катя была, возможно, ещё жива. Но не факт.
Я выбежал из комнаты Екатерины, не имея плана дальнейших действий. Для его выработки требовалось время и условия. Взлетев на несколько этажей вверх, я выбрался через чердачное окно наружу. Подтянувшись на карнизе, спустя мгновение, стоял на крыше дома. В это время внизу подъезжала третья машина с полицейскими. Значит, у меня было не более пары минут. Достаточно для последующих шагов. Дома в этом пригороде стоят близко друг от друга, именно поэтому перебраться на соседнюю крышу было самым разумным решением.
Это был запасной план. Не лучший, но и не худший из тех, что прятались в моем сознании. Прыгать было опасно. Соседняя крыша была покрыта черепицей, которая могла не выдержать мой вес. Значит, перебираться следовало иначе. Я всё ещё думал, но тут мой взгляд уткнулся в линии, связывающие все дома в единую энергетическую систему.
Провода. Достаточно толстые. Выдержат ли меня? Узнаю через пару минут. Перебирая руками, через некоторое время я уже был на противоположной стороне. Мне понадобилось сделать тридцать перехватов. И я снова был в относительной безопасности. Идти в город сейчас было глупо. Хотя в центре легко затеряться. Но не сейчас, когда вокруг полиции больше, чем в Индии обезьян.
План «Б». Именно его я сейчас претворял в жизнь, срывая мозоли на ладонях от чрезмерного трения, возникающего при перемещении по толстым проводам, натянутым между домами.
Я взглянул вниз. Машин всё больше. Улица медленно наполнялась полицейскими, зеваками или просто прохожими. Когда я пригнулся на крыше соседнего дома за пожарным пазом, на крыше дома, которую только что покинул, появились полицейские в белых ремнях, опоздав на несколько секунд.
Спустившись по пожарной лестнице, которая, как и в России, крепилась снаружи строения и была вне поля зрения полицейских, я оказался на последнем этаже. Зная, куда иду, в какую квартиру, я вошёл без приглашения, на всякий случай, сжимая в кармане плаща пистолет. Хозяином её был дед лет восьмидесяти. Ещё крепкий. С внимательным взглядом. Мне не хотелось делать ему больно. Но даже если такое и случится, он не почувствует ничего.
Он сильно разнился с фотографией, которую я видел. На ней он был моложе лет на двадцать. Но я, все же, узнал его.
Я закрыл двери быстрей, чем он успел что–либо сообразить. И вот сейчас, спустя почти десять часов, я вижу это по его взгляду, он не только не попал в плен к страху, но даже пытается завязать беседу. А может все это чепуха? Но в чём я был уверен точно, так это в том, что он не намерен обратиться в полицию. Из–за Фудо. Он наша связь. Уже несколько лет. Он – часть нашей команды. Он верил, что помогает правому делу. Господи, благослови его душу.
– Аримасен, – ответил я на его очередной вопрос, в котором уловил знакомое чувство уважения. И улыбнулся, переполненный благодарностью, неожиданно захлестнувшей меня с головой. А затем произнёс длинный пароль. И увидел, как изменилось его лицо.
Москва. Почти три года назад. Алла Алфёрова
Начало осени в Москве напоминает зиму в Ташкенте. Дождь, холод, фрукты и арбузы с дынями за стеклом продовольственных магазинов, стоявших на каждом углу. Мне часто снились эти минуты, как самые лучшие в моей жизни, и порой я скрывался в тех воспоминаниях, как солдаты, попавшие под обстрел, в блиндаже.
Когда тонкие линии дождя касаются моего лица, я непроизвольно жмурюсь, выискивая в переплетении струй божественный знак. И как человек верующий, я заодно выискиваю и причины, раскрывающие сей знак перед моим взором. Я знаю, что каждый мой шаг – это дорога в ад, и лишь пройдя чистилище, я смогу сказать себе, что выдержал, что остался человеком. Это трудный путь, полный лишения и горя, ненависти и обмана. И неважно, как ты по нему пройдёшь, важно – зачем ты ступил на него.
Я любил дождь.
Ориентировка, полученная в sms по мобильному, меняла мои планы на вечер. «Женщина 25 лет. Рост 155, вес – 44. Короткая стрижка каштановых волос. Монголоидная раса. Жёлтый плащ. Короткие сапожки бежевого цвета. Принять груз. Вести до 10 часов вечера. Выяснить контакты. Адрес. Время».
Остановившись у церкви, я трижды перекрестился, поклонившись иконе, не обращая внимания на бегущих мимо людей, что–то тихо произнёс одними губами. Уже и не помню, что. Мне нравится дождь в любых его проявлениях. Подставляя тело всевышнему потоку, чувствуешь неописуемую радость бытия, словно грешник, прощённый Богом, и в эти минуты начинаешь понимать жизнь так, как это предписано свыше.
Я любил дождь.
Я – любил.
Где–то здесь мой контакт. Из тысяч людей надо найти одного человека так, чтобы он не заметил того. Это тест. Хотим мы этого или нет, но проходить его мы обязаны. Это часть нашей работы. Именно поэтому я здесь. И где–то рядом – мой «груз».
Её я увидел у ворот церкви и остановился, словно поражённый молнией. И одновременно обескураженный, от того, какой мне подал знак свыше, тот, кого я ещё недавно просил об этом. Господи, дай мне силы понять глубину твоего посыла. Капли дождя стекали по моему лицу. А я стоял поражённый, не обращая на них внимания, поглощённый волшебным видением, открывшимся перед моим взором.
Она сняла платок, выйдя из церкви, и положила его в свою сумочку из чёрной кожи, щёлкнула зонтом, на мгновение скрывшим её от меня. На вид около 25 лет, была она ростом не более полутора метров. Хрупкая, как снежинка к руке. И безумно красивая, словно цветок хризантемы из Ботанического сада.
Стопроцентное совпадение с ориентировкой.
Не обращая на меня внимания, быстро прошла мимо, обдав запахом духов, от которого голова окончательно пошла кругом. Она уходила, но так просто я не собирался её отпускать, потому что в тот самый момент был тяжело ранен Купидоном. И это, во–вторых. А во–первых, моё задание. Этот греческий засранец всегда стреляет прямо в сердце. Быстро и точно. И, как и я, никогда не промахивается. Не помню, что произошло тогда со мной. Я всю свою жизнь умел контролировать себя и свои эмоции, но не в тот раз. Словно получил обухом по голове, и все последующие мои поступки могли быть объяснены лишь тяжёлым ранением.
Стараясь быть невидимым, я пошёл следом, держась метрах в пятнадцати сзади, пока не заметил, что она собирается войти в магазин. Она порой бросала взгляд себе за спину. И мне казалось, что девушка заметила меня и даже пыталась сфотографировать на смартфон, но я вовремя ускользал из объектива, так что её старания были напрасны, а потуги глупы.
В стеклянные двери модного бутика она проскользнула спустя пару минут после того, как в очередной раз подняла свой смартфон на уровень подбородка. Это был магазин, заполненный модными, женскими штучками с первого по третий этаж. Ранее их можно было увидеть лишь на страницах глянцевых журналов. Не дешёвый, но и не дорогой, даже для молодых дам, недавно окончивших высшую школу. А то, что она была недавней студенткой, я практически не сомневался.
Единственная проблема состояла в том, что в этот магазин заходили только особы противоположного мне пола, и любая небритая морда наподобие моей могла вызвать, как минимум, недоумение охраны. Требовалось быстрое, простое и надёжное решение, чтобы не оказаться в центре внимания, как клоуну в лучах софитов на арене цирка.
– Ребята, сейчас только что вошла моя жена, Людка, такая небольшая, в жёлтом плаще, – обратился я к ещё молодому охраннику в синем костюме с эмблемой охранного предприятия. – Куда она пошла?
– Это та, что с зонтом?
– Точно, такой здоровый чёрный зонт.
– Поднялась по эскалатору на второй этаж. Там сегодня скидки. Последний день.
– Спасибо, братишка, – я заметил сквозь белую рубашку собеседника эмблему ВДВ. – Слушай, я хочу бутылку взять и отскочу на пару минут, если она выйдет, скажешь, куда пошла? А ты не в ВДВ служил?
– Служил.
– И я, в 203 бригаде спецназа ВДВ.
– А я в 103 полку. Специальная разведка, – почуяв своего, охранник был готов обнять меня, и даже приготовил губы для поцелуя. Десантники, как два рыбака видят своего даже в состоянии грогги.
– Братишка. Так поможешь с женой? – выскользнул я из его объятий, чем возможно немного разочаровал.
– Ладно. Только специально следить не буду, – обидчиво ответил он.
– И на том спасибо, – и я быстро прошёл дальше по тротуару таким образом, чтобы при желании посмотреть себе за спину, она бы меня не увидела.
Спрятавшись за киоск с газетами, я стал наблюдать за входом в магазин и спустя минут десять увидел, как она вышла. Остановилась, осмотревшись по сторонам, словно искала кого–то, затем решительно вышла на мостовую и подняла руку, ловя машину. И ещё через пару секунд перед ней остановился чёрный «мерин», в котором она исчезла практически мгновенно.
Запомнив номер машины, я тут же остановил такси и, показав водителю своё удостоверение, потребовал ехать за впередиидущей машиной. Изрядно поколесив по городу, хотя водитель и показался мне недостаточно опытным с точки зрения оперативной работы, ему удалось не потерять из виду объект моего наблюдения.
– Шпионов ловим, товарищ майор, – спросил он, скосив на меня взгляд, после того как зрительно ознакомился с моим удостоверением.
– И их тоже, – не став раскрывать всех секретов я, вслед за спутницей, вылезшей из чёрного «мерседеса», также вывалился наружу. Под дождь.
Сейчас она шла, практически не оборачиваясь, вдоль Яузы, по набережной, вызывая во мне, осязаемо смутную тревогу. Вот она свернула за угол дома, семеня ножками, и на мгновение остановилась, звоня кому–то по мобильному телефону. Затем прошла ещё несколько десятков метров, на мгновение остановившись под раскидистым деревом, кажется, дубом, сложила зонт и побежала в сторону арки, ведущей во внутренний дворик. Вот её ножки застучали в глубине арки, ведущей к сталинскому дому, у которого просматривалась детская песочница. Её светлый плащ растворился в наступающей темноте сентябрьского вечера вместе с признаками надежды, как далёкие звезды на рассвете.
Когда я вошёл арку, то уже не увидел её. И понял, что потерял. И когда я это понял, услышал сзади тихий голос:
– Руки в гору, Ромео.
Звук взводимого курка я могу различить даже на рок–концерте. И для меня не представляется сложным сойти с линии прицела, легко уйдя от выстрела, ибо я обладаю великолепной реакцией. Но не стал этого делать, медленно повернувшись на знакомый голос генерала Алфёрова – своего прямого начальника. И увидел его смеющиеся глаза. А за его спиной заметил её.
– Вот эта бандитская рожа, преследовала меня по всему городу. Я пыталась оторваться, но не смогла. Пристрели его. У, зверюга…, – её голос был ещё лучше, чем она сама.
– Товарищ генерал…, – только и мог я вымолвить.
Несколько секунд ушло на приведение в порядок мыслей как в моих, так и в её мозгах.
– Пап, ты знаешь этого бандита? – лицо её непроизвольно покраснело от сотен мыслей, закопошившихся в её головке.
Папа?
– Это, один из лучших, если не лучший специалист по решению многих вопросов, – чуть помедлив с ответом, проговорил он. – Верно говорю, товарищ майор?
– Майор? Ты его знаешь?
– Да, дочка.
Он внимательно посмотрел на меня, затем перевёл взгляд на дочь и, наверно, что–то шевельнулось в его голове.
– И ставлю вам обоим по двойке. Тебе, Алла – это он дочери, – за то, что не могла сбросить с хвоста наблюдение и притащила его к нам домой. А вам, товарищ майор, за то, что потеряли объект, допустив его появление у себя за спиной.
Затем продолжил, пряча наградной ПМ в карман.
– Пошли пить чай. Промокли, поди, под дождём.
Долгое чаепитие медленно перешло в поглощение шампанского. Оно совершенно случайно оказалось в холодильнике генерала. Затем была церемония посвящения в рыцари, ошеломляюще проведённая Аллой, под смех обоих, а спустя пару часов Дмитрий Дмитриевич предложил сфотографироваться.
– Он с детства увлекается фотографией, – по секрету сообщила его дочь.
